«Оценки у нас не ставят»

Спасти человечество

До того как прийти в центр, я работала специалистом по проектам в Государственном литературном музее. Организовывала лекции, встречи, фестивали и другие культурные мероприятия. Работа в музее мне нравилась, там мне было очень комфортно. Переход в центр произошел по воле случая, но был следствием тоски по какой-то осмысленности. Не про всякое мероприятие, которое организовывала, я до конца понимала, зачем они нужны, и на смысл жизни это занятие не тянуло.

Случай выглядел так: я решила сменить научного руководителя в РГГУ. Я пришла в РГГУ и в коридоре столкнулась с Ольгой Михайловной Роземблюм (бывший руководитель центра. — БГ). Я спросила, нельзя ли мне писать у нее диплом, она спросила, не хочу ли я стать директором центра. Так все и закрутилось.

О работе центра знала не так уж много. Как выяснилось, я совсем не представляла, как он работает, откуда берется финансирование, у меня не было никаких навыков руководителя. Я все себе представляла по-другому. Знала, что люблю детей, и у меня получается с ними общаться; я надеялась, что этого хватит.

На первое собрание совета центра, год назад, я пришла страшно напуганная. Там все были старше меня, и им представили нового директора — я, такая девочка с цветочком, мне тогда было 23 года, еще не окончила университет. Меня спросили, зачем я пришла в центр, я сказала: чтобы спасать мир.

Мне очень понравился ответ на тот же вопрос одного из наших волонтеров-ветеранов, Миши Лашкевича. Когда была первая чеченская война, у него, по его словам, было ощущение вины и беспомощности. Его именем что-то делается, а он ничем не может помешать. И потом он пришел в центр и стал волонтером. Не знаешь, как остановить войну, но можешь кому-то помочь. Отчасти у меня такая же ситуация. Мне много что не нравится, и я хотела что-то менять. И вот нашла свой кусок огорода, чтобы вспахивать.

Позже выяснилось, что моя работа имеет мало отношения собственно к детям. Поначалу я занималась одними отчетами и документами, ночевала в центре через день, а толку было мало. Помню, делала отчет, начала в октябре 2014-го, закончила в марте следующего года. Потом в наших документах посмотрела, что в прошлый раз этот же отчет за 2013 год сдали в мае. Я еще рекорд поставила! Так смогли прожить год.

«Иду и делаю»

Моя основная проблема как директора в том, что я привыкла работать по схеме «иду и делаю». Могу не спать ночь или две, но сделать в срок. А в центре можно хоть неделю не спать — все равно не справишься. Или ты помрешь, или научишься делегировать свои полномочия. Мне казалось странным подойти к человеку и сказать: «Давай ты будешь делать это» — с чего вдруг? Это совсем не сильная моя сторона. Сейчас стало получше, пришлось научиться.

В этом мне очень помог один из наших волонтеров, Денис. Нужно было организовывать групповые занятия для детей, в этом была большая потребность. У меня не было сил, и я решила отложить это на следующий учебный год. А Денис пришел, навис надо мной и стал делать это со мной вместе, сам взял на себя часть ответственности. Так появилась программа «Школа на коленке», а я впервые поняла, что так можно — делить ответственность с другими.

Как перестать говорить «нет»

Мне не кажется, что наши дети какие-то особенно тяжелые. Они даже более мотивированные, не избалованные вниманием и поэтому на любое проявление доброжелательного персонального отношения сразу очень отзываются. Но у них, конечно, сложные истории, и каждая из них требует своего подхода.

У нас есть девочка из Узбекистана, которую мы прозвали Девочка Нет. У нее заикание, она страшно этого стесняется. Я провела с ней несколько занятий, и когда она спокойна и уверенна, то она не заикается вовсе. Но ей 12 лет, а когда она к нам пришла, она считала в пределах десяти и то с трудом. Она училась на родине, но там ей, видимо, толком ничего не преподавали. А главная проблема, что на любом групповом занятии она совершенно замыкалась и на все вопросы, просьбы или предложения отвечала «нет». Я сперва думала, что ей у нас плохо. Но когда родители приходили ее забирать, она так же решительно отвечала «нет». Постепенно она стала вылезать из «ракушки». Играть с детьми на переменах, принимать участие в общих играх и занятиях, например читать вслух. Важно, что остальные дети терпеливо ждут, когда она пытается прочесть предложение, не дразнят. Ей не просто дается чтение из-за заикания. Теперь у нее в арсенале не только «нет», но и «да» периодически.

О чем спрашивают дети

У нас был один мальчик из Таджикистана. Хотел быть актером, прекрасно говорил по-русски, много читал. Все с ним было в порядке. Он рассказывал, что, когда только приехал в Россию, он еще плохо говорил по-русски. В первый день в школу его привел отец и на прощание поцеловал сына в губы, у них это нормально, это принято. К нему подошла девочка и спросила: «Ты гей?» Мальчик не понял вопроса, но на всякий случай согласился. После этого началась травля. Одноклассники знали, что он просто не понимает их, и издевались. Все, что тогда происходило, было большим потрясением для него, он очень взволнованно об этом говорил.

Он стал мне звонить и говорить какие-то странные бессвязные тексты, я не обратила внимания, списала на подростковую кашу в голове. Позже у него случился острый психоз, и его отправили в психиатрическую больницу. Я к нему ездила туда, это все было очень страшно. Я не могу утверждать, что это все с ним случилось из-за травли, но думаю, что это было сильным ударом. Дома он был первый парень на деревне, всеобщий любимец, для него ужасно тяжело было стать изгоем, вот так без причины, когда он ничего не сделал.

Другая история произошла совсем недавно. Одна из наших девочек спрашивает волонтера, что такое «алькада». Может быть, «Аль-Каида» (запрещенная на территории России террористическая организация. — БГ), поправляют девочку. Оказалось, что так ее маму называют во дворе.

Была история, когда мы с детьми ездили в Переделкино в дом Пастернака. В какой-то момент две девочки из Таджикистана и Сирии поссорились, и одна из них назвала другую «чуркой». Позвали меня разбираться. Выяснилось, что сирийская девочка не понимала значения этого слова, для нее это просто ругательство вообще, как «дура». Ее часто обзывали так на улице, и она воспользовалась этим словом, когда хотела выразить недовольство. Она понятия не имела, что это про национальность.

«Я могу вам сделать плохо»

С нашими детьми иногда начинает бороться государство как с террористической угрозой. Например, пришли в нашу самодельную школу в Ногинске, где учились дети сирийских беженцев, и устроили там обыск (в августе эту школу разогнали, после того как туда пришли сотрудники местного УФМС с проверкой. — БГ). Долго и упорно перебирали наши тетрадки, буквари, поделки, три часа допрашивали хозяйку, которая сдавала помещение. Это так они искали террористов.

В другой раз наш волонтер провожал детей с занятий. Одному ребенку 15 лет, другому 10. В метро их остановил полицейский, потребовал документы. У детей не было никаких паспортов, разумеется. Наш волонтер позвонила мне и передала трубку полицейскому. Я испуганно просила его отпустить детей. Он ответил, что есть разные варианты: «Я могу их сейчас забрать в участок, оформлю протокол, потом вызову родителей, проверю у них легальный статус пребывания, возьму письменное объяснение и отпущу. Могу просто взять и отпустить прямо сейчас. Как мы поступим?» Я попросила второй сценарий, и он отпустил. Я даже спасибо сказала. Но с каким удовольствием человек рассказывал, как он может нам сделать плохо, но вот смотрите-ка, по душевной доброте не делает. Салтыков-Щедрин какой-то.

О волонтерах

В основном к нам приходят студенты, хотя бывают и профессора университетов, и старшеклассники. Самая младшая у нас Настя, школьница. Есть профессор математики Ян Маршал, много молодых педагогов. Есть бывший мидовский работник. Ему, как он рассказывает, надоело смотреть на распил бюджета, и он сбежал с этой работы.

Результаты нашей работы довольно сложно выразить в цифрах. Когда ребенку стало хорошо, он начал разговаривать, пропал его воображаемый друг, появились знакомые. Как это можно измерить? Сложно посчитать интеграцию детей в общество. Могу про каждого ребенка рассказать, но у каждого из них будет разный результат. Такая-то девочка заговорила, такой-то мальчик пошел в школу, такой-то завел друзей, и так далее. Поэтому в своих отчетах я пишу бессмысленную вещь: мы провели 1500 человеко-часов занятий. В обычной школе проблема в том, что там задача поставить оценки, отчитаться — первоочередная. Затем — академическая, и уже на третьем месте — задача развития ребенка, это полностью оставлено на добрую волю учителя. Мы можем себе позволить действовать в другом порядке. В первую очередь мы обращаем внимание на развитие, потом на академическую успеваемость. А оценки у нас не ставят.

Реформа центра и «Такие же дети»

Центр постепенно меняется. В последние годы, когда «Гражданское содействие» и центр стали жить в разных помещениях (комитет занимал нынешнее помещение на Новослободской, где сейчас находится центр. — БГ), стало больше автономности и возможностей. Появилось много новых проектов, в планах их еще больше, появилась потребность ввести какую-то более твердую систему в нашу работу. И стало понятно, что для ряда вещей проще быть отдельным юридическим лицом. Поэтому решили, сохраняя и старую структуру, открыть новый проект внутри фонда «Мозаика счастья». В сотрудничестве с комитетом, конечно, мы без него никуда — все очень пересекается, и люди и задачи. Центр — плоть от плоти комитета, чувствую некоторую вину за ослабление этой связи, но я первый директор «с улицы», который до этого не был связан с комитетом, это сказалось. Я надеюсь, мы придумаем, как эту связь укрепить. А юридические дела — как мы зарегистрированы, вместе или отдельно, тут роли не играет. Это все не про жизнь, а про бумажки и взаимоотношения с государством главным образом.

В последнее время мы все время обсуждаем, что будет дальше, как будет выглядеть этот новый проект «Такие же дети». Есть идея открыть интеграционный детский сад, хочется придумать какое-то решение проблемы, что мы интегрируем мигрантов с мигрантами — что у нас мало возможностей интегрировать наших детей в московскую среду. Есть идея для этого создать консультационную службу по дополнительному образованию. Мы будем договариваться о бесплатных или льготных местах в разных студиях и кружках и направлять туда наших детей. Проектов много, дел много, главное, чтобы сил на все хватило.