Она утонула

фотография: Reuters

Спасатели разбирают завалы на следующий день после аварии. Разрушенный машинный зал Саяно-Шушенской ГЭС

Официально эта поездка называлась пресс-туром: участникам экспедиции обещали показать, как сотрудники Саяно-Шушенского биосферного заповедника ведут учет редких видов флоры и фауны. Однако топ-менеджеров «РусГидро» в составе группы было заметно больше, чем журналистов, — все это явно было замаскированным корпоративным отдыхом: планировалось совершить восхождение в горы, покататься на катерах и вертолете по заповеднику, расположенному над плотиной. Директор дивизиона «РусГидро» «Юг» собирался поохотиться. Впрочем, среди журналистов числилась съемочная группа, которой компания заказала корпоративный фильм «По следам снежного барса».«Концепция такая, — объяснял один из документалистов, — типа снежный барс идет своей чистой тропой, а наша гидроэнергетика движется вслед за ним, давая экологически чистое электричество». Уже через полчаса после посадки самолета стало очевидно, что всем этим планам сбыться не суждено.

Звонки из Москвы начались сразу после приземления в аэропорту Абакана, как только все расселись по микроавтобусам. С переднего сиденья было плохо слышно, о чем переговаривается по телефону сотрудник пресс-службы, но то, что с гидростанцией что-то не в порядке, было очевидно. Жители поселка Черемушки, расположенного примерно в полутора километрах под ГЭС, получали информацию об аварии примерно тем же способом. То есть сначала со станции начинали звонить в Москву и Абакан, а потом уже оттуда взволнованные люди пытались связаться с рабочим поселком, чтобы понять, что же все-таки происходит.

***

Черемушки были построены специально для строителей ГЭС. Сейчас здесь живет около 9 тысяч человек — несколько десятков пятиэтажек разбросаны на узком участке вдоль излучины Енисея. Центральная площадь делает поселок похожим на городок фронтира, идеальную декорацию для истерна. Напротив торгового дома «Садко» — книжный магазин «Былина». На кинотеатр «Русь» смотрят предприятие общепита «Верендей» и универсам «Ермак», на Банк Хакасии — здание телеграфа. Рядом со входом в здание ДК — стенд, гласящий: «Чисто в по­селке — приятно на душе». К ночи сходство с приграничной полосой усилилось благодаря бойцам МЧС, которые разбили повсюду биваки, вооружились пивом и колбасой и пытались заигрывать с местными девушками.

фотография: AFP/East News

С вертолета разрушений почти не заметно, к тому же постоянно отвлекаешься на монументальный вид (20.08.2009)

Но еще утром Черемушки стояли полувымершими. Казалось, было закрыто все, кроме единственного ларька. Оставшиеся в поселке люди ходили как оглашенные, молча и тревожно прислушивались к рокоту ГЭС вдали. В гостинице «Борус», которая вскоре станет базой для правительственных делегаций разного уровня и пресс-центром аварии, из персонала осталась одна горничная. Все остальные работники убежали в горы и отказывались спускаться.

Люди бежали не только из Черему­шек. Автомобильные пробки росли на выезде из Саяногорска, Абакана и Минусинска. В Шушенском к мерно­му столбу на Енисее устремился такой поток машин, что милиция выставила специальный кордон. Люди приезжали, смотрели на уровень воды и отправлялись по магазинам. К вечеру в поселке кончился весь хлеб. А на утро мимо мерного столба по реке потянулось масляное пятно, которое убило всю форель в садках выше и ниже по течению. Журналистов снимать в хозяйства не пускали, но говорили, что рыбу можно купить. По 30 рублей вместо 240 — на корм собакам.

В Черемушках паника прекратилась уже через четыре часа после аварии: просто у каждого была возможность, миновав пешком два милицейских поста, дойти до памятника строителям ГЭС и оттуда увидеть, что же произошло. Люди фотографировали, пили пиво, вокруг монумента, обнявшись, сидели пары. Кто-то уже звонил успокаивать родственников и друзей в другие города.

С уходящей на 200 с лишним метров вверх плотины с ревом неслись вниз белые потоки воды. Тем, кто не видел ГЭС до аварии, понять, что именно ­раз­рушено, было практически невозможно. Пострадавшую секцию машинного зала сняло так ровно, что казалось, его сохранившаяся правая часть — это одно здание, а центральный вход с музеем — ­другое. А между ними какой-то стран­ный двор.

фотография: Фотосоюз

Cоветская хроника строительства ГЭС (1978 год)

Завалы разбирали вручную и с помощью двух автокранов. У всех, кто проходил в машинный зал и видел вывороченный из гнезда огромный ротор, возникала общая стойкая ассоциация — Чернобыль. Водолазы спускались не в воду, а в буро-коричневую масляную жидкость, под поверхностью которой они вынуждены были рубиться прямо сквозь бетонные перекрытия — завалы там было практически не разобрать.

Когда гигантская волна через проби­тую брешь хлынула в машинный зал, она догоняла людей, сбивала с ног, бросала на колонны, проносила по лестничным пролетам вниз. Многие оказывались в ловушке, поскольку двери на станции, по правилам пожарной безопасности, открываются наружу, а быстро прибывавшая вода намертво их подпирала. Зная все это, Сергей Шульц, бывший инженер-программист станции, должен был отвечать на вопросы родных погибших. Для этого его специально поставили в Доме культуры Черемушек у стендов с чертежами разных уровней ГЭС. На них было обозначено, где в момент аварии предположительно находились все пропавшие. Этот библейского вида седой старик объяснял собравшимся, что точное местонахождение людей установить невозможно. Что, например, уборщицы как раз в 8 утра заканчивали работу и после этого обычно шли к себе пить чай. Но все ли дошли — неизвестно. Что электрослесарям на таком-то уровне подсобка не положена вообще, но в каком-нибудь помещении они, в принципе, могут оказаться — и так далее.

Даже на четвертые сутки после аварии люди продолжают спрашивать, есть ли надежда, что кого-то еще спасут. Хотя уже почти всем ясно, что надежды нет. Что так долго в воде с температурой +4 градуса не выжить. Сергей Шульц со слезами на глазах пытается не соврать людям, но и не сказать им нет. В этот момент нетрезвый мужчина падает на стенд со схемой одного из уровней ГЭС. К нему подскакивает девушка-психолог МЧС и куда-то уводит. Все пытаются поднять стенд. Бывший инженер вздыхает с явным облегчением.

***

После аварии Черемушки погрузились в коллективную алкогольную депрессию. В баре «Верендей» с советских времен не изменилось ничего, разве что добавился плакат «Кока-Колы» и японский телевизор. Обшитая дерматином стойка, раковины с одним краном прямо в зале, стены, покрашенные голубой масляной краской, деревянные ресторанные стулья без спинок — всему этому не меньше 25 лет.

За дальним столом сидит пожилая женщина и пьет водку. Женщину зовут Лена. На станции она работает уборщицей, но в день аварии ее на смене не было. Лена готова в любой момент заплакать, пьет, жалеет себя и своих девочек, которых еще не нашли. «Она четвертый день не ест! Пьет только водку и чай! Ты из себя жертву делаешь! Мы что, тебя должны сейчас жалеть с каждым трупом, а не бригаду? Жалеешь — в церковь иди. А живая сидишь — так и сиди, — злится на товарку подруга Ира. — Ты зачем матери на похоронах рассказывала, что ее дочку без головы нашли? Зачем? Матери!» Этого Лена не помнит. Разговор переходит на крик. Толстая и ко всему привыкшая буфетчица Людмила выгоняет всех на улицу.

По площади, матерно мыча себе под нос и обращаясь к каждому встречному, идет Василий — пенсионер, 15 лет стажа электрослесарем на станции. Бригада, в которой он работал, тоже была на сме­не в день аварии. «Вот я американский фильм смотрел, про плотину этого… Гувера. Там главный инженер говорил — пока я тут стою, и она стоять будет. А Стафиевский от нас уехал в прошлом году на повышение, и… тьфу».

фотография РИА «Новости»

ГЭС через три дня после аварии

Он вспоминает, что народу на стан­ции наверняка было больше — не только штатные сотрудники, но и те, кто работал по договору. И что его коллега с высшим образованием давно говорил, что у ротора «биение 2 мм» и его надо останавливать. Вообще тема причин катастрофы интересует всех. Говорят о теракте — причем не о взрыве, а о взломе компьютеров станции — и о рекордном количестве электричества, которое давала станция в этом году: «Загнали ее, все б им деньги».

Подозревают, что причиной аварии мог стать лес, который месяц назад прорвал боны (специальные плавучие заграждения) в заливах и медленно пошел вниз к ГЭС. Если местные жители чего-то и боятся, так это водохранилища. Свою станцию они любят, а вот затопленный каньон Енисея действительно вызывает некоторую жуть. С вертолета его лента с симметрично отходящими влево и вправо заливами выглядит дьявольски рукотворной. Берега каньона прямо без всякого перепада уходят под воду на глубину до 220 метров. Там до сих пор стоят гектары и гектары леса, так и не вырубленного при постройке ГЭС.

Эти стволы постепенно всплывают, и Енисей несет их вниз. Идет по Енисею не только лес — каждую вес­ну по реке из Тувы приплывает пара трупов тувинцев и штук пять раздувшихся коровьих туш. Как говорят сотрудники заповедника, и те и другие прекрасно подходят, чтобы подманивать в заповеднике медведя и сделать с ним хороший снимок. И шутят ли они — непонятно.

***

Над плотиной вообще другая жизнь и другие заботы. Кто-то из малочисленных местных жителей вообще ничего не узнал об аварии — связи нет. Ближайший к плотине кордон заповедника располагается на понтоне у почти отвесного берега, уйти с него можно только по воде. Мужиков тут не волнует, что Саяно-Шушенская ГЭС больше не работает. Они запитаны от собственной станции. Положенная в горный ручей труба с турбиной дает 4 кВт, которых хватает на все. Ночью на понтоне под навесом смотрят кино с русским народным героем — покойным комиком и губернатором Алтайского края Михаилом Евдокимовым.

Под плотиной заслуженный энергетик России, профессор петербургского Политеха Виктор Елистратов, который тоже приехал на ГЭС накануне аварии посмотреть, как она влияет на заповедник, разводит руками. Он досконально знает, как устроена станция. Но не представляет, почему случилось то, что случилось. Как не знает этого никто из чиновников, сотрудников МЧС, энергетиков.

На четвертый день Шойгу устроит совещание, открытое для прессы, на котором можно будет наблюдать мрачно сопящего губернатора Хлопонина, пресс-спикера «РусГидро», одетого в майку с портретом Муссолини, и спасателей, одобрительно бормочущих: «О, Кужугетыч!» К проходной ГЭС подвезут триста дагестанцев, которые будут монтировать насосы и откачивать воду. И ночью некоторые из них будут грустно искать в темноте черемушкинскую школу №2, где им устроили общежитие.

Показывая им дорогу, неожиданно понимаешь, что все закончилось. Зава­лы будут разобраны. Последние без вести пропавшие будут найдены. И даже станция когда-то начнет работать. А экспертная комиссия выяснит, что же все-таки произошло. Возможно, будут найдены виновные. Но какие бы выводы ни были сделаны, им все равно не поверят, как давно не верят никому и ничему. Несмотря на все физические расчеты, невозможно представить себе силу, которая может заставить ротор весом в сотни тонн спиралью взмыть в небо.

Через четыре дня, утром в пятницу, мы сели в такси и поехали в Абакан, чтобы успеть на самолет, летящий обратно в Москву. Билеты были забронированы заранее, пресс-тур закончился. Корпоративный фильм «По следам снежного барса» в тот раз снять не удалось.