«Сейчас кто-то зайдёт и всех убьёт»

Настя, 21 год, студентка, Минск:

— Из-за страха перед терактами я выучила отрывок из Корана. Я очкую, что меня возьмут в заложники в каком-нибудь ТЦ. Так у меня будет козырь в рукаве. Я выучила краткую форму шахады: «Ля иляха илля-Ллах, Мухаммаду расулю-Ллах». Это значит, что я свидетельствую что нет бога кроме Аллаха, а также свидетельствую что Мухаммед пророк его. Я боюсь именно оказаться в заложниках. Подорваться — это быстро, а когда берут в заложники то это как-то жестче. У меня есть еще вариант притворяться мертвой, но Брейвик стрелял и по трупам, так что это не стопроцентный вариант.

Андрей, 20 лет, студент 3-го курса, Москва:

— На днях я ехал в общежитие, ждал электричку на платформе «Беговая». Там есть небольшое пространство после турникетов. Было холодно, и там собрались люди, я сидел на лавочке. Подошел мужчина восточной или южной национальности с двумя сумками. Такие большие прямоугольные сумки, обычно такие в поездки берут. Он их поставил рядом и отошел на 2–3 метра. Сумки стояли у меня под боком, и от этого стало страшновато. Первой мыслью было встать и выйти на улицу, чтобы быть как можно дальше. С трудом я удержал себя, потому что понимал — это глупо. Народу было мало, а рядом есть станция метро, так что смысла в теракте нет. Потом к этому мужчине подошел его какой-то знакомый, и я подумал, что смертники не подрываются парами. Но страх не покидал до тех пор, пока они не ушли.

Я верю в рациональность. И с этой точки зрения глупо бояться из-за атак: гораздо больше людей погибают каждый год от сердечного приступа или ДТП. Но когда рядом со мной оказывается кто-нибудь восточной национальности или я вижу сумку без хозяина, то возникает мысль, как будет глупо умереть просто из-за того, что я отказываюсь бояться и перестраховываться.

Екатерина, 29 лет, студентка, Париж:

— Мне страшно ходить в места, где много людей, например на Елисейские поля. Я перестала сидеть в кафе на террасах. Сажусь либо внутри кафе, либо сбоку, так, чтобы подальше от проезжей части. Я не хочу идти в кино. Вроде новый Джеймс Бонд вышел, но идти страшно. В метро вообще ни под каким предлогом не пойду — обещали химические атаки. Я избегаю больших магазинов, где много туристов, и не стремлюсь в районы, где за этот год были теракты.

Мне кажется, в родном Петербурге мне было бы не так страшно. Просто я больше верю в наши спецслужбы и спецназ, чем во французские. Тут они похожи на банду туристов. У них нет опыта. Они не знают, как реагировать на ЧС. Они могли предотвратить эти события, им звонили, предупреждали, но они ничего не сделали. А если почитать интервью участников освобождения Bataclan, то там есть фразы типа: «Я увидел рваные раны и кровь, я был в таком шоке, никогда не думал, что это выглядит так, мне было страшно». Ну это же несерьезно.

Еще страх — садиться в самолет. Дело даже не в том, что страшно лететь в Тунис или Египет. Салафиты уже проникли во все сферы в Европе. В Париже после терактов уволили из аэропорта 50 человек! В Брюсселе один из них работал в метро. Представляете, как глубоко они проникли во все жизненно важные сферы?

Дмитрий, предприниматель, Петербург:

— Я скоро лечу в Берлин, и мне немного нервно. В последнее время люди бегут из Сирии, и бог его знает, могли ли под видом беженцев в Европу пробраться террористы — это причина моего страха. Еще боюсь, что если что случится, то жена останется одна, да и вообще помереть не здорово будет. Чтобы успокоиться, думаю о том, что ежедневно в Германию летает огромное количество рейсов, и что пока ничего с этими людьми не случилось, но это помогает все меньше. Единственное, что действительно может успокоить в этой ситуации — это отмена поездки.

Страх пройдёт, если кардинально изменится ситуация. До этого ещё очень далеко. По факту, если что-то случится, я бы предпочёл оказаться от всего этого подальше. Не потому, что буду истерично верещать и просить отпустить меня к маме, а потому, что это не кино.

Вера, координатор образовательных программ, 26 лет, Тель-Авив:

— В том самолёте погибла моя одноклассница, это очень тяжело принять и осознать. Каждый день в мире и у нас в стране теракты. И я ловлю себя на мысли каждый раз в автобусе, что сейчас может войти человек и начать убивать. Что я сделаю, что предприму? Я внезапно осознала, что я смертна! Раньше я как-то была уверена в обратном, а тут в любой момент может всё закончиться, а я ничего не успела в жизни стоящего сделать. Можно умереть молодым и ничего после себя не оставить, цепочка прервётся по глупой случайности.

Вообще в Израиле никто не боится. «Референтная группа» террористов — это «те, кто точно евреи». Это «религиозные», солдаты и евреи, живущие на так называемых спорных территориях. Но эти люди тоже не боятся! В Израиле каждый человек на счету, каждый важен, всё делается для безопасности, и все в курсе того, что происходит на самом деле. Я считаю, что в России однозначно опаснее, в России никто и не узнает правду, если что. Государству плевать на людей. Нет ни открытой, ни честной информации в общем доступе.

Террорист в моём понимании — это не обязательно мусульманин. Я против этой волны ненависти к мусульманам, у меня нет связи «террорист» — «ислам». Многие мусульмане говорят, что террористы прикрываются исламом и используют его для пропаганды. Конечно, если террорист в Израиле — то это будет араб, но среди арабов тоже есть разные люди. Есть и мыслящие, и мирные, и защищающие Израиль. Сейчас от многих знакомых слышу: «Надо уничтожить всех мусульман». Это ужасно, это тот же расизм. Террорист — не человек, у него нет религии. Это зомби, это отсутствие души, подмена понятий. У него нет лица, но есть оружие.

Вика, 18 лет, студентка, Москва:

— В начале прошлой недели я ехала на электричке на учебу. Я открыла в телефоне учебник арабского языка и включила в наушниках аудиоурок. Наверное, что-то из этого урока было слышно, потому что женщина рядом очень нервно отреагировала. Она сначала косилась, потом встала, ушла и вернулась с полицией. Полицейский велел мне пройти с ним. Мы вышли на платформу, он посмотрел документы, студенческий и меня отпустили. Извинились. Пришлось ехать на другой электричке.

Такое повторялось потом несколько раз. Но в те разы полицию не вызывали, а просто люди отсаживались от меня из-за того, что видели на телефоне арабскую вязь. Скорее всего, они напуганы из-за терактов, но мне кажется, что это неадекватная реакция. Почему всем внезапно стало страшно именно сейчас, а не раньше? Например, когда теракты были в Кении. Возможно, они боятся из-за того, что это показывают по телевизору.

Артём, 19 лет, студент, Торонто:

— Из-за последних терактов у меня немного поменялись привычки. Меньше стал появляться в людных местах в час пик и стал с большим подозрением смотреть на арабов. Если в толпе вижу хиджаб, то стараюсь не подходить близко, и уже продумываю пути к побегу. То же самое с метро. У нас никогда не было крупных терактов, и думаю, что мой страх скорее иррационален, но иначе я не могу. Всегда параноил немного.

Настя, студентка, Петербург:

— Мне стало страшно ездить на метро, или просто находиться среди большого количества людей. 27 числа будет концерт Limp Bizkit и я что-то боюсь на него идти.

Я оглядываюсь по сторонам, и внутри становится как-то странно. Особенно когда видишь мусульман, в платках или с бородами. Всегда есть вероятность, что у них под одеждой пояс шахида. Не у всех конечно, но все же. У людей уже сложился стереотип, что все мусульмане — террористы. Вот и боятся девушек в хиджабах и южных мужчин с бородами.

Страх подогревается ситуацией с безопасностью на станциях метро или вокзалах. Она чудовищная. Установили специальное оборудование, да. Но никому там ни до чего нет дела. Работники просто валяют дурака, разговаривают между собой, играют в телефоны. Даже когда нужно по-настоящему улучшить контроль над безопасностью на вокзалах, в аэропортах и проверять всех подозрительных личностей, несмотря на их одежду или внешний вид, будь то хиджаб или дорогой костюм. У терроризма нет национальности или религии.

Яна, журналист, Москва:

— Несмотря на старательно выверенное хладнокровие в жизни, я стала ужасно спать. Либо бессонница, либо короткие сны, в которых что-то взрывается или меня расстреливают, или просто постапокалипсис какой-то. Еще как-то по инерции перестала назначать деловые встречи на утро или избегаю мероприятий, из-за которых могу оказаться в метро в час-пик. Ну, и еще после всех этих событий необходимость и важность жить «здесь и сейчас» ощущается намного острее, но это уже, конечно, лирика.

Аля, 25 лет, журналист, Москва:

— Страшно мне стало после терактов в Париже. Я неделю как вернулась оттуда, а если бы осталась в Париже, то точно была бы на концерте в Bataclan. Я сразу вспомнила, что несколько лет назад, когда взрывали московское метро, тоже чудом не оказалась на «Парке культуры». Обещания «Исламского государства» пролить океан крови в России стали казаться реалистичнее. (В середине ноября боевики запрещенного в России ИГ выпустили ролик, в котором угрожали России терактами — БГ)

Я стала избегать метро, по городу передвигаюсь на уберах и троллейбусах. Но это, видимо, пока деньги не закончатся. Осознанного решения я не принимала, просто поняла, что после терактов только один раз в метро спускалась, и то пьяная.

Дарья, студентка, Барселона:

— Когда случился теракт в Париже, я не спала до пяти часов утра, читала все новости и прогнозы. Следующие два дня тоже провела за чтением новостей. Я изучала биографии погибших, свидетельства выживших, реакцию парижан. Мне было ужасно некомфортно, я плакала примерно каждые три часа, потом успокаивалась, снова читала и снова плакала. Я читала истории погибших, об оставшихся у них детях и любимых, и вспомнила в деталях то состояние, в котором была, когда умер мой отец (он умер от разрыва сердца, не от теракта). И мне стало страшно. Но не за себя — если я умру, мне будет уже все равно.

Мой молодой человек живет далеко от меня, в Лондоне. И мне стало очень страшно, что что-то может случиться с ним. Я не уверена, что смогу еще раз пережить потерю близкого мне человека. Но сделать я ничего не могу, понятное дело, так что продолжаю жить как раньше, надеясь на могущество британской секретной службы.

На третий день после теракта в Париже я поняла, что со мной что-то не очень здоровое происходит, и прекратила читать прессу. Меня попустило, и сейчас я ОК.

Я не думаю, что Барселона в опасности. Мне не страшно ездить по городу, я не беспокоюсь за людей в Москве. Мои родные не ездят в общественном транспорте. Атака в Москве кажется мне маловероятной. ИГ же пообещало сосредоточиться на Франции.

Петр, студент, Москва:

— После Парижа я задумался о том, что в Москве точно что-то будет, а так как служба безопасности метрошная просто никакая, и в метро можно пройти с чем угодно, то нас в принципе ничего не защищает. Я думаю, что если что-то случится, то это будет бомба в центре зала станции. Я сам по себе дикий параноик, поэтому частенько об этом думаю. Я стараюсь стоять на краю станций за колоннами. Так безопаснее.

Софья, 23 года, журналист-фрилансер, Петербург:

— После терактов я стала бояться войны. Такой, как ВОВ. Сейчас читаю «У войны не женское лицо» Алексиевич, и в свете последних событий чтение дается в два раза труднее, потому что начинаю реветь от страха, сочувствия и злости.

Еще я боюсь повальной ненависти, потому что она куда сильнее и разрушительнее самой смерти.

Я не то, чтобы боюсь умереть, я боюсь не успеть. Не потому, что у меня грандиозные планы на жизнь, а потому, что снова чувствую себя живым человеком. Ощущаю вкус к жизни, интерес. И в таком состоянии хочется еще успеть пожить, подышать и впитать. Я больше боюсь смерти своих близких и друзей, ее необратимости и своего бессилия. Мысль о том, что я не могу уберечь никого из своих любимых людей ни от болезни, ни от взрывов в метро, просто убивает.

Катя, помощник адвоката, 27 лет, Нью-Йорк:

— Я живу в Нью-Йорке, поэтому страхи за жизнь и безопасность имеют право на существование. Буквально недавно было выпущено видео, в котором Нью-Йорк провозглашается террористами целью номер один (19 ноября ИГ опубликовало очередное пропагандистское видео, в кадре виден Нью-Йорк — БГ). Полиция и власти города выпустили обращение, что жители не должны паниковать и бояться — после 11 сентября меры безопасности повышены на регулярной основе, и в городе работает специальный отдел по борьбе с террористами. Тем не менее, после парижских событий я постоянно нахожусь начеку.

Мне стало страшно ездить в метро, а особенно страшно становится, когда поезд едет из Бруклина в Манхэттен. Он выезжает на мост, откуда видны панорама Манхэттена и статуя свободы. Понятно, что это привлекательная цель для атаки, и кроме того, на мосту некуда бежать. Первые несколько дней я ловила себя на том, что сижу и рассматриваю пассажиров в вагоне, пытаясь определить террориста.

Неделю назад мы ходили в кино, и я первые полчаса фильма сидела и тряслась с мыслью: «Ну вот сейчас кто-то зайдёт и всех убьёт». Хотела попросить мужчину, с которым ходила, поменяться со мной местами, так как я сидела ближе к проходу и оказывалась таким образом в зоне первичного поражения. Но не попросила, так как не хотела показаться неадекватной. Ну и потом фильм увлёк, хороший был фильм.

Самое яркое проявление страха случилось, когда я была в торговом центре и получила сообщение от своего соседа по квартире. Это был скриншот имейла о вероятных скорых атаках. Прочитав сообщение, я физически почувствовала страх: ватные ноги, трясущиеся руки, вот это вот всё. Первая мысль была: где запасной выход из торгового центра? Позже, выйдя на улицу, я увидела скопление полиции в полном обмундировании, их было действительно много, и от этого стало ещё страшнее.

На следующий день мне по работе надо было ехать в здание, в котором находятся главные федеральные агентства, ФБР, агентство национальной безопасности и так далее. Я сначала отказалась туда ехать, но потом подумала, что это, пожалуй, одно из самых охраняемых зданий во всей стране, так что всё же решилась.

В моей маленькой голове сейчас очень много ненужных мыслей и опасений. От оправданной осторожности и осмотрительности до паранойи один шаг, и я его делать не хочу. Безопаснее всего я себя чувствую дома, несмотря на то, что в феврале за содействие ИГ были арестованы несколько человек, которые проживали по соседству, то есть прямо под носом. Несмотря на то, что рядом со мной живут мусульмане, часть из которых легко может оказаться радикально настроенной, я не думаю, что они будут срать там, где жрут. Но все равно собираюсь при встрече попросить домоуправляющего проверить все подвалы моего дома и доступ к ним.

Меня пригласили друзья на праздничный семейный ужин в пятницу, но они живут в другом штате, а это означает, что мне надо будет ехать на автовокзал, который находится рядом с Таймс-сквер. Я вряд ли на это решусь. Последние теракты совершены по пятницам с разницей в две недели. По этой логике ближайшая пятница будет под угрозой, тем более, что она имеет символичное название «черная пятница». Так что нафиг, буду дома сидеть, а к друзьям, может быть, поеду на следующий день. Доедать остатки.

Андрей Ширинский, 31 год, журналист, продюсер, Москва:

— У меня двое детей, учатся в четвертом и шестом классе, ездят в школу. Начиная со всех этих событий, мы стараемся отвозить их в школу сами на машине, или они ездят на такси. Мы ни в коем случае не позволяем им ездить в общественном транспорте в часы пик. Это скоро пройдет: во-первых, это и финансово не очень удобно, во-вторых, все успокоится. Но пока оно так.

Боимся метро. В Москве его традиционно взрывают, заложников не захватывают. Сам я на метро езжу, но с собой ношу бутылку воды, потому что понимаю, что в метро что-то будет гореть, и надо будет сделать маску-респиратор. Начинаешь читать блоги и сайты с курсами медицинской помощи, чтобы знать, как себя вести в разных ситуациях.

У меня повышенная тревожность, связанная с самолетами. Постоянно об этом думаю. Пытаюсь избегать полетов. Могу отменить отпуск — потому что переживаешь больше и нервов тратишь больше, чем потом получишь удовольствия.

Я периодически бываю в Израиле, где по статистике у каждого есть знакомый, который так или иначе пострадал от террористов. Если в тот момент, когда я там бываю, что-то происходит, паники нет. Есть такая общеизраильская привычка — спокойно звонить всем знакомым. Когда Израиль обстреливают, звучит сирена, и все спокойно и даже рутинно идут в бомбоубежище. Никто не тратит энергии и силы на панику. Там я себя бы чувствовал в безопасности.

Злата, специалист по коммуникациям, 28 лет, Москва:

— Когда случилась трагедия с российским самолетом, а потом и теракты в Париже, я была в отпуске в другой стране. Вернувшись в Москву, я с удивлением и впервые в жизни обнаружила, что боюсь спускаться в метро. Я избегала пиковых часов, подозрительно косилась на пассажиров, и просто отчаянно боялась все 45 минут с одной пересадкой от дома до работы и обратно. Поэтому я просто вызывала такси несколько дней подряд — так как путь неблизкий, это вылилось в значительную статью расходов. Избегала торговых центров, кинотеатров.

Конечно, на дорогах еженедельно гибнет больше людей (в том числе, пассажиров такси), чем в метро. И крайне сложно отказаться от посещений людных мест, если ты не живешь затворником. Поэтому, спустя неделю тихой паники, я все-таки начала себя преодолевать. Я стараюсь ездить с коллегами: если болтать о делах, то о страхе забываешь. Хотя все равно пристальнее смотрю по сторонам, но, мне кажется, это вообще стоило бы делать всегда, если живешь в мегаполисе.

Мне кажется, страх теракта или любого другого бедствия — из иррациональной области. Люди боятся смерти или увечий, и того, что близкие люди будут потом переживать и страдать. Но в этом и проявляется иррациональность. Как пел классик: «Война, эпидемия, снежный буран» могут произойти в любой момент.