Почему Путин заговорил языком патриарха?

Когда-то, подыскивая Владимиру Путину место работы после второго срока, сетевые острословы предлагали ему стать патриархом и даже пририсовывали окладистую бороду на разного рода фотожабах. Шутки шутками, но прошло пять лет — и вот уже Путин снова президент и говорит с патриархом Кириллом на одном языке. Буквально.

«Церковь — это духовная скрепа, это линия самоидентификации нашей нации». Это патриарх, 28 июня сего года, после литургии в Успенском соборе Кремля.

«Сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп». Это уже президент, зачитывающий послание Федеральному собранию 12 декабря.

И снова патриарх, в Воронеже прошлой осенью: «Перевод образования исключительно в сферу предоставления рыночных услуг является, на мой взгляд, большой ошибкой».

А теперь президент: «Эти сферы (образование, культура, молодежная политика. — БГ) — это не набор услуг, а прежде всего пространство для формирования нравственного, гармоничного человека, ответственного гражданина России».

Для современной российской политической культуры Кирилл — митрополит, а затем и патриарх — важнейшая фигура. Он, его аппарат, приближенные публицисты за несколько лет вывели и обкатали язык, на котором положено изъясняться патриотичному, консервативному, «народному» и в то же время современному политику. Своеобразный сплав православия, советской казенщины, напускного интеллектуализма, а подчас и псевдоинтеллектуальных штампов. Переставленные местами базис и надстройка в публичных выступлениях Кирилла (когда материальное становится надстройкой, а духовное — базисом) — это уже классика жанра.

Владимир Путин оказался благодарным потребителем этой новой «кириллицы». Уже прозвучали «скрепы», значит, не за горами «национальный культурный код», «общая матрица», все те же базис и надстройка. Другое дело, что Путин не проходит по заданному пути до конца. Он обещает в послании поддержать «институты, которые являются носителями традиционных ценностей», но при этом не упоминает непосредственно РПЦ и не говорит, о какой именно поддержке идет речь, зато тут же делает акцент на светскости государства, на неприемлемости тоталитарных практик, на отказе от запретов и ограничений.

Для церкви это, в общем, проблема. В РПЦ хотели бы, чтобы Путин перестал ерзать на двух стульях одновременно и определился. У Путина же несколько иные представления об эффективной политике. РПЦ для него одна из групп влияния. Ее лояльность власти крепка и надежна в отсутствие сильных политических альтернатив. Путин эти альтернативы всячески стремится ослабить, контролируя повестку дня («свои против чужих», «Россия против Запада», «дела против слов», «стабильность против хаоса»). Однозначное отождествление с церковным лобби создаст новую, антиклерикальную повестку дня. И уже ее Путин контролировать не сможет.

Конечно, публичные заявления президента о необходимости воспитания нового, лучшего, нравственного, милосердного человека вызывают усмешку. Если Путину близки ценности самоорганизации (взаимопомощь, инициативность, участие в общественных делах, гражданское неравнодушие), никто не мешает ему без громких деклараций сократить сферу государственной ответственности и расширить сферу частной. Он этого не делает.

Вместе с тем важно понимать, что все путинские сетования и «духовные скрепы» пока остаются ритуальными фразами, а не декларируемыми намерениями. Это ритуал поддержания лояльности, не более того. Мы наблюдаем за ним не первый год.