Иллюстрация: Ward Zwart
Сережа позвонил и предложил встретиться — примерно на полгода раньше, чем я этого ожидала. (На самом деле он вовсе не Сережа, просто это имя настолько непохоже на его настоящее, что я решила — пусть будет Сережей.)
— Читаю твою колонку, — сказал Сережа, едва мы раскрыли меню.
Я энергично застеснялась, хотя уже привыкла к тому, что сию несчастную колонку читают все: мой гинеколог, Гайкина учительница музыки, глава нашей корпорации и мальчик, с которым я во втором классе была в одном пионерском лагере и выбила ему там зуб…
— А… Спасибо…
— Я не сказал, что она мне нравится, по-моему, она довольно тупая…
Пусть я не помнила, почему мы расстались, но теперь у меня появились догадки на этот счет.
— Как твой сынишка? — сменила я тему.— Новые фотографии уже есть?
— Нет.— Сережа скатал из хлеба колбаску и разместил ее на зубьях вилки.
— Он у тебя отличный.
— Да, отличный… Слушай, а ты продаешь эту свою колонку?
— В каком смысле?
— Ну, например, если другому человеку хочется узнать, что думают люди, а ты пишешь как бы от себя?
— Ничего не поняла.
— Ты можешь задать вопрос не от себя, а от меня? Написать: вот у меня друг с вопросом.
— Не знаю. Наверное, редактор встанет на дыбы, мне кажется, ему нравится издеваться персонально надо мной. А что у тебя за вопрос?
— Ты никому не скажешь?
— Слушай, ты только что намекнул, что не против поделиться им с миллионом — или сколько там у БГ читателей. Если это называется «никому не сказать»…
— У нас с тобой же нет общих знакомых. Никто не знает, что мы общаемся, поэтому и в голову не придет… Если ты, конечно, не напишешь мое имя.
— Да я вообще ничего про тебя писать пока не собираюсь. Может, у тебя не проблема, а глупость какая-то.
— Глупость полная, — неожиданно согласился Сережа. — Только я от этой глупости иногда в окно выпрыгнуть хочу.
Оказалось, Сергей очень боится, что его сын — вовсе не его сын.
— Он непохож ни на меня, ни на Ольгу.
— В два-то года?
— Но он совершенно другой. Светленький, голубоглазый…
— Ничего странного.
— Да не в этом дело! Вообще нет никаких общих черт. Он же не пухлый, черты лица уже очень четкие. И не только лицо — голос, движения… И вообще — я чувствую… Нет, ты не подумай, что я его не люблю! Вся проблема в том, что я как раз очень его люблю. Больше всего на свете, понимаешь?
— Тогда какая тебе разница? Это
— Да, но я хочу знать… Впрочем, ты не поймешь, ты не мужчина.
Я изо всех сил попыталась представить себе, что Гай — не мой сын… Выходило плохо, так как момент родов помнился отлично — даже чересчур.
Сережа же продолжал рассказывать, как он полгода дергался, как думал поговорить с женой, но ума хватило этого не делать, как наконец он решился найти в интернете сайт лаборатории, устанавливающей отцовство.
— Но туда же ребенка приводить надо… Я слышала, у детей кровь из вены на голове берут для таких анализов…
— Ногти.
— А?
— Им хватит обрезков ногтей. И через неделю они все скажут.
— Ну так отвези эти ногти и успокойся уже.
— Я боюсь. А если окажется, что он не мой? Я же не смогу жить с Ольгой после такого обмана.
— Ну тогда не вези.
— Тогда я с ума сойду.
— Ну не знаю
— И я не знаю.
— Ладно,— сказала я. — В конце концов, это моя колонка, что хочу, то и ворочу, а все товарищи редакторы могут повеситься на собственных шнурках. Сереж, ты хочешь, чтобы я спросила?
Сережа сказал, что он хочет. Решайте, что ему делать.