Нобелевская династия

Фотография: spacemilk.com

Говоря так о Зимине, имеют в виду прежде всего его потенциальный вклад в науку. Фонд «Династия» поддерживает ученых, всякого рода науку «о живом и неживом» и «о человеке в социальном смысле (социология, философия, политология, экономика)», издает переводы мировых научно-популярных бестселлеров — «Геном», «Космос», «Критическая масса», только что вышел манифест оксфордского биолога-атеиста Ричарда Докинза «Бог как иллюзия». Но Нобелю помимо денег и доброй воли была нужна Швеция с ее королем и Королевской академией. А Зимина окружает Россия.

Дмитрий Зимин принимает меня в своем кабинете на втором этаже старо­го билайновского офиса на Маяковке. За окном гаишник стяжает взятки на полулегальной парковке, аппендиксе Садового, — въезд-выезд запрещен. Само Садовое стоит. Но гаишника и пробку на Садовом из кабинета не видно: окна закрыты светлыми шторами. Кабинет основателя и почетного президента «Вымпелкома» по масштабам российской современности очень скромный: письменный стол, стол переговорный, книжные шкафы, все в классическом стиле, без архитектурных излишеств. Из излишеств только большой сувенирный глобус в углу и деревянная кукла-хасид с длинными пейсами на телевизоре. Мы пьем чай из ленинградских чашечек в кобальтовую сеточку. Мне эти чашечки кажутся очень важной деталью: в них есть и скромность, и качество, и настоящая, без провинциальности, верность традициям, которую не выразишь никаким Веджвудом и Ро­зенталем. На рабочем столе стопки книг, компьютер и айфон. А позади стола стереосистема-моноблок играет «Реквием» Моцарта. Я спрашиваю, не кризис ли навеял, Дмитрий Борисович извиняется и встает убавить звук: «Я скажу словами Гамлета: «Из жалости я должен быть суровым. Несчастья начались, готовьтесь к новым». Некоторые вещи абсолютно необратимы. Прибыль компаний составляла единицы миллиардов, а капитализация — десятки. Мой родной «Вымпелком» стоил 40 миллиардов. Я думаю, так больше не будет никогда. Оценка фондового рынка — это на сто процентов фактор доверия. Сегодня прибыль с гулькин нос, зато через несколько лет она будет о-го-го! А у нас был ряд событий, которые лишают Россию, российскую власть ­до­верия многих мыслящих людей. Это и история с Ходорковским, и совершен­но необъяснимая история с Бахминой — не надо думать, что она не влияет. И то, что на Кавказе, и «Мечел»… В Америке рынок грохнулся процентов на 25—30, развивающиеся страны типа Бразилии упали процентов на 40—60, Россия же — почти на 70. Во всем, что сверх падения мирового рынка, виноваты мы сами. Плохо, что власть не использовала уникальный сытый период российской истории для проведения модернизации. Но в этом в первую очередь виноват сам народ, который допустил, что власть от него уже никак не зависит. Он аплодировал тому, как разрушали ЮКОС, НТВ, ТВ-6. Как писал Волошин: «Вчерашний раб, уставший от свободы, возропщет, тре­буя цепей». И все-таки, — добавляет Зимин, — не забывайте, что вы ­разго­вариваете с человеком, который имеет счастье за всем этим наблюдать немножко сбоку».

Когда Дмитрий Зимин говорит про «сбоку», он имеет в виду свой уход из бизнеса: семь лет назад он оставил пост президента и гендиректора АО «Вымпелком», создал фонд некоммерческих ­программ «Династия» и стал первым в России меценатом на полную ставку. До этого он был не сбоку, а в самом центре и даже впереди. 15 ноября 1996 года Дмитрий Зимин вывел «Вымпелком» на Нью-Йоркскую фондовую биржу — это было первое размещение акций российской компании с 1903 года. «Вымпелкому» было тогда пять лет, Зимину — 63. То, что бизнес Зимина выжил и стал частью всероссийской повседневности, кажется неправдоподобным — столько в его основании перестроечного абсурда и наивной романтики.

Фотографии: из личного архива Д. Зимина
На полевых испытаниях в Армении, начало 80-х

***

Около тридцати лет Зимин занимался в Радиотехническом институте АН СССР разработкой систем противоракетной обороны. Когда партия провозгласила курс на конверсию и ракетные заводы начали штамповать кастрюли и утюги, Дмитрий Зимин, доктор наук и заместитель генерального конструктора гигантской радиолокационной станции, ­обра­зовал с коллегами-радиотехниками малое предприятие «КБ «Импульс». Оставшиеся без зарплаты разработчи­ки радаров ПРО наладили производство автомобильных радар-детекторов. «Очень хотелось в бизнес. 30 лет я проработал в ВПК, а тут вдруг горбачевские кооперативы, все можно. Да неужели не хватит талантов все сделать, ничего не согласовывая? Ну и стали пробовать. После почтового ящика все это было в кайф». Особенное удовольствие доставляло ­недоу­мение партийных бюрократов, когда те узнавали, что новое КБ не подчиняет­ся никакому министерству.

Вскоре «малое предприятие» превратилось в «совместное» с американскими партнерами — семейной фирмой Plexsys, небольшим производителем радиооборудования. Первые деловые контакты происходили в нежной обстановке советско- и российско-американской дружбы, иногда буквально на фоне государственных флагов. В автобиографической книжке Зимина «От 2 до 72» есть трогательные фотографии этих встреч и столь же трогательная история про то, как во время первой поездки в США еще недавно сверхсекретных русских радиотехников американские партнеры презентовали им по 50 долларов на карманные расходы. Это были прекрасно вложенные деньги: совладелец Plexsys Оги Фабела стал соучредителем «Вымпелкома», соавтором торговой марки «Билайн» и инициатором первого русского IPO.

Офис «Вымпелкома» символически расположился в бывшем парткоме. Техническая часть бизнеса заключалась в том, чтобы соединить новейшую технологию связи с дремучей отсталостью советских телефонных сетей, а деловая — в борьбе с разрешающими органами за частоты и лицензии. В качестве маркетингового хода раздавали под расписку телефоны «некоторым достойным людям в московской и российской администрации» и деятелям культуры. Всего через четыре года IPO превратило Зимина, неожиданно для него самого, из советского ученого, который удачно приспособился к новой реальности, в одну из ключевых фигур российской экономики. «Человек живет в хрущобе, в трехкомнатной квартире, и вдруг стал миллионером — что за дикость такая? Был у меня тогда партнер Леонид Рожецкин. Вот мы только приехали в Москву, я встретился с ним около «Динамо». Он мне говорит: «А чего это ты так пришел? Знаешь, сколько ты стоишь?» Я знал, но это было как-то по ту сторону сознания. Это же не те ­деньги, которые можно взять. Ну акции. Ах, они мои? Акции — это учетная величина. Моя — это зарплата. Не сразу свыкся. Стал ходить со знанием. И с охранником. Было специальное ­решение, чтобы меня не отпускать. ­Фа­бела настоял. Мне это здорово мешало. Для меня было бы ужасно всю жизнь ходить с охранником». Кстати, приблизительно в то время Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН опросил богатых россиян на предмет символов статуса. Абсолют­ное большинство — 75% — на первом месте назвали как раз охрану.

В 2001 году Зимин вышел в отставку: «У предпринимателя, антрепренера и регулярного бизнесмена разные job descriptions. Предпринимателю наибольшее удовольствие доставляет партизанский период создания бизнеса с нуля. А большая компания управляется сложно, там громоздкие процедуры принятия решений. Это меня увлекало меньше». В 2004 году русский Forbes оценивал состояние Зимина в 390 млн долларов, в 2006-м — в 550 млн, а род бизнеса характеризовал как «инвестиции». Значительная часть этих инвестиций сконцентрирована в фонде, который финансирует «Династию». Такое размещение капитала Зимин считает естественным завершением и даже целью любой предпринимательской карьеры: «Мне кажется, нет в мире ни одного бизнесмена, состояние которого выходит за рамки личных потребностей, который, достигнув некого возраста, не отдал бы почти все, что он заработал, в благотворительный фонд, который сам же и создал. И вся наша элита будет это повторять. Многие человеческие качества, которые мы считаем благоприобретенными, на самом деле определяются генетически. В том числе и альтруизм. Еще в пещерные времена, когда в каких-то пещерах находились люди, готовые принести себя в жертву ради общественного блага, эти пещеры лучше выживали. Даже такие понятия, как добро, зло, мораль, в значительной мере генетические. С возрастом, когда проходит давление школы, двора, обучения, генетические задатки человека проявляются в большей мере, чем в молодости».

Первая поездка в США, январь 1992 года

В этом году бюджет «Династии» был около десяти миллионов. В следующем, несмотря на кризис, запланировано потратить больше. Более крупный бюджет только в фонде Потанина, но у Потанина нет независимой от учредителя системы управления. А в фонде «Династия» она есть: «Я боюсь громких слов, но других как-то нет. Я хочу, чтобы фонд «Династия» был, условно говоря, вечным. Чтобы его существование не ограничивалось бренностью человеческого бытия. Какие есть способы? Создать управление, которое замкнуто на некую процедуру. Люди, которые меняются на 30% каждые три года. Деньги отданы таким образом, что это, как я надеюсь, будет вечным источником финансирования. Ни родственники, ни наследники никуда влезть не могут. Мой сын меня в этом активно поддержал. И теперь мне надо уйти в отставку, чтобы посмотреть, как фонд будет работать в штатном режиме».

Сейчас Дмитрий Зимин занимает пост председателя совета фонда. Полномочия его ограничены — всем управляет, собственно, общественный совет. Доверять можно только своим — в России не существует никакой организации, на независимость и долговечность которой можно было бы положиться. Кроме Зимина в совет входят еще девять человек (сре­ди них Петр Авен, Евгений Ясин, Сергей Капица, гендиректор «Вымпелкома» Александр Изосимов и сын Зимина Борис). Совет формирует бюджет, ­стра­тегию и кадровую политику, принимает новых членов на место выбывающих и оберегает фонд от рисков и потрясений.

Одним из таких потрясений едва не стал музей ХХ века. Дмитрий Зимин собирался создать музей истории тоталитарных режимов в СССР и Восточной Европе, в июне проект создания такого музея в интернете рассматривался на общественном совете — и был решительно отклонен как политический и поэтому не соответствующий профилю. В результате музей стал личным проектом Зимина — если он и будет когда-нибудь создан, то независимо от «Династии».

***

В советскую науку Зимин пришел с «плохой» биографией: потомок купеческого рода, отец репрессирован, мать еврейка. Эти обстоятельства, каждое из которых могло в корне пресечь любую карьеру, а особенно в ВПК, приходилось деликатно замалчивать: «У меня формально была очень чистая анкета. Я никогда не писал, что у меня отец арестован и умер в лагере. Да это от меня в семье долго ­скры­вали. Писал в анкетах, что он умер в 1935 году, когда мне было два года. Мама меня в свое время записала русским. Я думаю, если бы это не было сделано, мне бы и МАИ не видать, и всего другого не видать». В книжке Зимин пишет, что «состоялся по недосмотру советской власти». А в российскую современность заслуженный ученый и предприниматель вступил с похожим гандикапом: последовательно либеральными взглядами, которые требуют не меньшей деликатности. Активная политическая деятельность ­подвергает риску не только бизнес, но и вообще любое общественно значимое начинание. Поэтому реалисты выбирают «практику малых дел»: «Безусловно, если бы за мной стоял сейчас бизнес «Вымпелкома», компания, десятки тысяч работающих людей, миллионы абонентов, я бы вообще воздержался от интервью и общения с прессой, поскольку подвергал бы риску акционеров, которые меня на это не уполномочивали. Сейчас у меня положение немножко другое, я более свободен. Тем не менее я выбрал путь с фондом «Династия», который хоть и управляется общественностью, но жестко коррелирован со мной. Фонд создан для того, чтобы сохранить в стране интеллектуальную элиту. Этот слой всегда был в России очень тонкий, а сейчас в особенности. Поддержка интеллектуальной элиты — в значительной мере поддержка порядочности и здравомыслия в обществе. А сейчас наше общество больше приспособлено для людей, которые готовы не столько творить, сколько служить. Им аплодируют, их возят на Селигер, деньги им платят. А надо заботиться о тех, кто хочет творить. Мы ищем таких людей. Поддерживаем не столько науку, сколько ученых. Сохранение светлых умов решающим образом определяет будущее России».

А потом Дмитрий Борисович вспоминает слова Фридриха Хоутерманса. Немецкий физик-коммунист Хоутерманс бежал от нацистов в СССР, работал в Харькове, в 1937 году попал в ГУЛАГ, а в 1940-м, в порыве дружбы СССР с Третьим рейхом, был передан Германии. Нобелевский лауреат Макс фон Лауэ спас Хоутерманса от концлагеря и вернул в науку. Хоутерманс занимался ядерными исследованиями и в конце войны нашел способ предупредить американских коллег об успехах немецкой ядерной программы. «Каждый порядочный человек, — цитирует Зимин знаменитое послевоенное высказывание Хоутерманса, — столкнувшись с режимом диктатуры, должен иметь мужество совершить государственную измену». Диктатура появляется там, где не хватает порядочных людей. Или там, где порядочные люди выбирают «реализм», а потом оказываются перед выбором: порядочность или измена. Все-таки лучше, если у порядочных людей вовремя находится мужество изменить само государство.