Николай Сванидзе

Фотография: Павел Самохвалов

— О книге говорят уже с мая, выходят фрагменты, а на прилавках ее до сих пор нет.

— Рукопись долго была у самого главного героя, Медведев долго себя правил. Я рассчитывал, что книга выйдет сразу после инаугурации. Потому что с каждой неделей ситуация так или иначе неизбежно меняется. А идеи, мысли, которые туда закладывались, относились к тому времени. Еще немного, и книжка будет нуждаться в переписывании.

— Зачем вы вообще взялись ее писать?

— Я не сразу согласился. Во-первых, у нас всегда мало времени. «Исторические хроники» идут в жестком режиме, мы производим по 10-12 серий в год. Второе: я понимал, что подобный проект с репутационной точки зрения для меня вовсе не однозначный. Начальство редко бывает довольно, а общественность недовольна всегда, когда читает подобные произведения. И всегда будут обвинения в лизоблюдстве, в карье­ризме и прочем. Это неизбежно. Поэтому я понимал, что это в известной степени подстава. Тем не менее я согласился.

— Почему?

— Мне казалось, что стыдно отказываться. Это челлендж, профессиональный вызов. Я политический журналист, в конце концов. И мне предлагают написать первую содержательную книгу о будущем национальном лидере. Почему нет? Тем более человек мне ничего худого не сделал, ­никого пока не обидел, никого не ограбил.

— Как вы встречались?

— Было восемь или девять встреч. Каждая продолжалась часа по три. Все под чаек. Встречи проходили на загородной даче. Только в последний раз мы встречались уже в его президентской резиденции. Мы были втроем — Медведев, я и моя супруга Марина. Чаек зеленый, хороший. Какие-то сладости, сухофрукты, мед. Пирожных не было. Что-то такое миленькое, вкусненькое. И музыка, виниловые пластинки. Он ставит пластинку, потом подходит, меняет. Поскольку он в музыке разбирается порядком лучше, я у него спрашивал, что это играет. Он охотно объяснял. Это явно ему в кайф. Музыка звучала довольно громко, и мы даже сначала боялись, что она перебьет звук на диктофоне.

— Все-таки тяжело разговаривать под Deep Purple…

— Не всякий раз Deep Purple. Вряд ли он ведет переговоры с Бушем или Кондолизой Райс под Deep Purple. Но в принципе я не исключаю, что против такого варианта он ничего бы не имел. Любит он это дело, любит.

— Многое из разговоров не вошло в книгу?

— Нет. Были какие-то детали, очень личные. По-видимому, те, которые он счел ­излишне личными. К политике это не относилось. Некоторые детали разговора с сыном Ильей. Но это личное дело его и семьи. Я знаю, что решения по каким-то отдельным кусочкам принимались на семейном совете.

— Из этих восьми встреч какая была самая лучшая?

— Я был доволен всеми встречами, но не всеми темами.

— В смысле ответами?

— Да. Естественно, ответы по международной тематике должны быть более формальными. Они требуют большего официоза, сдержанности — понятно, что под лупой будет изучаться каждое слово. С этим, думаю, связано и то, что он так долго себя потом редактировал. Хотя я просил по возможности живую речь не править, кое-где он ее немножко лишал жизни. Стилистика фраз иногда менялась.

— Если издательство предложило бы написать теперь книгу о Саакашвили?

— Я отказался бы. Категорически. Саакашвили глубоко несимпатичен мне лично, у меня серьезные претензии к нему. Саакашвили несет ответственность за радикальное ухудшение российско-грузинских отношений, и я как московский грузин этого простить ему не могу. Помимо того что он мне несимпатичен по своим стилистическим проявлениям, мне не нравятся политики такого рода. Я вижу элементы самовлюбленности, которые мне всегда глубоко претят. Истероидность, провокативность. Поэтому копать глубже мне здесь не интересно и не хочется.

— О Путине в вашей книге Медведев говорит не слишком много. Как вы думаете, Западу больше нравится Путин или Медведев?

— Если сравнивать Медведева с Путиным, думаю, с Медведевым им дело иметь психологически комфортнее. Многим кажется, что он мягче, с ним легче найти ­общий язык, он цивильнее. У него за спиной нет службы в КГБ, что для них существенно. Другой вопрос, что их легко может ждать разочарование. Однако есть еще один критерий, и он главный: на Западе предпочли бы иметь дело с тем, кто решает проблемы. Медведев в этом плане пока проявить себя не успел, даже если иметь в виду Южную Осетию и Грузию. Любому серьезному переговорщику хочется иметь дело не с добрым или злым, а с тем, кто реально рулит. Сейчас они думают, кто из двух лидеров реально обладает властью, чтобы разговор не превратился в пустой треп.

— А как вы считаете, кто больше?

— На данный момент скорее Путин. Здесь есть момент инерции. Но до конца проконтролировать действия президента с его конституционными пол­номо­чи­я­ми — если он не хочет, чтобы его контролировали, — невозможно. В конечном счете это все равно вопрос их личных взаимоотношений и того, чего хочет Медведев. Он хочет быть одним из двух консулов, вторым консулом, первым консулом или просто единоправным руководителем страны. Каждый из вариантов возможен.

— Вы к какому склоняетесь?

— Он человек вполне воспитанный и с мягкой манерой поведения. Но никаких признаков неуверенности в себе я не заметил. Он человек внутренне очень амбициозный, поэтому возможно всякое.