Почему москвичи не протестуют против капремонта

Взносы на капитальный ремонт стали темой этого месяца. Москвичи получили платежки за кварплату и увидели, что теперь им придется платить намного больше. В сети появились инструкции о том, как отказаться от платежей. Одну из них распространяет муниципальный депутат столичного района Лефортово Александра Андреева. Она опубликована в ее блоге в ЖЖ. Андреева призывает не оплачивать взносы за капремонт и выходить на митинги за отмену этих взносов.

В департаменте капремонта предупреждают, что платить за него вам все равно придется. Тем же, кто не будет выплачивать нужные суммы, они грозят штрафами и пени, а злостным неплательщикам могут даже ограничить выезд за границу, пишет «КоммерсантЪ».

Массовых протестов против капремонта пока не наблюдается. Сегодня небольшой митинг прошел в Кирове. Небольшие акции протеста были и в Москве. Проведению одной из них помешали люди в костюмах витязей. Но в целом широкого внимания подобные мероприятия не привлекли.

В принципе это достаточно типичная картина для Москвы. Проблемы при межевании территории, рост коммунальных платежей и другие острые вопросы в большинстве случаев не приводят к массовым протестам. Москвичи не особенно активно защищают свой двор от несправедливого межевания, а протесты против строительства храмов в парках заканчиваются их постройкой.

Мы решили спросить у социологов и психологов о том, в чем причина низкой социальной активности москвичей и почему протесты против несправедливости капремонта, скорее всего, ограничатся социальными сетями.

«Вопрос о социальной активности граждан достаточно сложный, поскольку он касается разных уровней человеческой личности.

Начнем с самого простого. До сих пор в тюрьмах сидят люди, которые участвовали в митинге на Болотной площади. Эти люди решили проявить свою социальную активность, полагая, что к их мнению прислушаются, в результате оказались за решеткой. Такой жесткий, порой жестокий ответ, отпор со стороны власти, естественно, резко снижает уровень социальной активности других людей.

Более того, люди видят, что любые попытки проявить социальную активность, связанную с критикой системы, не воспринимаются властью. Такая «глухота» в отношении неугодной гражданской позиции в свою очередь порождает пассивность.

И, конечно, мы имеем ренессанс застоя — с одной стороны поиск «внешних» врагов, массированная пропаганда, мнение большинства, с другой стороны — тихий протест на «кухнях», снижение социальной позиции, возврат к старым формам протеста — внутренним, но не внешним. Такой уход в себя, безусловно, бьет по чувству собственного достоинства, самоуважению, ощущению ценности своей жизни в рамках системы.

Эта тенденция не нова, в той или иной форме такие регрессы случались на протяжении всей истории человечества. Однако и последствия таких спадов никогда не приводили к конструктивным изменениям в обществе.

Так что факт снижения социальной активности — вовсе не свидетельство единства общества, а скорее повод к беспокойству, поскольку в данном случае работает механизм вытестения, как сказали бы психологи, то есть вопросы, поставленные жизнью, не получают сознательного ответа, а уходят в подсознание и могут в дальнейшем выйти наружу самым непредсказуемым образом».

«Во-первых, власть не может быть заинтересована в каких-либо проявлениях социальной активности, она стремится упредить ее и нейтрализовать.

Большое количество протестных акций по самым различным поводам — свидетельство наличия проблем. Ответственность за проблемы лежит на региональной власти, на губернаторах. Безусловно, они не могут быть заинтересованы в «протестном» брендировании своих регионов, потому как для Кремля это свидетельство не слишком высокой эффективности региональной власти.

Отсюда — стремление региональной власти максимально затруднить общественную активность снизу, в том числе и в протестном контексте. Массовые мероприятия на стороне власти — пожалуйста! Но только не протестные акции, таящие в себе серьезный раздражитель для местных элит.

Оппозиционные лидеры, харизматические одиночки все чаще искушаются выгодными предложениями со стороны власти. Тем самым, создается сбой в функционировании протестной системы.

С другой стороны, мы сегодня сталкиваемся с сильно атомизированным обществом. У россиян отсутствует протестная культура, позволяющая эффективно разрешать накопленные противоречия в рамках неформальной политики. Степень доверия к неформальным институтам, в рамках которых может происходить диалог с властью, не является высокой. Но и официальные институты не решают проблемы. Люди понимают, что диалог с властью в судебных инстанциях практически бесперспективен. Власть всегда будет права, потому как именно она пишет законы и формулирует смыслы».

«Здесь сказывается множество причин. Во-первых, особенности контекста: сердце москвича сейчас на даче и в планировании поездок, ему не до городских проблем. Как пишет Евгений Гришковец: «Отдых — дело серьезное. Лето надо как-то провести».

Во-вторых, играют роль внешние опасности. Власти через «Болотное дело» ясно продемонстрировали: митинги — не только азартное, но и реально опасное дело. Ты можешь совершенно случайно оказаться в неудачной части толпы и лишиться свободы и здоровья на очень существенное время.

В-третьих, нет достаточной мотивации. Москвичи за долгие годы приучены к постепенному повышению тарифов на ЖКХ и на транспорт. Пару лет счет был около
2 500, а сейчас, допустим, 3 500. Ну, где 3 500, там и 4 500 не за горами. Так что никакого шока, ощущения, что произошло что-то из ряда вон выходящее, сегодня нет.

Происходит постепенный выход горожан из младенческой в подростковую позицию в отношениях с властью. В Советском Союзе и последующие несколько десятилетий государство представлялось нам либо хорошо, либо скверно исполняющей свою работу матерью малыша. Ею можно было управлять либо с помощью попыток разжалобить, либо «пойдя в разнос», устроить истерику и этим напугав.

Сейчас отношения между государством и обществом больше похожи на отношения мирящихся с существованием друг друга родителя и подростка. Государство-родитель терпит, что от «населения» пахнет куревом и ему нужно периодически покупать одежду и отправлять в оздоровительный лагерь, но довольствуется тем, что «дети» не лезут в серьезные, взрослые дела. Население, как подросток, без особого восторга, но постепенно свыкается с мыслью, что на суп в холодильнике он может рассчитывать, но на дорогой гаджет придется заработать самому. Думаю, что люди, имеющие опыт существенных трат на коммунальные услуги на даче, в глубине души понимают, что и ремонт многоквартирных домов тоже — дело самих жильцов. Энергия недовольства, вероятно, будет со временем конструктивно канализирована в скрупулезный, параноидальный контроль над управляющими компаниями. Так происходит в садовых товариществах, скидывающихся, к примеру, на асфальтовую дорогу — попробуй им недоклади асфальта!»