Почему все так?

«Краткость и недостаточность городских традиций имеет к этому прямое отношение. В городе вырабатывается не­кая норма отношения к другому, незнакомому, человеку. Для деревенского человека эта ситуация непонятна. Он обращается к незнакомому человеку, как обращаются в деревне: «эй, дядя» или «эй, дед, подвинься». И там действительно община выросла из кровнородственной общины, там естественно всех считать дядями и внуками.

С остальными обращениями еще хуже. Слово «гражданин» используют госструктуры, и ничего хорошего оно не сулит. Со словом «товарищ» все понятно. Слово «мужчина», по-моему, перешло в широкое обращение из борделя и используется за неимением другого. Ко мне иногда обращаются «молодой человек», что тоже смешно звучит. Слово «господин» просуществовало у нас до 1917 года, сейчас ему не удается вернуться, и попытки заменить его словом «сударь» не работают. Когда в самолете обращаются «дамы и господа», мы готовы считать себя господами, а вот дальше — нет. В обществе нет этого единого понятия — а мы, собственно, кто? Нет нейтрального обозначения себя, и непонятно, где его искать — в наших отношениях друг к другу, в отношении к государству, к языку, к нации, к жизни? Не решено это в обществе».

​

«Если общество более-менее договорилось, кто, в самом нейтральном виде, кому кем приходится, то с обращением нет затруднений. Иначе возникает проблема. На самом деле в любом языке и во всех культурах всегда есть выбор. Ну, например, корейцы не могут обратиться, не узнав, старше ты или младше. Это выстроенная система отношений, которая поддерживается посредством языка. В нашем случае «гражданка», «госпожа» воспринимается манерно. Нейтральное обращение родится только вместе с нашими отношениями, например гражданскими. Если мы все признаем, что мы граждане, тогда нормально будет так обратиться. А пока все мы «мужчины» и «женщины», а еще «тети», «дяди», «бабы», «мужики», «начальники», «сынки», «братаны», «сеструхи», «телки» — это наш репертуар».

«Раньше все было: «милостивый государь», «господин». Даже простые мужики до революции, когда собирались на сход, обращались друг к другу по имени-отчеству и замечательным «господа мужики». «Мужик» не было постыдным, сленгом — «ну, мужики, пойдем выпьем», а было уважительным, потому что было такое сословие.

Но все это смято и уничтожено. И теперь как обращаться? «Товарищ» — глупо, «гражданочка» — еще хуже. Слово «гражданин», которое в XIX веке звучало высоко — «А что такое гражданин? Отечества достойный сын», — теперь вызывает только улыбку. «Господин» — пытаются сейчас привить, но пока безрезультатно. В элитных до­мах сейчас вешают объявления: «уважаемые господа» или «господа жильцы» — выглядит крайне ненатурально. Я всегда обращаюсь «милостивый государь» и «сударыня» — пусть это звучит смешно, но это адекватный русский язык: так обращались до революции, так обращаются в русском зарубежье.

В русском языке все есть, чтобы называть друг друга по-человечески. В нем вообще очень тонкая система ­взаимных обращений: у нас есть обращение на «ты» и на «вы», есть обращение по имени-отчеству и по имени, по имени на «вы» и по имени на «ты», обращение по фамилии. Эта система сейчас искажена — не знаю, восстановится ли она или появится что-то новое».

«Когда появилась газета «Коммерсантъ», там всех стали называть господами. Я это воспринимал как издевательство. Сейчас мне не кажется это таким странным. Слово «господин» вполне может вернуться. Но с ним есть не столько лингвистическая сложность, сколько житейская: как это — все господа? И бомж, который спит в подъезде? Вот во Франции он тоже «господин», к нему обращаются «месье», в Японии — «сан». А в нашем сознании в слове «господин» до сих пор остается иерархия. Когда все у нас станут «господами», тогда и холопов не будет».

«До Октябрьской революции 1917 года в русском языке была обычная ситуация, как в других языках, — существовали «сударь», «сударыня» и «господа». Одним из последствий революции стала отмена этих обращений по идеологическим соображениям. В слове «господа» была очевидна идея господства, в «сударе» менее очевидна, но тоже присутствовала — от слова «государь».

Взамен были предложены и успешно введены «товарищ» и «гражданин». «Гражданин» и «гражданка» — более нейтральные, а «товарищ» — более идеологизированное, как товарищ по идее. Потом «гражданин» и «товарищ» размежевались: человек терял право называться товарищем; когда, скажем, его арестовывали, к нему обращались «гражданин». Слово «товарищ» не различает пола — что на волне революции было даже хорошо, но впоследствии стало неудобно: обращаться в транспорте к незнакомой женщине «товарищ» довольно странно. Зато обращение «товарищ» к мужчине стало привычным. Обратиться на улице «гражданин» — хуже, чем «товарищ», потому что звучит почти как «гражданин, пройдемте». То есть эти обращения оставались в языке неполноценными, и это все чувствовали, особенно в позднесоветское время.

В просторечье употреблялись «мужчина» и «женщина», но для интеллигентного человека это звучит ужасно. Еще были «молодой человек» и «девушка» — они остаются до сих пор, но также имеют определенные недостатки, потому как обращение к пенсионерке «девушка» выглядит как минимум странно.

Таким образом, в языке образовалась лакуна, и мы все испытываем дискомфорт, когда вместо нормального обращения должны говорить «извините» или как-то иначе привлекать к себе внимание.

Вообще система обращений меняется сама собой, но долго. А резко она меняется, только когда происходит какой-то катаклизм, как революция 1917 года. Поэтому возможность резко изменить советскую систему обращений в России была после перестройки. Но над попытками вернуть старые «сударь» и «сударыня» тогда многие смеялись, мол, ничего не привьется  — а зря, лучше бы объяснили, что это, вообще-то, очень важная вещь.

Теперь, видимо, нужно ждать следующей революции, потому что без нее резко ввести новую систему обращений не получится».

«Это последствия советской власти. «Гражданин-гражданка» плохо звучит; обращение «товарищ» ушло; «господин-госпожа не вернулось. Я думаю, это временное явление, и в русском языке это нормализуется. Зависит от того, что будет дальше происходить в обществе».

​

«Раньше мы сказали бы «сударь» или «сударыня» или «милостивый государь», «государыня». Эти обращения были отменены после революции, и мы остались ни с чем. Было введено слово «товарищ», которое приобрело функции партийного обращения. Изначально оно было не только партийным — так, к примеру, называют друг друга белые казаки в «Тихом Доне» Шолохова.  Если же вы попадали в милицию, милиционер говорил вам не «товарищ», а «гражданин». Слово «гражданин», напротив, приобрело значение сугубо официальное, дистанцированное.

Кто этим должен заниматься в новейшее время? Это разве что можно ввести искуственно — например, обращаясь полицейскому, говорить ему «господин полицейский», что смешно. А как искусственно ввести обращение в трамвае? Это должно само собой как- то появиться, а пока — «мужчина-женщина». В русском языке вообще большие проблемы с обращением, и это уже не связано с революцией. Существуют те же отчества, от которых дамы пытаются сейчас отделаться. И чтобы обратиться, предположим, к чиновнику, хорошо бы знать его отчество, а для этого надо узнать заранее, как его зовут. Правда, [в советское время] по отчеству обращались не ко всем — были социальные ограничения. До революции же сложность обращения была связана с этикетом, а этикет — вещь неудобная (неудобство придает этикету особую ценность). Вот и ответ на вопрос».

«В Советском Cоюзе нужно было всех уравнять и лишить социальных признаков, оставались только гендерные — мужчина, женщина. Дядя, мать, отец — это попытка природниться и расположить к себе. Обращаются, когда что-то нужно. Вот как Сталин в начале Великой Отечественной — братья и сестры! «Гражданин» и «товарищ» — это информация скорее про того, кто так обращается, а не про того, к кому. «Гражданин» — это от мента обращение, а «товарищ» — от партийного. После перестройки еще больше опрощение пошло — даже товарищи исчезают».