Опять 2

Есть жизни, прожитые вопреки эпохе. Есть жизни, своей эпохе полностью созвучные. По биографии Марата Гельмана уже сейчас можно изучать новейшую историю России. В 1986 году научный сотрудник кишиневского учреждения с волшебным названием Институт методов неразрушающего контроля бросил науку ради искусства. Стал коллекционером современного искусства, а затем — главным галеристом России. В 1996 году на время оставил современное искусство ради политики. Став совладельцем Фонда эффективной политики, недоделал Сергея Кириенко в качестве мэра Москвы, но помог сделать Владимира Путина президентом России. В 2002 году стал заместителем гендиректора Первого канала, где обеспечивал идеологическую и коммерческую поддержку думских и президентских выборов. Последним политтехподвигом Гельмана была совместная с Глебом Павловским работа на благо кандидата Януковича на президентских выборах на Украине. Иными словами, ни один из этапов построения путинской России не прошел без участия Гельмана. Но теперь, когда Россия построена, галерист-политтехнолог занимается конструированием еще одной России — «России-2».

Название нового проекта отсылает к названию книги Владимира Паперного, человека совсем иной судьбы. Затеяв в 1975 году писать кандидатскую диссертацию по архитектуре, он сочинил книгу, издать которую можно было только за границей. На примере архитектуры и искусства сталинской эпохи Паперный вывел целую теорию особенностей культуры тоталитарного общества. Придуманный им термин прочно вошел в обиход искусствоведов и культурологов. Уже в процессе написания книги автор пришел к выводу, что из страны надо уезжать. В Лос-Анджелесе Паперный возглавляет собственную студию графического дизайна. Недавно в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга Паперного «Мос-Анджелес» — сборник статей о Лос-Анджелесе глазами москвича и о Москве глазами американца. Паперный — мастер игры с парами противоположностей: «Культура-1 — Культура-2», «движение — неподвижность», «Москва — Лос-Анджелес», «Гельман — Паперный».

– Марат, что такое «Россия-2»?

– После Беслана все были подавлены. Искали, кто виноват. Понятно, что Путин был ответственный. И я думал о том, как это тяжело, когда в чем-то ты виноват, в чем-то нет, но в любом случае на тебе более 300 жизней.

– Тебе лично тяжело?

– Пытался поставить себя на его место. И вдруг, после Беслана, он говорит: «Нам не надо никакой комиссии». Сначала объявил, что будет назначать губернаторов, потом объявил, что будет фактически назначать судей, то есть вдруг стало понятно, что та логика, которая была у нас, когда мы ему сочувствовали, ему совсем чужда, там совсем другая логика, другой мир. И хочется быть максимально отчужденным от такой России.

С другой стороны, после этих последних инициатив «путинская Россия» очень четко оформилась, никаких разночтений. И я вспомнил, конечно, о твоем проекте, и родилось название «Россия-2». Просто надо заявить достаточно громко, что существует другая Россия. Зафиксировать, что она не под, не над и что она не в будущем, а что она на той же самой территории, в одно и то же самое время существует — как бы иная Россия.

– Ты не можешь пояснить, что такое путинская Россия: это возврат к царской России, к сталинской, к брежневской или что-то совсем новое?

– Сегодня все политики в России, говоря о каком-то будущем, на самом деле говорят о своем варианте прошлого. Во-первых, большая радость, что им все-таки трудно меж собой договориться, потому что одни действительно хотят монархию, другие — сталинские времена, третьи — брежневские. А во-вторых, все-таки интернет, мобильный телефон, свобода передвижения. В этой новой ситуации главное — не ошибиться в ответе на вопрос «что делать?». И «Россия-2», по-моему, дает такой ответ.

Смотри, что нам якобы предлагают. Первый модус поведения — это попытаться встроиться в эту систему. Это ложный посыл. Потому что ты можешь получить профессию журналиста, но ты не можешь стать негром по собственному желанию. Вот так же ты не можешь стать питерцем, не можешь стать чекистом. Попытки встроиться в эту систему для нас обречены на провал.

– Негром ты не можешь стать, но почему ты не можешь стать чекистом?

– Так получается, что уже не можешь. Это каста.

– Ты не можешь психологически — или ты не можешь организационно?

– Я думаю, психологически. И организационно: потому что каста уже сформирована. У них понятие «своих» является фетишем. Я после Беслана спрашиваю у одного чиновника: «Почему еще после «Норд-Оста» не сняли Патрушева?» В ответ: «Путин не Ельцин, он своих не сдает». Представляешь? Ну в разведке действительно своих не сдают. Но президент должен легко сдавать своих, если они не справляются.

Второй модус поведения — это посыл бороться. Есть четко очерченная путинская Россия. Она тоталитарна, не демократична, и надо с этим бороться. В принципе, тоже ложный посыл, потому что эта структура герметична. Весь политический класс с удовольствием подчинился, населению все это дело нравится, апеллировать протестующим не к кому. Эффективная оппозиция невозможна, в лучшем случае диссидентство. В этом смысле мне, например, понятно, что та конструкция, которая создается, очень неэффективна, а значит, она в ближайшее время все равно грохнется. Но своими действиями ты не можешь ни на час, ни на сантиметр приблизить конец этой системы. Там скорее какие-то внутренние конфликты могут разрушать. Значит, бороться — это просто вести себя неадекватно. Более того, система, построенная на философии спецслужб, в борьбе только усиливается.

Третий модус поведения — это уйти. Многие уезжают, кто-то просто уходит в то, что раньше называлось «уйти в сторожа». Это более адекватная реакция, но она всегда связана с потерями: когда ты уходишь из страны или когда ты уходишь из собственной деятельности, ты себя теряешь.

Наша идея, «Россия-2», это идея того, что существует для творческого человека понятная, подспудная работа, то есть проектирование будущего, в том числе своего будущего. Вот Кабаков большинство инсталляций, которые он реализовал на Западе, придумал, когда еще сидел в России и записывал в свой блокнотик. То есть существует возможность отложить в сторону эту Россию, не бороться, не встраиваться, а начинать думать, во-первых, о России после Путина, а во-вторых, искать уже в настоящем проявления другой России.

– А что если после Путина будет хуже?

– Необходим проект. Когда появится альтернативный запрос, выиграет тот, кто будет готов. Готовность — это не только проект в виде выстроенной идеологии, но и люди, то есть проект «Россия-2» — это такой сигнал людям, которые чувствуют примерно так же, как мы, что имеет смысл заниматься подобного рода работой. Путинская Россия пытается нам объяснить, что важны три вещи: гражданство, национальность, вера. А все остальное неважно.

– Гражданство, национальность, вера — это то же самое, что православие, самодержавие, народность?

– Некоторые так и считают. А «Россия-2» говорит, что важна профессия, личная жизнь, друзья, то есть то, что невозможно проконтролировать. Искусство получается в выигрышной ситуации. Сегодня Путин подчинил себе парламент, Совет Федерации, правительство, суды. Но подчинить себе художников он не может. Подчинить себе нашу внутреннюю коммуникативную жизнь он не может. Мы начинаем с выставки, в которой будет три раздела: «Игнорирование», «Утопия» и «Рефлексия». Игнорирование этого контекста «России-1», утопия построения будущего и некоторая рефлексия, отстраненный критичный взгляд на «Россию-1».

– А что будет на этой выставке?

– Я хочу показать лучших наших художников. Они являются «Россией-2», они мыслят по-другому. Кто-то сделает действительно утопические проекты — они, кстати, в основном связаны с архитектурой. Это Бродский, Кошляков, группа «Обледенение архитекторов». Плюс я сейчас работаю с художником из Грозного — Калима, очень хороший, он делает большое панно «Грозный 2069 года». В январе мы открываем выставку, она пробудет целый месяц, как раз в это время московская биеннале. И она будет называться «Россия-2».

– У меня как у автора термина «Культура-2» есть возражение. «Культура-2» — это затвердевание, остановка, взгляд в прошлое, иерархия, сакрализация границ, то есть все, что в твоем описании характерно для «России-1».

– Ты же понимаешь, что твоя книга явилась просто толчком. Мы находимся в другом контексте. Ты был таким разведчиком, со стороны как бы общемировой культуры, находился внутри этой «Культуры-2». А для нас сейчас это такой жест самосохранения. «Россия-2» будет являться для «России-1» вызовом. Но их не поменять местами. «Культура-2» — это и была советская культура. Но следует признать, что путинская Россия — это «Россия-1».

– «Культура-2» — это не вся советская культура, а только та, которая преобладала между 1932 и 1954 годами. Мое возражение связано с тем, что в российской прессе иногда употребляется термин «Культура-2». Услышав термин «Россия-2», кто-то наверняка решит, что это одно и то же, а это будет ошибкой. Но вернемся к выставке. Какие намечены следующие этапы?

– Книжка, причем именно набор художественных произведений, то есть подборка такая литературная из 10-15 авторов «России-2». Мы сделали замечательный дизайн, делаем сейчас сайт-портал, куда мы будем стаскивать все то, что, по нашему мнению, принадлежит «России-2». Мы попытаемся сделать такой маяк, что ли, маячок, для таких, как мы. Никакого такого в сегодняшнем понимании политического действия не будет.

– То есть не будет организации, куда люди будут записываться?

– Не будет. Все художники, которые имеют отношение к проекту, просто будут иметь визитки «Россия-2» со своими координатами — и все. Это предельная форма организации. К сожалению, наши политики, вне зависимости от собственных идеологических пристрастий, ведут себя абсолютно идиотски. Когда я говорю «путинская Россия», это не значит, что я Путина обвиняю, это просто название такое. Хакамада и Глазьев — это тоже путинская Россия.

– Знаешь, в своем проекте я очень старательно избегал оценок, я нигде не сказал, что «Культура-1» — это хорошо, а «Культура-2» — это плохо. Я так и не считаю.

– Но где-то там было представление о том, что такое мейнстрим, да?

– Ну если и было, то против моей воли. Я не случайно взял цифры 1 и 2, чтобы показать их ценностную нейтральность. Для тебя же Россия-1 и 2 не равноценны.

– «Культура-2» обладала цельностью, которой сейчас нет. Очень важно было бы зафиксировать, какие ты, допустим, находил различия между той интернациональной «Культурой-1» и той «Культурой-2», среди которой находился в качестве такого разведчика. Как бы покороче сформулировать...

– Покороче можно так. «Культура-1» — это растекание, распространение в горизонтальной плоскости, поверх границ, взгляд в будущее. Настоящий момент — это начало истории, а для «Культуры-2» — это ее конец. Взгляд поворачивается назад, и культуру начинает интересовать ее собственный путь. Что, как мне кажется, начинает происходить и сейчас.

– На самом деле сегодня нет даже этой цельности. Вот этот образ большой мастерской, средневековой, или даже XVIII–XIX века, — это мастер, который задает стиль, сюжет, и есть подмастерья, которые завершают, и получается некоторая такая школа. А, например, у Церетели наоборот — у него разные его подмастерья предлагают разные варианты, и он всякий раз выбирает разное, поэтому там даже не ухватишься за стиль.

– Это как раз и роднит современную ситуацию с «Культурой-2». Там тоже не ухватишься за стиль. Посмотри на метро, Днепрогэс и сталинскую высотку. Все это официальные шедевры сталинской архитектуры, но между ними ничего общего, кроме отсутствия стиля. А как, думаешь, отнесется к твоему проекту сама путинская Россия?

– Черный список, безусловно, пополнится каким-то набором имен, но я думаю, так как это вне зоны, они не будут считать, что это опасно. Они-то считают, что сегодня для них опасны те, кто против них борется, хотя те, кто против них борется, мне кажется, наоборот, подтверждают некую реальность и долговечность этого процесса. Реальная деятельность — это проектирование. Потому что как только ты входишь в политику, ты влетаешь в чью-то игру. Что бы ты там ни делал, ты обязательно кому-то наигрываешь. Что-то сделали — наиграли Березовскому. Что-то сделали — наиграли Путину.

– Марат, скажи, что является твоим внутренним движущим механизмом? Что заставляет тебя переходить от галерейного бизнеса к политтехнологиям, к телевидению и т.д.?

– Я в этом вижу новый шанс, не только для себя, но и для людей искусства. Новая энергия, новый содержательный момент, то есть появилась какая-то достаточно плотная почва, от которой можно оттолкнуться, чтобы выстроить в том числе и новую эстетику.

– Если набрать в Google словосочетание «Марат Гельман», то можно прочитать, что ты человек, у которого нет абсолютно убеждений, которому все равно, с правыми он или с левыми, до тех пор пока это приносит выгоду. Согласен ли ты с этим тезисом?

– Когда человек чего-то не понимает, он этому непонимаемому приписывает большую какую-то мощь, силу. Таинственное слово «политтехнология». Что за этим кроется, люди не понимают. Им кажется, что все хотели проголосовать так, а там вдруг взяли и проголосовали по-другому — значит, там явно злодейское происходит. Дождь в день голосования иногда влияет больше, чем усилия консультантов. Я к этому отношусь спокойно.

– Ну а все-таки, есть у тебя убеждения?

– Что касается убеждений, я для себя фиксирую только одно идеологическое направление. Я против автаркии, то есть закрытости, и против взгляда в прошлое. Будущее и интернационализм — это две позиции, на которых современное искусство стоит идеологически. Безусловно, я не являюсь, как большинство художников, убежденным левым и не являюсь, как большинство галеристов, убежденным правым.

Я могу показать тексты, где написано, что я глава английской разведки. Вот недавно я прочитал несколько публикаций, что во Львове я, оказывается, давно и готовлю какие-то провокации. Во Львове я был последний раз, когда мне было 13 лет. Приезжал к дедушке в гости. Так получилось, действительно, что после некоторых проектов моя фамилия стала существовать отдельно от меня. Коммунисты, например, считают, что я на символическом уровне разрушаю Россию на своих выставках.