Платформа
Я живу на платформе «Отдых» – этим все сказано. Находятся, правда, люди, которые называют ее станцией, но о них нечего и вспоминать. И впрямь, что такое станция? В самом слове слышится нечто непостоянное, преходящее. А вот отдых – действительно платформа. Причем даже не идейная – бытийная, если можно так выразиться. Доказать мою правоту легко, нужно всего лишь, сойдя с электрички, перейти на другую сторону. Там вы увидите рельсы узкоколейки, памятник Ленину и синий домишко с надписью по фронтону «Юность». Вот это действительно станция – и не важно, что детской железной дороги, а не настоящей, взрослой. Важно, что «Юность», была – и нету. А отдых – тот в любом случае никуда не денется, ибо сказано пророками: мы отдохнем.
Кстати, домишко ко всему прочему еще и новодел. Настоящая «Юность» сгорела на прошлую Масленицу. Вечный старик Ульянов с тех пор даже приосанился: кепку, конечно, оставил при себе, но зато пальто решил носить, как альмавиву, – щегольски перекинув полу через плечо. Немудрено: Владимир Ильич прошел через страшное унижение. В ночь, когда случился пожар, дул сильный ветер. Подхваченный с земли его порывом, к ленинской плеши прилип полиэтиленовый лоскут, оплавился, обильно потек по усам. Только к Вербному с вождя соскребли послед, разобрали головни и принялись отстраивать станцию заново. Слава богу, отстроили, в очередной раз подтвердив, что такое настоящая платформа.
Вообще, мой «Отдых» – зона заповедная. Идти отсюда некуда и незачем. Если взять в сторону дачного Кратова, потянутся кирпичные гаражи, украшенные надписями вроде «Timofeich forever» и обрывками афиш (группа «Планка» с хитом «На одной ноге стою»), потом мрачный сосновый бор, потом отыщется даже озеро – к нему, собственно, и ведет узкоколейка. Там, конечно, тоже много чего есть, но нет главного – отдыха. Не зря все это хозяйство называется «охраняемой долиной рек Хрипань и Куниловка». Гоголевское, прямо скажем, название, забубенное...
С другой стороны – город вовсе безымянный. Одно время по подъездам раскидывали газету бесплатных объявлений «Авиаград», но поскольку первая и последняя буквы в ней были выделены черным и увеличены (вроде как с прицелом на силуэт истребителя), а средняя часть, собственно, и прочитывалась как название, то издание закрыли. В остальном город опознается лишь по привязке к платформе. Признаться, я долго не понимал, что таблички «ОТДЫХ ГРОМОВА», «ОТДЫХ ЛАЦКОВА» и «ОТДЫХ МЯСИЩЕВА» на лобовиках «газелей» означают всего лишь исходную и конечную точки маршрутов, искренне веря в существование трех этих сказочных богатырей. Выяснилось, однако, что Громов, Лацков и даже славный Мясищев давно мертвы, а их именами названы заставленная торговыми палатками площадь и две неказистые улицы.
Так что на самом деле есть только один «Отдых» – мой. И чту я его свято. Один-единственный раз согрешил – проспал. Как вы думаете, на какой платформе я очнулся? Все правильно: на «Фабричной». С тех пор стараюсь быть начеку. Внимательно слушаю даже, как объявляют остановки. Мерзкий такой астматический бабий голос. А другой, мужской (но тоже с присвистом и задыханиями), в чем только не пытается меня уверить: например, что «Поварешка» – отличные макароны и что на станции Красково шьют великолепные мужские костюмы. А как-то под Рождество некий третий диктор шершавым голосом питона Каа вдруг протянул: «Ве-е-есна-а-а!..» И добавил после немыслимой паузы: «Время любви и покупки автомобиля». А эти чертовы коробейники? А певцы? Помню, один все ходил по вагонам с динамиком в железном ранце (и надписью «Nofelet») и пел, гад, вальяжно так, едва поплевывая в скобочку под губой. Теперь он совсем барином смотрит: ранец носить нанял какого-то сморчка с фюреровскими усишками, фальшивит безбожно, но при этом меньше трех вещей не поет.
И все-таки сказано: мы отдохнем. Мясищев с Лацковым – те, наверное, и небо в алмазах узрели. Но для нас, кого еще носят ноги, остается единственное утешение – то дивное чувство покоя, когда всякой фальши приходит конец и в прокуренном тамбуре откуда-то с высоты доносится вдруг неожиданно чистый и ясный голос:
– Отдых.
