Атлас
Войти  

Также по теме

Ничего не меняется, люди сидят

Один из главных итогов года — декабрьские митинги в Москве и в других больших городах России. Одни из главных героев декабрьских событий — самые обычные горожане, задержанные в ходе акций протеста против фальсификаций на выборах. Массовые задержания недовольных начались сразу после выборов 4 декабря 2011 года. Уже вечером 4-го было задержано 25 человек, пытавшихся устроить гражданский сход на Красной площади. Лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов, один из устроителей этой акции, до сих пор находится под административным арестом в больнице. После согласованного митинга 5 декабря на Чистопрудном бульваре было задержано около 300 человек. На спонтанной акции 6 декабря на Триумфальной площади — еще около 600 человек. На массовых митингах 10 декабря на Болотной площади и 24 декабря на проспекте академика Сахарова были приняты резолюции с требованиями освободить всех задержанных. Однако многие из них по-прежнему находятся в заключении — не только в Москве, но по всей стране. БГ поговорил с военным корреспондентом Аркадием Бабченко о том, как его задержали, как он провел ночь в ОВД и о том, почему он теперь считает, что тюремная камера сегодня — это идеальное общество, в котором хотелось бы жить

  • 11941
babchenko

Аркадий Бабченко — военный корреспондент, автор сборника рассказов «Алхан-Юрт», изданного в 22 странах, участник боевых действий в Чечне, в прошлом — военный корреспондент «Московского комсомольца», спецкор «Новой газеты», сейчас — независимый журналист.

— Где тебя задержали?

— На Триумфальной площади, 6 декабря. Я увидел в ЖЖ, что будет весь этот движ. Поехал туда, конечно, собирался потом про это писать. Паспорта у меня с собой не было — только удостоверение участника боевых действий и удостоверение «Новой газеты».    

— Что там было?

  — Выхожу из метро «Маяковская» — я минут за десять приехал, выпускали без проблем. То, что народ туда идет, был понятно — прямо река текла в вагоны, еще с «Боровицкой». Выхожу — там стоят «Наши», молодогвардейцы, парнишка с барабаном, раскрашенным под гжель. Отлично, думаю, хорошее место, классно попал.      
Я отошел там на пятачок, на отдалении от метро, и начал там стоять. Начались лозунги, я подумал — выкрикивать ничего не буду, собственно, и возраст уже не тот, но с этого места никуда не уйду. Потому что я свободный человек на свободном тротуаре в свободной стране, где хочу — там и стою, никто меня отсюда двигать не будет.    
Ну и стоял там часа полтора довольно успешно. С одной стороны омоновцы начинали давить цепью на участников, а им оказывали такое же встречное давление демонстранты, а я оказывался между ними, и меня никто не сдвигал. Намеченную себе задачу выполнил — стоял и стоял.

— ОМОНа много было?

— С моего пятачка сложно сказать, не видно ничего было. Но много. ОМОНа, мне кажется, было больше митингующих. Или один к одному. В какой-то момент засветили мне берцем (ботинок с высокими берцами — военная обувь. — БГ) колено. Одна цепочка ОМОНа прижала меня ко второй, и тут я слышу такой крик: «На, сууука!», и из второго ряда, из-за спин своих товарищей, в меня такой удар летит. Ну я оборачиваюсь, стоит такой парень лет 25, выше меня, тяжелей меня, лицо такое нормальное, я бы даже сказал образованное лицо. Я ему говорю: «Спасибо! Это мне прилетело». Он ничего не ответил, отвернулся, но мне кажется, ему стыдно стало, он сам не сообразил, зачем он это сделал, почему.  

— А как задержали?

— Ну вот я час-полтора так простоял, а потом мимо шел товарищ майор с двумя бойцами и говорит: «Этого возьмите тоже». Ну меня и взяли под белы рученьки и завели в автозак. В автозаке все было культурно, культурней, чем в библиотеке: на вы, извините, пожалуйста, — у нас тут низкий потолок, покажите, что у вас в карманах, спасибо. Досмотрели, ничего не изъяли и закрыли. Когда набралось нас 21 человек, подошел еще раз космонавт (ОМОНовец в черном шлеме. — БГ) и спросил: «Журналистов точно нет?» На что ему хором весь автозак ответил: «Есть, мы все тут журналисты!» Тот ответил: «Ну и хер с вами, отправляйте».  

— Куда повезли?

— Везли нас в этом пазике зарешеченном, везли по встречке с мигалками — должен сказать, это офигенное чувство, просто шикарно — и по всем пробкам отвезли в ОВД «Даниловское». Там по одному стали запускать в само ОВД, где сначала мы сели писать объяснительные, а потом составлять протокол.
В ОВД до составления протоколов сразу провели еще один обыск: изымали зажигалки, сигареты, ключи и мобильные телефоны. Это прямо и объяснили тем, что мы же будем звонить журналистам, а им это не надо. Даже не дали сделать один гарантированный по закону звонок — ни семье, никому.

— Что ты написал в объяснительной?

  — Вопросы были такие: кто организовывал митинг? Я как честный гражданин пишу: насколько мне известно, митинг организовывала «Молодая гвардия». Какие лозунги вы слышали: ну я что слышал, то и пишу: «Россия за Путина!», «Слава Путину!», «Россия, Путин, Медведев!», «Мы поддерживаем нашего президента!».  
Ну и про обстоятельства моего задержания написал все как есть — стоял, никого не трогал, подошел майор, и меня взяли.    

— Что дальше было?

  — Отвели к дознавателю, это была женщина, она назвала меня «тупым таджиком», взяла какие-то минимальные показания, а дальше отвели в актовый зал и начали составлять протокол. Они все были распечатаны под копирку, по статье 19.3 ч. 1 — «Неповиновение сотрудникам милиции и препятствие движению на проезжей части». Протоколы заполняли до двух-трех ночи. Все это время люди еще сидели в автобусе, ждали своей очереди — последней вывели Надю Толокно, художницу из группы «Война», я слышал, как кто-то из начальства сказал: «Вот эту в желтой куртке выводим последней, она вые...вается слишком много» (прошу прощения — это дословно).  

— Где ночевали?

— Из актового зала нас группками по 3-4 человека стали заводить в камеру для административно задержанных (КАЗ). КПЗ у нас был рядом, там нары были, а в КАЗ нас набили 20 человек — 19 мужиков и одну девушку (Толокно оставили просто в коридоре, на лавочке). Камера наша была примерно 4 на 4 метра, лежать не было там никакой возможности, и даже сидячих мест на всех не хватало. Часам к четырем ночи мы попросили у полиции пакеты, мы их разорвали и положили на пол — потому что пол ужасно грязный — и стали укладываться спать, но даже в таком варианте места на всех не хватало и периодически человека 3-4 оставались стоять, такая ротация.      

— А как себя вели сотрудники ОВД?

— Полиция, в принципе, вела себя адекватно, нормально — ни хамства, ничего не было. Споры мы с ними даже вели, те, кто составлял протокол, чуть ли не сами высказывали нам «экстремистские» мысли.
Когда выяснилось, что суды переполнены и нас не повезут никуда, мы попросились в КПЗ — там есть нары. Нам отказали, сказали, что мы — административные, а в КПЗ — пьяный, агрессивный киргиз, и он с нами может что-нибудь сделать. Тогда мы говорим: давайте в актовый зал — он большой, там чистый пол, масса сидячих мест, а никто из нас за всю ночь так и не поспал.    
Нам отказали под тем предлогом, что начальник ОВД и самих сотрудников туда не пускает, потому что там материальные ценности. Правда, я там видел только стулья и стенды с плакатами, ну и телевизор. Ну и не пустили.

— Как питались?

— Два раза нам кто-то привозил еду, не знаю кто. А с утра полиция, она же обязана нас кормить, начала выяснять, чем нас кормить на завтра и на обед. На завтрак нам дали по кружке чая и по бутерброду с сыром, у меня такое ощущение, что просто сотрудники ОВД скинулись и купили это на свои деньги, чтобы поставить точку.

— Чем закончилось?

— К двенадцати, к часу дня начали вызывать по одному, и мы там писали бумаженцию, обязательство о явке в суд, подписывали — и по одному же нас начали отпускать на волю. Я вышел предпоследним, часа в два, в три. На этом наше сидение в обезьяннике закончилось.

— А как сотрудники ОВД реагировали на то, что ты — журналист?

— Корочку я им показывал, более того, меня оприходовали именно по этому удостоверению — у меня же не было паспорта с собой. Абсолютно пофиг — журналист, не журналист — до свидания, все равно сиди. Я бы и сам не ушел — со всеми так со всеми. Но факт в том, что ОВД абсолютно все равно, что ты выполняешь свои профессиональные обязанности и находишься под защитой закона о СМИ. Никого это уже не волнует.

— Что было в суде?

— Половина из тех, с кем я сидел, в суд ехать не собирались. С нами сидел один опытный человек, у которого в голове весь Большой советский энциклопедический словарь, в общем — очень умный, и у него это было сороковое задержание. Он нас подковывал с юридическо-правовой стороны и сказал, что эта бумажка-обязательство вообще ничего не значит — это не повестка, а смысла идти в суд вообще нету, потому что, если ты не приходишь, автоматически выписывают штраф, а если придешь — могут еще и закрыть на сутки или на 15. Но у меня проснулось журналистское любопытство, и я решил поехать на суд.

— Но проспал?

— Да, я не спал, считай, двое суток и проспал. Но мне позвонили из ОВД, на мобильный, говорят: «Аркадий Аркадьевич, вас все равно ждем — до 18:00». Ну и пришло из нас, наверное, человек десять, никому ареста не дали — насколько я помню, вне зависимости от того, приходил ли человек с адвокатом, писал ли признание или просто все отрицал, всем выписали 1 000 рублей штрафа.

— Как проходил суд?

— У меня весь суд занял минуты три, это было в мировом суде Тверского района (ранее всех задержанных судили в районных судах. — БГ). Когда я зашел в коридор, перед судом сидели два полицейских, которые изображали свидетелей, хотя к моему, например, задержанию они вообще никакого отношения не имели. Один из них сопровождал нас в автозаке, второго я первый раз видел — лицо мне его не знакомо. Все мои доводы, что лозунги я не кричал, в демонстрациях не участвовал, на проезжей части не стоял и неповиновения сотрудникам полиции не оказывал, судья внимания не обратил и написал, что вина моя доказана протоколом о задержании, протоколом об административном правонарушении и показаниями этих двух свидетелей. Ну и выписал штраф в 1 000 рублей.    

— Ты будешь обжаловать?

— Я сначала решил, что если такие расценки — то черт с вами, дам я вам 1 000 рублей, в следующий раз штуку с собой сразу возьму. Но потом образовалась какая-то общность, стали звонить задержанные из других ОВД, и я решил, что надо подавать апелляцию. Я и на суд пошел потому, что мне было интересно, как меня будут судить по той объяснительной и с теми формулировками, которые я там написал. Но оказалось, что в суде это не прокатывает и показание двух левых свидетелей-полицейских перевешивают все.

— Твои дальнейшие действия?

— Буду обжаловать.

— А какие у тебя остались впечатления от этих дней?

— Знаешь, вот эта камера — это примерно тот идеал общества, в котором я хотел бы жить. Представляешь, все твое окружение составляют люди с высшим образованием, все умные и с гражданской позицией. Мы там даже не матерились. Офигенно там провели время, классно — если бы еще поспать можно было, то вообще замечательно.

— Как ты думаешь, такие массовые задержания обычных людей что-то изменят?

— Ничего не изменят. Смотри: сколько раз уже все эти задержания происходили, но всегда на слуху фамилии лидеров. Яшина задержали — про Яшина всем известно, Навального задержали — про Навального всем известно. Но каждый раз задерживают еще несколько десятков, если не сотни, и сидят по этим ОВД, потом отбывают свои 15 суток — и никто на это не обращает внимания.
И сейчас то же самое. Я считаю, что, вообще, митинг на Болотной площади — проворонили. Ни одна задача не достигнута. Чтобы хоть что-то изменить, надо свои гражданские права у власти отжимать. Если СМИ будут сообщать о всех задержанных, может быть, мы отожмем себе очередную порцию свободы.
 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter