Обожраться и не жить

иллюстрация: иллюстрация: Miriam Ivanoff

В финальной части новогодних каникул у одного из соседей случился инфаркт, к счастью, без летального исхода. Прошлый год вообще запомнился всем сво­им количеством смертельных исходов, поэтому этот эпизод в начале наступившего года был воспринят особенно серьезно. Тем более что вместе с празднованием наступления 2010-го существенная часть народа, включая моего сосе­да, по-черному пила и ела — кажется, именно для того, чтобы снять стресс от результатов 2009 года.

К счастью, для большинства одним из главных праздничных неудобств стала лишь пара-тройка дополнительных килограммов. Практически в каждой дискуссии на вопрос о том, как прошли праздники, люди задорно или театрально вздыхали и демонстрировали готовность едва ли не показать, в каких именно частях тела и насколько заметно сосредотачивается каникулярный привес.

После наблюдения за тем, как люди покупают майонез ведерками, а из 19 го­товых салатов в супермаркете только 2 вида замешены без майонеза (квашеная капуста и винегрет), и за бесконечной рекламой майонеза по Первому каналу всю новогоднюю ночь еще никогда так не хотелось какого-то мощного противовеса всему этому в СМИ. Именно после праздников наступает идеальное время для продвижения ценностей «правильного и сбалансированного питания» и осознания того, что в повседневной жизни можно есть и пить несколько иначе, чем это принято сейчас. Просветительская кампания о вреде, извините, холестерина и опасности излишеств, ведущих к сердечным и сосудистым заболеваниям, должна быть сверхактивной и финансироваться государством. Несмотря на как будто очевидную моду на более здоровый образ жизни и питания, основная масса людей не имеет абсолютно никаких представлений о том, почему увеличивается вес, необратимо растет живот, не особенно увеличивается продолжительность жизни, а чаще даже заканчивается существенно раньше, чем могла бы.

На самом деле объяснить и изменить здесь что-то невероятно сложно, пото­му что еда — это очень важная часть национальной культуры и идентично­сти. Но если не заниматься убеждением мастерски, системно, долго и последовательно, все так и будет продолжаться, а с 31-го по 10-е — повторяться, с госпитализациями и апоплексическими ударами. Сетуя, а иногда и не очень, на лишние веса и декларируя мнимую готовность что-то сделать для изменения своего фи­зического состояния, люди натурально впадают в жесткий ступор, когда речь заходит о том, от чего стоит отказаться.

Совершенно героические нотки возникают в разговорах, как только поднимается тема необходимости самоограничений в еде или во вредных привычках — хотя бы после праздников. О степени неприятия этих тем можно судить по тому, что в качестве альтернативы или финального пункта физических изменений чаще всего с отвращением и раздражением видятся создания, страдающие анорексией, как будто существуют только два полюса: «солидная дородность» и «дистрофия». А сам отказ от переедания кажется чем-то вроде согласия на пластическую операцию.

Но самое удивительное все же то, с ка­кой интонацией люди говорят об отказе хоть как-то себя ограничивать. Хотя бы не наедаться на ночь, не объедаться постоянно «картошечкой» или чем-нибудь еще с котлетами, сосисками, другой «честной едой» и ломтями хлеба. Иногда возникает ощущение, что наблюдаешь диалог, в котором очень талантливого творческого человека, разрушающегося от полной самоотдачи, страдающего от недосыпания, уговаривают поберечь себя, отнестись разумнее к себе и своим силам, не быть таким расточительным. Но только речь здесь идет не о работе на износ, а лишь о том, что хо­рошо бы поменьше жрать, и все. Человек же отстаивает свою неспособность отказаться еще от одного кусочка торта или «добавки», наделяя ее пафосом едва ли не творческого самосожжения и принципом жизни «здесь и сейчас».

Наши люди обладают такой монолитной целостностью своих натур, что смена меню, причем не радикальная, воспринимается как отказ от всех радостей жизни, измена себе, своей природе и личной идентичности. Если на записи затереть упоминание о еде, то можно решить, что некоторые, ну просто как Иван Карамазов, «возвращают билет», отказываясь ценою измены себе, своим привычкам что-то там получать взамен — типа стройности или обещанного здоровья.

В Пулково перед рейсом в Москву одна семейная пара средних лет хорошо подкрепилась, закончив обед десертом и кофе. В самолете мы оказались рядом друг с другом, и когда принесли еду, мужчина не смог раскрыть стол — его живот уже почти упирался в спинку кресла на­против. Жена, нужно сказать, очень деликатно заметила, что можно и отказаться от булочки с маслом и ветчиной: «Ведь уже перекусили, Паша». Паша поставил свой поднос на ее стол, браво фыркнул и все съел, выпив еще томатный сок и кофе с сахаром и сливками. В общем, непросто наладить результативный диалог с народом, но как-то нужно. Ведь когда начинаются крупные штрафы за без­билетный проезд, никто к ним не оказывается готов, и самое страшное, что многие, выпавшие за борт иной, уже никогда не расскажут, как бы они вновь поступили с билетом, будь у них вторая попытка.