Николай Валуев

С большими габаритами очень трудно влезать в стандартный дверной проем: можно набить шишку на макушке или поранить плечо о косяк. Мне не подходят стандартные кровати и мебель, сделанная для обычных людей. Если я стою перед закрытой дверью, то боюсь ее открыть: не хочу лишний раз ломать дверную ручку. Но я пользуюсь теми же предметами, что и мои домочадцы. Титановые ложки для меня не предусмотрены.

В детстве меня дразнили «Башка». Я относился к этому спокойно: когда такие дразнилки становились слишком ­назойли­выми, то что ж, можно было и тумкнуть обидчика хорошенько. Я человек спокойный и понимал, что всех больших людей всегда дразнят, так чего же по этому поводу пылить? Я редко дрался в детстве. Мои физические данные компенсировали агрессию окружающих — кто-то со мной драться просто не хотел, а кто-то уже был мною проучен.

Страшнее всего иметь дело с идиотами, дураками и людьми, чья реакция непредсказуема. Глупые люди страшны хотя бы потому, что строят из себя умных — и иногда очень удачно.

В девяностые годы мне приходилось общаться с людьми, которых в народе принято было называть братвой. Тогда сам ритм жизни был таким, что с братвой общались и политики, и актеры, и спортсмены. Гораздо правильнее и важнее прямо говорить правду. Если ты будешь придумывать себе другую биографию, то знающие люди не поверят, а незнающие — посмеются.

Я ничего не хочу изменить в своем прошлом. Попытка скорректировать прошлое может обернуться непоправимыми потерями в будущем. Такой «эффект бабочки» из книги Рэя Брэдбери «И грянул гром» — помните, про человека, который на сафари в прошлом времени раздавил всего лишь одну бабочку, изменив мир до неузнаваемости? Ведь жизнь нельзя прожить дважды, так зачем же копаться в прошлом.

Я помню сумасшедший драйв перед своим самым первым боем. Абсолютное отсутствие опыта. Непонимание того, что и каким образом нужно делать. Понимаешь, что нужно драться, но вот как — напрочь забываешь. Действуешь на уровне эмоций, судорожно вспоминаешь хоть какие-то физические упражнения. Наносишь удары куда попало — лишь бы нанести. Желательно побольше. А куда — неважно. Во втором бое такого не было: мандраж никуда не делся, но ярких, бессмысленных ощущений не осталось.

Я победил Эвандера Холифилда по очкам. Западные журналисты были моей победой недовольны — ну, они всегда недовольны, что же с этим поделать?! Люди вечно болеют за маленьких.

Человек не может быть полностью независимым. Независимым он становится только после смерти. Но бокс дает мне ощуще­ние независимости в финансовом плане и уверенность в себе. А это многого стоит.

Я никогда никому не скажу, что может вывести меня из себя. Зачем мне кричать во всеуслышание о своих слабых местах? Давать людям, которые обязательно захотят идти против меня, дополнительное оружие — не в моих интересах.

У меня двое детей. Увольте, я не хочу, ­чтобы они занимались боксом! Главное для них — научиться работать головой и зарабатывать на жизнь собственными мозгами, а не мощностью. В спорте усредненного подхода не существует — нужно быть или первым, или хотя бы «в призах». Я не ищу легкой жизни для собственных детей: просто, пройдя этот тяжелый путь, я понимаю, что мне повезло прой­ти по тонкой линии и не упасть. Но где гарантия, что повезет и моим детям? Я ищу для них более надежные, чем спорт, варианты.

Я не потерял чувства опасности и никогда не потеряю. Это как инстинкт самосохранения, без него невозможно существовать. Я бы даже больше сказал: чувство опасности помогает нам выживать.

Три года назад произошла некрасивая ситуация с охранником на автостоянке возле Дворца спорта в Санкт-Петербурге. Мне пришлось заступиться за свою жену Галину. После этого охранник подал на меня в суд, мне пришлось столкнуться с массой проблем, и теперь я, как любой публичный человек, вынужден сначала думать, во что выльются последствия моей злости, а затем уже злиться. Так уж вышло, к сожалению.

Больше всего я горжусь тем своим боем, который принес мне пояс чемпиона мира. Это было 17 декабря 2005 года, и я дрался с Джоном Руисом, американцем. Специально для меня сделали новый пояс чемпиона мира — старый был слишком короток. Его сшили заново, увеличив длину на пятнадцать сантиметров.