Николай Клименюк. Оставьте их в покое

«В последнее время мне все время приходится разговаривать на эту тему», — рассказывает мой приятель. Приятель — гей, а тема — геи. Вот, например, компания: самая обычная, клерки, лет по 30. Раньше они гомосексуальной темой совсем не интересовались, а сейчас только про геев и разговаривают. Обсуждают, например, выступление спортсменки Исинбаевой: «Ну вот правда, чего все так возмущаются про этот закон? Он же про несовершеннолетних. Взрослых-то никто не трогает. Живите как хотите». Приятель терпеливо объясняет, что закон поделил людей на первый и второй сорт и что если ты не можешь рассказать детям (например, своим собственным), что ты не хуже других людей, то это дискриминация. Компания слушает, кивает, но в следующий раз находится новый повод — и все повторяется.

Хороший аргумент для моего приятеля подготовил полвека назад психолог Альберт Бандура. Он провел в Стэнфордском университете такой эксперимент: испытуемых-студентов попросили наказывать ударом электрического тока таких же студентов (на самом деле — актеров), если те будут делать ошибки, выполняя задания. Во время наладки оборудования испытуемые как бы случайно слышали разговоры экспериментаторов по внутренней связи. Про одну из групп «студентов» ассистент говорил руководителю эксперимента, что они «какие-то животные», про других — что они «хорошие ребята», а третью группу никто не упоминал. И хотя три группы выполняли все задания совершенно одинаково, «хороших ребят» испытуемые наказывали за ошибки током силой в три условные единицы, контрольную группу — током в пять единиц, а «животные» получали разряды по восемь. Если бы ток был настоящим, эти удары были бы опасными. Единственное, что повлияло на отношение испытуемых к этим группам, — характеристика, вскользь брошенная человеком, которого они даже не видели в глаза. А какого отношения можно ждать к людям, про которых телевизор рассказывает, что детей надо оградить от их влияния, а их сердца сжигать сразу после смерти?
Наша общая приятельница, хозяйка небольшой фирмы, говорит: несколько сотрудников уволились после того, как она публично рассказала, что является лесбиянкой. Зато все остальные сказали: «Вау, молодец, круто!» — и стали выражать солидарность по каждому информационному поводу.

Приятельница жалуется: «Это утомляет не меньше гомофобии. Раньше у меня была личная жизнь, а теперь это, оказывается, гражданская позиция».

Я назвал своих друзей «геем» и «лесбиянкой» — и чувствую себя предателем и по отношению к ним, и по отношению к себе. Потому что никаких «геев» — я в этом убежден — на самом деле не существует. До тех пор, пока определенную группу людей не заставляют определиться и приклеить к себе ярлык.

Причем делают это не только «борцы за нравственность», но и друзья-доброжелатели, которые со своей навязчивой поддержкой играют в одной команде с депутатом Милоновым.

Гей — это не тот, кто любит заниматься сексом с людьми своего пола, это не вопрос сексуальных предпочтений. Среди многочисленных критериев, которые влияют на эти предпочтения, пол партнера далеко не единственный и даже не главный. Но даже самые последовательные любители крепких или субтильных, умных или тупых, грубых или нежных, бледных или смуглых, местных или экзотических, как правило, не удостаиваются специальных ярлыков — ни от Милонова, ни от друзей.

Безразличие и нейтралитет важны для тех, кого мы политкорректно называем «гомосексуалами», не меньше, чем сочувствие и солидарность. Это касается не только прав геев: там, где люди начинают делиться на гомо- и гетеро-, коммунистов и беспартийных, местных и приезжих, верующих и атеистов, советских и антисоветских, неприятно жить всем.