Открыть тему

Эта странная, пока не объясненная смерть, наступившая в 2.55 ночи со 2 на 3 июля, на многих произвела гнетущее впечатление. Не только близкие друзья, коллеги по журналистской и депутатской работе, но и простые граждане немедленно решили, что Юрий Щекочихин был убит. Вечером 3 июля на Пушкинской площади даже состоялся стихийный митинг, где самые горячие головы потребовали призвать к ответу заказчиков. Думается, все эти люди – какими бы ни оказались окончательные выводы врачей – останутся при своем мнении. И в каком-то смысле будут правы: Юрий Петрович в самом деле погиб – его работа отняла у него жизнь.

Уже в 17 лет Юрий Щекочихин поступил стажером в «Московский комсомолец», а до окончания в 1975 году журфака МГУ успел поработать в «МК» корреспондентом, после чего перешел в «Комсомолку», где после Алексея Ивкина возглавил знаменитое приложение «Алый парус». Начиная с 1979-го и почти до конца 90-х Щекочихин – сначала спецкор, а потом редактор отдела расследований в «Литературной газете». В последние годы работал в «Новой газете». Кроме того, с 1990 года началась еще одна, параллельная журналистской, жизнь Щекочихина: народный депутат по Ленинскому территориальному округу Ворошиловградской области, депутат Госдумы РФ по списку фракции «Яблоко», член фракции «Яблоко», наконец, заместитель думского комитета по безопасности. Помимо всего этого Юрий Петрович входил в исполком оргкомитета общества «Мемориал», возглавлял Международный фонд поддержки молодой творческой интеллигенции, являлся экспертом ООН по вопросам организованной преступности...

Впрочем, многие собратья по журналистскому цеху сожалели, что Щекочихин не сохранил абсолютной верности своей первой профессии и занялся общественной работой, всегда несколько сомнительной с точки зрения тех, кто привык держать в руках перо, а не выходить на трибуну.

– Я помню Юру еще по «Комсомолке», когда он занимался «Алым парусом», – вспоминает известный журналист Андрей Иллеш. – Нынче принято говорить о Щекочихине как о первооткрывателе жанра журналистского расследования. Отчасти это так. Но в нашем деле, по-моему, важнее открывать не жанры, а темы. И уже в «Алом парусе» Юра по-настоящему открыл тему молодежи. Он первым написал о том, что в фарцовке джинсами ничего преступного нет, как нет ничего сатанинского и в самих джинсах. Ведь тогда как было: «Иностранцы, иностранки? Нет, от пяток до бровей – это местные поганки, доморощенный Бродвей». Этими крокодильскими стишками молодежная тема практически исчерпывалась. А Щекочихин написал об обычных заботах молодых людей нормальным человеческим языком. Для того времени это было немало.

Точно так же он открыл тему «Дети на хлопке», который в СССР был стратегическим сырьем. Соответственно, для южных республик Союза уборка хлопка приобретала исключительное значение. Причем надо понимать, что это только наши правдивые кинодокументалисты изображали хлопок в виде белых пушистых шариков на стройных стеблях. В действительности же поля сначала обрабатывали сильнейшими дефолиантами (в том числе ДДТ) – веществами, которые вызывают опадание листьев и раскрытие коробочек. После такой химической атаки собирать урожай в поле выходили дети. Случалось, что занятия в школах начинались только на исходе октября, когда стратегическое сырье уже поступало в закрома родины. Обо всем этом Щекочихин написал первым. И было это задолго до того, как в 1988 году прогремел его репортаж «Лев прыгнул», после которого и стали говорить о жанре журналистского расследования, организованной преступности и тому подобных вещах, но который, на взгляд многих, все же обозначил конец золотой эры Щекочихина-журналиста... Уже два года спустя для него настали суровые депутатские будни.

Весьма сдержанно отозвался об общественной работе Юрия Петровича его тезка и старый приятель по «Литературной газете» Юрий Михайлович Рост.

– Я прекрасно понимаю, что он многое сделал и в Госдуме, и в «Мемориале», и в Международном фонде поддержки молодой творческой интеллигенции, стал крупной общественной фигурой. Но знаете, мы с ним шесть лет просидели стол в стол в одном кабинете, и мне он запомнился несколько иным человеком. Страстным, увлекающимся, склонным к самохвальству – кто из нас без греха? – но вовсе не считавшим себя властителем дум, напротив, это самохвальство оборачивалось порой самоиронией. Вот случай навскидку. Однажды мой приятель Вадим Свистунов, ныне известный адвокат, раздобыл где-то пластиковую бабу, точнее – ее часть (это была нижняя половина манекена), и водрузил ее прямо у дверей моей мастерской на Чистых прудах. За моей реакцией Свистунов наблюдал из засады, потом вышел и, смеясь, раскрыл еще одного автора затеи – Георгия Данелия, моего соседа. Я исхитрился и повесил манекен перед окнами режиссера. Данелия сказал: «Убери, жена не поймет». Пластиковой бабе уже светило отправиться на помойку, как вдруг в мастерской объявился Щекоч – так мы его называли в дружеском кругу – и предложил бабу не выбрасывать, а повесить за окном нашего кабинета в «Литературке». Сказано – сделано. Вроде бы невинная шутка, но вскоре по Москве поползли слухи, дескать, известный борец с оргпреступностью Щекочихин вывесил у себя за окном расчлененку, а потом, чуть ли не в «Правде», появилась заметка о том, как сотрудники разных высоколобых изданий измываются над советскими женщинами. В общем, пришлось снять. Мы заменили ее экологически чистой шкурой неубитого медведя – это было все, что осталось от старого Юркиного плюшевого мишки.

Юра вообще очень специальный человек, – добавляет Рост уже без тени улыбки. – Он был лишен не то чтобы страха – страх был ему ведом, ведь, в конце концов, написала же Ахматова, что «жизнь страшна», – он был лишен опасений. Он верил в собственную защищенность. Выходит, ошибался. От этого его внезапный уход делается еще более горьким. Но, с другой стороны, он и своей смертью сумел сделать главное в журналистике – открыть тему, ибо я не уверен, что догадки о ее причинах будут в ближайшее время исчерпаны...

5 июля Юрий Петрович Щекочихин был похоронен согласно завещанию на Переделкинском кладбище.