Атлас
Войти  

Также по теме

Пища божков

Мини-помидоры, мини-огурцы и прочие карлики

  • 1925


Иллюстрация: Jacek Opaluch

Этот мелкий съедобный предмет пережил в последние годы стремительный карьерный взлет. Еще недавно он был экзотической, дорогой декоративной штучкой, а теперь вошел в повседневный ассортимент магазинов для широких, не слишком имущих масс. Он везде. Он даже пробрался в греческий салат. Его ловко всаживают туда, как бильярдный шар в лузу, и он подпрыгивает там целиком, не смешиваясь ни с чем вокруг вопреки самой идее салата. Скоро не могучее, заскорузлое узбекское «бычье сердце», а эти аккуратные интернациональные шарики, эта томатная смородина будут возникать в нашем сознании при произнесении слова «помидор». Это уже не синьор Помидор, а какой-то бамбино Помидор, но человечество переживает этап гастропедофилии и хочет есть только детей. На самом деле мини-помидоры — это не дети, а карлики или, если угодно, Питеры Пэны, которые не вырастут никогда.

Многие модные сегодня овощи и фрукты предназначены, кажется, для людей невзрослых. Кумкваты, они же мини-мандарины, беби-ананасы, пальчиковая морковь и мальчиковая кукуруза. Бананы-недоростки, над которыми русские туристы хихикали в первые свои поездки на Кипр, а теперь готовы отдать за них взрослого размера деньги. На подходе пока мало известные у нас, но популярные в Европе тайские баклажаны, едва видные невооруженным глазом.

Отчего же эта любовь к пищевой миниатюре? Мы, конечно, изо всех сил пытаемся делать вид, что едим меньше. Дело тут не только в диетах, а в том, что откровенно и жадно потреблять, покупать, приобретать уже не так-то и модно. Или даже несколько стыдно. Мы сыты потреблением по горло в прямом и переносном смысле. Сколько ни покупай, это не дает желанного престижа, поскольку шлюзы потребительских возможностей открыты уже полностью и для всех. Мы поняли, что это завело нас в тупик, и пытаемся найти альтернативы.

По части еды это означает, что такие предметы, как гусь, торт и ананас (размером с пальму), больше не в моде. Они были долго популярны после войны, когда человечество училось потреблять без чувства вины. Сейчас крупное непрестижно, а маленькое статусно. Общепит подносит нам различные тапас, канапе, буше, птифуры, профитроли и прочие яства размером с почтовую марку, одиноко зябнущие посреди огромных тарелок.

Едя их, мы делаем вид, что и не едим вовсе. Мини-помидоры можно заглатывать, практически не раскрывая при этом рта. Это как бы уже вообще не еда, а коллекционная миниатюра. Ребенок, уминая все конфеты из коробки, утоляет не голод, а драйв собирателя. Так и мы теперь вместо непрестижного процесса еды предаемся более модному делу, а именно творческой деятельности: не едим, а балуемся. Когда нам приносят на закуску конструктор из мини-помидоров и мини-шариков моцареллы, весело катающихся по тарелке, становится ясно, что еда окончательно стала игрушкой.

Игрушечная еда — следующий этап после еды порционной. Все в нашем мире теперь как йогурты — маленькое и на одного, и это порой рождает культурный шок. Недавно в одной из бывших республик бывшей Средней, но все же, безусловно, Азии, я разговорилась с молодым человеком. Он рассказал мне, что его больше всего злит в Европе. Даже, он настаивал на этом, оскорбляет. Это были разрезанные на куски арбузы в супермаркете, упакованные в пленку. Мини-арбузы «Эгоист», на его счастье, пока не научились выращивать.

Он чуть не плакал, рассказывая, как это для него с детства было важно — присутствовать при разрезании арбуза. Должно быть, это делал отец, глава семьи. А теперь, когда мой собеседник возмужал и готов взяться за нож сам, ему всучают его кусок — и до свидания. Потребление было символическим жестом единения, а стало сугубо личным делом, непристойным, вроде посещения туалета.

Принудительное деление общего котла на отдельные, фигурально выражаясь, сырки, которое определяет всю нашу повседневность, должно, по идее, человека воспитывать, заставлять взрослеть. От ритуального преломления хлебов в коллективе он переходит к самостоятельности. От подчинения отцам и братьям — к личной (и в том числе финансовой) ответственности за то, что заказывает и ест. От мира семьи — к миру товарно-денежного обмена.

Но теперь модна не просто еда для одного, но для одного очень маленького, и это многое меняет. Вся эта взрослая ответственность, влекущая за собой одинокое поедание кусков арбуза, нас не порадовала. Мы пугаемся быть одни и создаем новые коллективные ритуалы, только это не ритуалы семьи, а ритуалы дружбы. Мы пытаемся сопротивляться порционному отчуждению. Мини-фрукты и овощи предназначены не столько для того, чтобы есть их в одиночестве, но для того, чтобы — снова — делиться, все приносить в общий котел, как конфеты в детском саду. Все эти мини-бананчики мы постоянно подсовываем друг другу.

Вообще, мода на тапас и мини-еду, которую берут с общего блюда, безусловно, связана с ностальгией западного мира по некоей выдуманной коллективистской, рабочей, республиканской (а потом тоталитарной — чего там разбираться) Испании. Сегодняшние ресторанные тапас-ужины и помидорчики на палочках тоже напоминают мне социалистические пикники Незнайки и его друзей. Тем более что гигантские торшеры а-ля Филипп Старк делают всех посетителей ресторанов форменными гномиками.

 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter