Открытый финал

Саша Бородулина сразу после освобождения. Снимок сделан Владимиром Кумариным на мобильный телефон

Звонок. 16-й день с момента похищения

31 мая в выставочном комплексе «Ленэкспо» открывался форум журналистов Северо-Запада России «Сезам». Директор Агентства журналистских расследований (АЖУР) Андрей Константинов, рассеянно глядя на сцену, думал о чем-то своем и даже не обратил внимания на противную трель мобильного телефона, зазвучавшую где-то совсем рядом. Константинов обернулся и поймал на себе недовольный взгляд сидевшего позади полпреда президента в Северо-Западном округе Ильи Клебанова, который тоже явно искал источник неприятного звука и, судя по всему, начинал подозревать, что звук исходит именно от Константинова. «Андрюш, ну возьми же трубку», — вдруг попросила декан журфака СПбГУ Марина Шишкина, сидевшая рядом с Константиновым, и он сразу вспомнил, что как раз сегодня, собираясь на форум, захватил с собой мобильный, которым обычно пользовался дежурный по агентству. Константинов попросил секретаршу называть этот номер каждому, кто позвонит и спросит директора. Накануне агентство выпустило заявление, в котором говорилось, что оно готово выплатить 100 тысяч долларов любому, кто сообщит какие-либо сведения о Саше и Диме Бородулиных. Объявление было адресовано свидетелям — любым. Может быть, кто-нибудь видел, как детей сажают в машину; может быть, кто-то слышал детский голос из-за дверей давно пустовавшей квартиры. На отклик самих похитителей Константинов не рассчитывал, ста тысячами этих людей не соблазнишь. Он знал, что уже на следующий день после похищения неизвестные позвонили родителям и потребовали выплатить им 10 миллионов евро.

Услышав в телефоне вкрадчивое «Андрей, я по поводу детей», Константинов посмотрел на сцену (там кому-то вручали очередную грамоту), потом еще раз оглянулся на Илью Клебанова (тот снова нахмурился) и, стараясь говорить как можно тише, зачем-то попросил:

— Перезвоните мне через полчаса, я сейчас занят.

— Перезвонить не могу, — ответил незнакомец и добавил: — Дети у нас. Мы хотим миллион. Если вы обратитесь в милицию, детей больше никто не увидит. Мы готовы предоставить доказательства, что дети живы.

Пообещав позвонить завтра в три часа пополудни, незнакомец положил трубку.

Андрей Константинов. Фотографии: Алексей Тихонов

Наследство. День похищения и следующий день

Все началось 15 мая после десяти часов вечера. По вторникам 11-летняя Саша и 6-летний Дима ездили на занятия в спортивную школу на Петроградской стороне. В тот день Павел Бородулин, как обычно, заехал за детьми, привез их к дому, припарковал машину во дворе, и они втроем — отец и двое детей — направились к своему парадному. Когда шли через арку, Павла кто-то окликнул.

Что было дальше — не помнит, ему проломили голову. Кто-то видел, как детей затолкали в темно-синюю вазовскую «девятку». План «Перехват», как чаще всего и бывает, никаких результатов не дал. На следующий день в 8 вечера Бородулиным позвонили. Неизвестный предложил «начать собирать 10 миллионов евро» и, посоветовав не обращаться в милицию и к журналистам, положил трубку. Больше он не звонил.

О семье Бородулиных в городе известно мало. Павел Бородулин женился на Жанне двадцать лет назад, в 1987 году (тогда же у них родился первый ребенок — сын; в 1994 году он погиб в результате несчастного случая — утонул, купаясь в море). Познакомились молодые люди еще студентами, оба учились на оркестровом факультете Ленинградской консерватории по классу виолончели. Время — конец восьмидесятых и начало девяностых — не располагало к занятиям творчеством, большинство музыкантов влачило нищенское существование. В этот момент на помощь дочери и зятю пришел отец Жанны — Василий Овчинников.

Овчинников приехал с семьей в Ленинград в начале семидесятых из Беслана (именно поэтому в городе сначала ходили слухи, что похищенных детей прячут где-то в Осетии), после работал в Тюменской области, строил газопроводы. Жена и маленькая Жанна тем временем оставались в Питере. В начале восьмидесятых он вернулся в Ленинград, устроился на Октябрьскую железную дорогу, потом создал кооператив по ремонту подвижного состава, стал неплохо зарабатывать. Пионеру капитализма нужен был надежный помощник, и он предложил эту роль молодому зятю. Формально Павел числился у тестя бухгалтером, на самом деле — представителем Овчинникова в его разрастающемся бизнесе. К концу девяностых Василию Овчинникову принадлежало несколько строительных компаний, а также станция технического обслуживания на проспекте Маршала Говорова. Заработанные деньги Овчинников вкладывал в недвижимость, скупая в Петербурге квартиры в дорогих районах и гаражи. После похищения Саши и Димы в городе говорили, что Жанна и Павел получили от Овчинникова (он умер в 2005 году в Швейцарии, куда, отойдя от дел, уехал за несколько лет до смерти вместе с женой Валентиной) в наследство несколько квартир. На самом деле четыре квартиры Жанна получила от отца в подарок еще при его жизни, а остальная недвижимость досталась матери Жанны.

Одна из первоначальных версий следствия сводилась к тому, что возможной причиной похищения стал как раз конфликт из-за наследства. Сразу после исчезновения детей был проведен обыск у некоей Юлии Камининой — эта молодая женщина прожила с отцом Жанны три последних года его питерской жизни, а теперь снимает комнату в коммуналке. Результатов, однако, обыск не принес. Вероятно, следствие рассматривало в качестве еще одной версии и возможные деловые конфликты при разделе бизнеса покойного. Не исключено, что после смерти Овчинникова его деловые партнеры могли предъявить свои права на какие-то активы. Но о следственных действиях в этом направлении никаких данных нет. Дело о похищении сразу же забрала к себе прокуратура города, которая тщательно скрывает все, что связано с расследованием.

Доказательство. 16-й и 23-й дни с момента похищения

В пятницу, 1 июня, как и обещал неизвестный, Андрею Константинову позвонили снова — ровно в 15.00. Незнакомец попросил называть его Третьим и поинтересовался, готов ли Константинов заплатить ему миллион долларов в обмен на детей.

— Миллион не проблема, — ответил Константинов. — Но пока нет доказательств, что дети живы и действительно находятся у вас, рисковать такими деньгами никто не будет.

— Доказательства? — Третий заметно растерялся, но быстро взял себя в руки. — Ладно, ждите.

Доказательство появилось только через неделю: 9 июня Третий позвонил Константинову и предложил заглянуть в подвальное окошко дома №38 по проспекту Шаумяна. В окошке лежала катушка непроявленной фотопленки с изображением обоих детей. Маленький Дима держал в руках «Комсомолку» за 8-е число. Теперь сомнений не было: дети живы, а Третий точно имеет отношение к их исчезновению.

Андрей Лебедев

Миллион. 24-й день с момента похищения

Председатель совета директоров компании «Союз-Энерго» Андрей Лебедев снял со счета предприятия один миллион долларов, и теперь эти деньги, сто пачек по сто стодолларовых купюр, сложенные в небольшую черную спортивную сумку, ждали своего часа.

— Спасибо мне никто не скажет, обязательно найдутся долгоносики, которые грязью вымажут,— ответил Лебедев своему старому, еще с милицейских времен (когда-то бизнесмен был опером в 6-м отделе Калининского РУВД) приятелю и также бывшему оперативнику Евгению Вышенкову, когда тот 2 июня пришел к нему и с порога попросил: «Дай миллион!»

Вышенков работает в АЖУРе заместителем Андрея Константинова. Когда шеф начал искать деньги, Евгений сразу вспомнил про Лебедева.

— Я сам не ангел, но есть же святые вещи. Не могу представить себе логику человека, который может украсть детей, — так Андрей Лебедев отвечает на вопрос, почему он согласился дать деньги. Говорит убедительно, но поверить в абсолютную чистоту его помыслов трудно. Прошлой весной Лебедев выдвигался в Законодательное собрание Ленинградской области от Всеволожского района — проиграл. Может быть, участие в спасении детей для него — еще одна попытка начать политическую карьеру?

Сегодня у Лебедева был первый контакт с похитителями детей. Вначале Третий разговаривал с Константиновым, но беседа быстро зашла в тупик.

— У вас вообще есть миллион? — спросил Третий. — Либо вы мне говорите, что он есть, либо я больше не перезваниваю.

— Послушайте, Третий, — взорвался Константинов. — Миллион есть, но его никто не обналичит, пока вы не согласитесь на схему «девочка-деньги-мальчик».

Схему, по которой похитители должны освободить Сашу, потом получат миллион и выпустят Диму, Лебедев сперва не понял. «Я готов отдать деньги сразу», — говорил Лебедев. Но Константинов сумел убедить его, что так нельзя: «Они заберут миллион, убьют детей и исчезнут». Поэтому сейчас, когда Третий заорал: «Да я тебе завтра же их пальцы пришлю, прямо в агентство!» — трубку взял Лебедев.

— Ты кто? — спросила трубка.

— Я — миллион, — коротко представился бывший опер, и на том конце провода сразу поняли, что имеют дело с серьезным человеком. — Вам нужны деньги, мне — дети, и не надо истериковать, не надо про отрезанные пальцы говорить. Миллион мой, рисковать им я не хочу, а другого миллиона нет.

Евгений Вышенков в те дни дал несколько интервью питерским газетам, в которых говорил о том, что посредником в переговорах будет якобы прилетевший из Швейцарии партнер покойного Василия Овчинникова. «На самом деле никакого партнера не было», — говорит сейчас Константинов. По его словам, история с партнером Овчинникова, который специально приехал из Швейцарии на переговоры, была выдумана им от начала и до конца, чтобы замаскировать и прикрыть Лебедева. Так ли это на самом деле — неизвестно. Но факт остается фактом: о швейцарском посреднике никто, кроме заместителя Константинова, не распространялся.

«Мент». 25-й день с момента похищения

Биография Андрея Лебедева — классический сюжет детектива десятилетней давности. Начало девяностых, зарплату в милиции, как и везде, не платят. Как говорится, выдали пистолет, и крутись как хочешь. Лебедев с напарником открыли два ларька у станции метро «Академическая». Продавщицами посадили собственных жен. Потом знакомые позвали в Энергомашбанк работать в службе безопасности, или, если точнее, в «службе возвращения кредитов». С должниками Лебедев общался успешно, настолько, что к концу десятилетия стал председателем совета директоров банка, которому к тому времени принадлежали контрольные пакеты большинства питерских предприятий энергомашиностроения, купленные во время ваучерной приватизации. После дефолта акции скупили структуры Владимира Потанина, а Лебедев стал миллионером. Иными словами, в биографии Лебедева наверняка есть много страниц, перевешивающих его милицейское прошлое. Но только не для похитителей детей.

— Они мой мобильный пробили по каким-то своим базам и занервничали — ага, мент! — вспоминает Лебедев. — Звонит Третий, говорит: «Если ты мент, то на хер тебя, не будем с тобой разговаривать».

С Константиновым Третий разговаривал еще жестче.

— Устроили тебя наши доказательства? — Третий имел в виду фотопленку.

— Устроили, — ответил Константинов, еще не понимая, к чему тот клонит.

— А вот ты нас не устраиваешь. — Третий говорил «мы», и Константинов подумал, что, наверное, рядом с Третьим сидит тот, кто на самом деле решает, что и как должен говорить Третий. — Ты с ментами сотрудничаешь — это предательство, и ты за это предательство должен заплатить. Свою пулю ты уже заработал, теперь давай еще сто тысяч сверх того миллиона.

Третий положил трубку. О дополнительных ста тысячах он больше не вспоминал.

Владимир Кумарин

Кумарин. 40-й день с момента похищения

Возобновить переговоры с похитителями Андрею Лебедеву не удалось: общаться с «ментом» Третий больше не захотел.

— Они сказали: «Будем говорить с Кумариным», — разводит руками Лебедев. — Не знаю, может быть, он для них знаковое явление, может, просто более понятен.

Владимир Кумарин, он же Владимир Барсуков (девичью фамилию матери он взял в 2000 году, когда в очередной раз начал новую жизнь, покинув пост вице-президента Петербургской топливной компании), в романе Андрея Константинова «Бандитский Петербург», как, впрочем, и в бандитском Петербурге без кавычек, фигурирует как Кум — человек в городе очень известный и на сегодня, наверное, самый авторитетный — во всех смыслах этого многозначного термина. При упоминании его имени в Питере все собеседники, будь то бизнесмен, чиновник, журналист или милиционер, реагируют одинаково: понимающе и, главное, молча кивают — знают, дескать, о ком идет речь, и знаниями этими с незнакомым журналистом лучше не делиться — вдруг еще напечатает и на тебя сошлется. Официально биография Владимира Кумарина выглядит так: родом из Тамбова, когда-то был боксером, потом швейцаром и барменом в кооперативном кафе. Две судимости: в 1985 году — за хулиганство, хранение патронов и подделку документов, в 1988-м — за вымогательство. Через год после освобождения, в июне 1994-го, на Кумарина покушались — охранник погиб, а сам он потерял правую руку. Потом уехал на год в Германию, затем вернулся в Петербург и занялся бизнесом.

Владимир Кумарин говорит, что не знает, почему похитители решили вести дальнейшие переговоры именно с ним, но предполагает, что на похитителей произвело впечатление то, что именно ему, Кумарину, принадлежала идея опубликовать то самое объявление о ста тысячах долларов и гарантировать в случае чего выплату этих денег (об этом сам Кумарин говорил в своем интервью тех дней).

— Откуда возникла идея с объявлением? — переспрашивает Кумарин, размешивая сахар в своем американо в лобби Grand Hotel Europe. — Я совершенно не знал и не знаю эту семью, мы даже ни разу не общались ни до похищения, ни после. Просто похищение детей — это уже за гранью. У нас в городе много чего происходило, но даже в самые тяжелые времена детей никто ни у кого не крал. Всему есть предел. Мне однажды тоже угрожали похищением детей, и я знаю, что это за страх. Так что я был готов заплатить и миллион, когда узнал, что он им нужен. Но оказалось, что деньги Андрей Константинов уже нашел. Я, правда, не знал, чьи они, знал только, что про человека из Швейцарии Женя Вышенков придумал, чтобы их запутать.

Вероятно, на питерских предпринимателей (точнее, на ту их часть, которая никогда не была замечена в особом гуманизме) обрушилась какая-то странная эпидемия милосердия: и Андрей Лебедев, и Владимир Кумарин утверждают, что стали переговорщиками только потому, что похищение детей — это покушение на святое. В прокуратуре считают, что Владимир Кумарин решил спасти Сашу и Диму, чтобы получить «пожизненную индульгенцию» от правоохранителей, но и это не более чем домыслы: никаких особенных проблем с милицией или прокуратурой у него давно нет, последний раз Кумарина допрашивала немецкая полиция более десяти лет назад, и то безрезультатно.

В отличие от Андрея Лебедева у Владимира Кумарина нет никаких официальных должностей («Я просто пенсионер, — говорит он, но тут же спохватывается: — Ой, Александр Глебыч обидится. Я же еще помощник депутата Невзорова и еще снимался у него в «Лошадиной энциклопедии» в роли Людовика XIII»). В газетах его иногда называют лидером «тамбовских», но в газетах много чего пишут.

— Пишут, что я, допустим, покровительствую Константинову и его АЖУРу, — говорит Кумарин,— и будто мы с ним вообще лучшие друзья. Но факты свидетельствуют совсем о другом: когда я позвонил ему с предложением напечатать это объявление, он стал выяснять у знакомых, есть ли у меня сто тысяч (сам Константинов говорит, что никому не звонил. — Прим. ред.). Да и ни в одном из его изданий ни разу не было ни одной доброжелательной статьи обо мне до самой истории с детьми, пока его жареный петух не клюнул.

Впрочем, Владимир Кумарин не без гордости рассказывает о том, как несколько лет назад подарил Андрею Константинову золотые часы («Но не Breguet, а подешевле»), а единственным СМИ, которому Кумарин дает интервью (БГ оказался в этом смысле исключением), уже не первый год остается константиновский АЖУР.

Когда 25 июня Третий позвонил Кумарину в первый раз, никаких контактов с Константиновым и Лебедевым похитители уже не поддерживали.

— Он сказал: «Не буду больше общаться с Константиновым — он нас за лохов считает, сдал нас ментам», — рассказывает Кумарин. Сам он, включившись в переговоры, тут же снизил цену выкупа почти вдвое.

— Я до с их пор не понимаю, зачем ему это было надо, но он при первом же разговоре сказал Третьему: «Миллион много, давай сойдемся на 500 тысячах», — рассказывает Лебедев. — Тот говорит: «Хорошо, но только евро». На этом и сошлись.

— Я действительно снизил цену, — подтверждает Кумарин. — Так что Лебедев теперь мне 250 тысяч должен, ведь это я его деньги сэкономил. Шутка. Дело в том, что после первого разговора с Третьим я пошел в прокуратуру, чтобы координировать свои действия с теми, кто профессионально занимается делом пропавших детей. В прокуратуре меня поддержали — да, мол, занимайтесь. Я был уверен, что нужно как можно скорее выплатить похитителям всю сумму, но зампрокурора города Маяков меня переубедил, сказал, что нужно тянуть время, чтобы следствие само смогло выйти на похитителей. Тянуть время — легко сказать. Время можно было бы тянуть, если бы похитители принципиально хотели получить деньги и торговались за каждый доллар, однако сумма, судя по их уступчивости, оказалась для них не столь уж и принципиальна.

Кумарин снова посоветовался с прокурором Маяковым, тот сказал, что нужно требовать вначале вернуть девочку, потом передать деньги и после этого получить мальчика.

— Я сказал Третьему: «Вначале отдайте детей»,— рассказывает Кумарин. — Он говорит: «Мы что, идиоты? Вначале деньги». «Тогда одну девочку, а потом деньги». — «Хорошо, подумаем». Вечером перезванивает, говорит: «Да, мы согласны отдать девочку до выплаты». А я же должен время тянуть! Говорю ему: «Стоп, погоди с девочкой, вначале докажи, что мальчик жив». Он мне так раздраженно: «Доказательство пришлем с девочкой». Я уже потом подумал, девочка же сама по себе доказательство, она же может рассказать, жив мальчик или нет. Но оказалось, они с ней все-таки еще и пленку прислали: мальчик со свежей газетой — «Тайным советником» Константинова. Пленка лежала в кармане ее куртки, ее только через день после возвращения обнаружили.

Саша. 42-й день с момента похищения

Очередной разговор состоялся вечером 27 июня. Поговорив с Третьим, Кумарин отпустил своих охранников домой, сам собрался ложиться спать. Вдруг снова звонок. Снова Третий. «Когда сможете быть у метро «Московская»?» — «Через полчаса». — «А через пятнадцать минут?» — «Как получится».

«Это не по нашему плану!» — возмутился прокурор Маяков, когда Кумарин пересказал ему по телефону свой разговор с Третьим. Но что-то менять уже было поздно. Из прокуратуры выехала оперативная группа, Кумарину сообщили номер ее автомобиля, но у «Московской» так никто ни с кем и не встретился. Когда машина Кумарина уже сворачивала на Московский проспект, Третий позвонил еще раз.

«Где вы есть?» — «На Лиговке». «Вы знаете, что за вами едет машина?» — Третий имел в виду то ли прокурорскую машину с опергруппой, то ли своих подельников, которые могли страховать Кумарина от «хвоста». Не зная, что на это ответить, Кумарин философски произнес: «За мной всю жизнь едет машина». Ответ преступников удовлетворил: «Тогда пишите адрес: казино «Слава», Южное шоссе, 59. Рядом увидите заправку ЮКОС, перед ней — бетонный забор, вдоль забора пройти 60 метров, дальше будут кусты, в кустах найдете девочку. Кричите громче, она, скорее всего, будет спать».

Перед тем как оставить Сашу в кустах, похитители накачали ее снотворным. Стресс, впрочем, оказался сильнее наркотика — девочка так и не заснула. Дорогой она что-то успела рассказать. Первые слова были: «Они не маньяки». На вопрос, все ли в порядке с братиком, она ответила, что все в порядке, он сейчас спит. Когда ее спросили, не обижали ли их, Саша сказала: «Да, однажды заперли вдвоем в туалете». Зачем? «Ну как же, мы баловались». С родителями Саша встретилась уже в больнице.

Дальше оставалось понять, что делать с деньгами и как освобождать Диму. Платить или нет обещанный выкуп, и если платить, то как передавать деньги, в прокуратуре долго не могли решить.

— Я позвонил Маякову и говорю: «Может быть, мне на ночь телефон выключить, а то вдруг позвонят?» Он отвечает: «Делай как знаешь», — и я выключать телефон не стал. В конце концов, я же обещал им деньги — и готов выплатить, до сих пор готов, так что если они эту статью прочитают, пускай мне позвонят. На следующий день мы встретились с Маяковым, он говорит: «Все, теперь с ними можно пожестче, никаких «деньги туда, не знаю куда». Только из рук в руки, причем передавать будет сотрудник прокуратуры, чтобы они уже не смогли уйти».

Потом Третий позвонил снова и спросил, как и когда он сможет получить деньги.

— Деньги готовы, — ответил Кумарин, — но я вчера выпил сильно и сегодня неважно себя чувствую. Давай завтра договоримся, ладно?

— Ну началось! — огрызнулся Третий и бросил трубку, но назавтра все равно перезвонил. На этот раз Кумарин сказал, что деньги привезет его охранник («Вы же понимаете, на меня уже было покушение, не хочу рисковать еще раз»). «Объе…али, бля», — обиженно выдохнул Третий и снова замолчал, как оказалось, уже навсегда.

Дима. 45-й день с момента похищения

Следующим вечером, 30 июня, неизвестный позвонил по 02 и сообщил, что Дима Бородулин находится у дверей детской горбольницы №1 на улице Авангардной. Это юго-западная окраина Петербурга. Как рассказал врачам сам Дима, «дядьки» вытащили его из сумки, в которую мальчика посадили, прежде чем отвезти к больнице, и сказали: «Иди туда, за шлагбаум».

— Он говорил обо всем этом как-то отстраненно, очень по-взрослому, — вспоминает заведующая поликлиническим отделением больницы Елена Плотникова, которая осматривала Диму сразу же после того, как он переступил порог больницы. — До сих пор мы никогда не сталкивались с киднеппингом, поэтому к Диме мы применяли тот же порядок, который используем при попытках самоубийства. Я осмотрела мальчика, обнаружила, что никаких повреждений у него нет, а потом мы хотели вызвать дежурного психиатра. Вообще-то, нужен, конечно, психолог, но в ночное время его функцию выполняет городской дежурный психиатр. Только к тому времени уже приехала милиция, и милиционеры сказали, что психолога они предоставят своего.

Оперативники увезли Диму в дежурную часть ГУВД через два часа после его поступления в больницу. Пока мальчик ждал, когда его увезут, доктор Плотникова посадила его играть в компьютерные игры. «Игры у вас,конечно,совсем никуда не годятся,— ворчал Дима, — но у дядек вообще компьютера не было, у гадов».

Версии

Дом №6 по Адмиралтейской набережной, где до похищения жила семья Бородулиных, весь обвешан камерами видеонаблюдения, но и без них он больше похож на неприступную крепость, чем на уютное жилище счастливой семьи. Милиционер, провожавший Сашу Бородулину домой, был поражен, увидев ее совершенно пустую комнату — в ней не было даже стола, компьютер стоял на подоконнике. «Я бы сам из такого дома сбежал», — рассказывал он. Впрочем, перед похищением родителям могли угрожать, и они, опасаясь за жизнь детей, возможно, готовили их переезд, но не успели этого сделать. Семью Бородулиных все, кто имел отношение к делу похищенных детей, называют очень замкнутой. Родители в последние дни стараются не выходить из дома. С журналистами они не общаются. Местонахождение детей по понятным причинам тоже скрывается. Когда похитители остаются на свободе, и семья по-прежнему находится под угрозой, трудно удивляться такому поведению. А вот что действительно странно, так это то, что ни с кем из участников переговоров Бородулины так и не поговорили — до сих пор. Только Андрей Лебедев видел Павла и Жанну Бородулиных — однажды, в детской больнице в ту ночь, когда вернули Сашу. Мать, по его словам, тогда «сорвалась в истерику» и не могла разговаривать, отец просто вел себя очень сдержанно («Наверное, не привык давать волю эмоциям», — предполагает Лебедев).

В больницу на Авангардной за Димой родители тоже не приехали (они забирали сына уже из дежурной части ГУВД), а следователи до сих пор недоумевают по поводу фразы отца сразу после похищения: «Ничего, как забрали, так и вернут». Эти слова можно списать на посттравматический шок. Или Павел Бородулин понимал, кто именно организовал похищение, и верил, что этот некто не причинит вреда детям? В любом случае в этой истории до сих пор остается больше вопросов, чем ответов.

И Константинов, и Лебедев, и Кумарин считают, что Третий — по манере говорить, по образу мышления — не имеет никакого отношения к преступному миру. «Я разговаривал с офицером», — считает Лебедев. «Этот человек либо носит, либо когда-то носил погоны», — уверен Константинов. «Он производил впечатление человека из органов», — говорит Кумарин. Лиц похитителей дети не видели: они были в масках, а один даже, как рассказывала Саша сразу после освобождения, — «в шлеме от комаров». Место, где удерживали детей, до сих пор остается ненайденным. Однажды Саше удалось отодвинуть плотную занавеску и осмотреть двор. По ее рассказам в прокуратуре нарисовали этот двор.

Еще до освобождения Димы сотрудники следствия обходили все квартиры в похожих дворах, но, по счастью, так и не нашли ту, в которой находился мальчик. И это притом что начальник ГУВД Петербурга Владислав Пиотровский лично гарантировал недопущение любых задержаний и обысков, пока дети не окажутся на свободе. Кроме того, и сами переговорщики, кажется, чего-то недоговаривают. Им явно известно больше, чем они рассказывают. Почему именно эти люди, так или иначе, хорошо знакомые между собой, оказались участниками переговорного процесса? Действительно ли они не были знакомы с покойным Василием Овчинниковым, к которому тут неизбежно тянутся ниточки? Или они по каким-то, возможно, уважительным причинам скрывают свою прямую или косвенную связь с покойным дедом похищенных детей? Нет окончательно ясности и в том, был ли на самом деле уплачен выкуп. У людей, профессионально занимающихся освобождением заложников, есть неписанное правило: даже если выкуп был, говорить о нем не стоит. Чтоб не провоцировать новые похищения.