Огласите весь список

Иллюстрация: Мария Краснова-Шабаева

Мой прадед Семен Иванович Мельников был хорошим человеком. Он посадил не одно дерево, родил четырех сыновей и пять дочерей и своими руками построил для них большой дом. Но вырастить детей он не успел — его новый дом приглянулся трем мужчинам, направленным в городок Спас-Клепики проводить коллективизацию. Крестьянина в десятом поколении объявили японским шпионом и забрали 25 апреля 1932 года, не дав попрощаться с семьей. Жену Феодосию Трофимовну, детей Алю, Лиду, Машу, Аню, Настю, Яшу, Киру, Федю и Андрея выкинули на улицу, а в доме, где еще даже не было мебели, поселились новые хозяева. Младшей Але было 3 месяца.

Эту историю я слышала от бабушки много раз, каждый раз она плакала — но очень хотела, чтобы я запомнила все детали. Бабушка рассказывала, как ее мама с детьми стояла возле дома и держала в руках Алю и почему-то горшок с фикусом — больше из дома было нечего вынести. Как их — детей мал мала меньше — пустили ночевать разные добрые люди, как они голодали, как потом ютились в пятиметровой комнатушке в лачуге, построенной мужем старшей дочери Лиды, за которого она в отчаянии выскочила замуж. Бабушка вспоминала, как они радовались, когда спустя год стали получать редкие письма от папы, которого отправили на Дальний Восток — видимо, поближе к японцам. Как он писал, что его должны скоро отпустить, как осенью 37-го пропал.

29 октября 2007 года на Лубянской площади у Соловецкого камня стояла необычная очередь. Люди держали в руках свечки и листы бумаги, подходили к микрофону и зачитывали чужие фамилии, возраст, профессии, а потом произносили слово «расстрелян» и дату. Рядом с ноги на ногу переминался одинокий милиционер.

«Краузе Виктор Адольфович, 59 лет, старший бухгалтер на заводе «Профгвоздь», расстрелян 14 октября 1937 года. Крехалев Павел Яковлевич, 47 лет, пожарник на центральном складе Наркомсвязи, расстрелян 3 декабря 1937 года. Крашевская Ирина Владимировна, 36 лет, младший научный сотрудник Института по удобрениям, расстреляна 4 декабря 1937 года». 16-летний мальчик, 80-летний старик, библиотекарь, парикмахер, уборщица, медсестра, домохозяйка — кому они помешали?

В очереди мерзли грустные старики и старушки. Шахматист Каспаров в пуховике и с двумя охранниками, девушка с арафаткой на шее, писатель Аксенов в зеленой куртке, красотка в сапогах на шпильке, актер Филиппенко в кепке, девочка лет четырнадцати в очках, парень, обмотавший вокруг головы шарф, так что видны были одни глаза. У микрофона кто-то запинался, кто-то читал громко и с выражением, кто-то держался, кто-то срывался и плакал. Чужие люди зачитывали имена чужих людей.

Акция «Возвращение имен» продолжалась с 10 утра до 10 вечера, за это время 300 добровольцев успели прочесть имена 3 258 из 40 000 человек, расстрелянных в 1937 году в Москве. А за один только этот день, 29 октября 1937 года, в СССР расстреляли 3 400 человек — больше двух человек в минуту. Моего прадеда в этих списках не было.

Бабушка показывала мне фотографию отца и матери — большой красивый мужчина стоит, облокотившись на спинку стула, на который присела его хрупкая красивая жена. И как бывает на старых черно-белых фотографиях — у обоих очень пронзительный взгляд, от которого мурашки по коже. Как будто они все знали.

В войну бабушка работала в штабе артиллерийского снабжения, где имела дело с самыми секретными документами — о том, что она дочь врага народа никто тогда и не вспомнил. В конце войны она вышла замуж за дедушку, чей пиджак рвался под тяжестью орденов и медалей. Не поступив после войны в военную академию, он угодил на работу в КГБ. Там ему быстро сказали, что или он делает карьеру и разводится с дочкой врага народа, или карьеру, соответственно, не делает и уходит. Ну, он и ушел — работал в милиции, на рынке, железной дороге, выпивал. И слава богу — кому нужна такая карьера. Но одно полезное дело за время работы в КГБ он успел сделать — нашел в архивах папку с делом бабушкиного отца и прочел, что тот был расстрелян в Уссурийске.

Я встала в очередь. Иногда до меня доносились знакомые фамилии — может, родственники друзей, наверняка родственники. Я читала и перечитывала выданный мне листок номер 92. За 40 минут ожидания священник из села Сабурово по фамилии Крестьянинов, агент транспортной группы из конторы по снабжению «Главугля» Краснов, зав издательским товариществом иностранных рабочих в СССР Крепс Михаил Евсеевич стали важными для меня людьми. Я вообще плакса, но никогда еще я не плакала, глядя в сухой список.

Это была особая очередь. Знакомые не вставали к знакомым, а лишь здоровались и проходили в хвост, организаторы предлагали людям кофе и шарфы, но самое удивительное, что многие, отстояв и зачитав список, снова плелись в конец и снова занимали очередь — как будто они стояли за страшным дефицитом. Я дочитала свой листок с фамилиями на букву «К». А в конце добавила: «Мельников Семен Иванович, 47 лет, крестьянин, расстрелян в 1937 году».

В 1959 году детям Семена Мельникова выдали справку о реабилитации, где было написано, что его дело прекращено за отсутствием в нем состава преступления. Дом в Спас-Клепиках им так и не вернули. Бабушкин брат Федя, единственный из всей семьи, однажды съездил на родину. Рассказывал, что дом стоит, в нем кто-то живет. А на окне у них горшок с цветком. Я думаю — с фикусом.