Ни дать ни взять

Кадры из фильма «Констанция»

Среди попыток доказать, что женщина тоже человек, одна из самых радикаль­ных — идея датского режиссера Ларса фон Триера сделать порнофильм, в котором женщина была бы не инструментом удовольствия, а испытывающим это удовольствие субъектом. Чтобы положить, извините за каламбур, конец фаллоцентристскому угнетению и унижению женщин в сфере порнографии, в 1997 году на основанной фон Триером киностудии Zentropa было создано подразделение Puzzy Power, которое вскоре выпустило ставшую невероятно популярной в Скандинавии «Констанцию» режиссера Кнуда Вестерскова. «Констанция» вошла в историю кино как первый порнофильм, снятый приличными кинематографистами с нормальной киностудии, занимающейся производством мейнстрима.

Присущая Ларса фон Триеру любовь к концептуальным манифестам выразилась в том, что за его женской порнографией стоял ряд тезисов, в которых авто­ры попробовали сформулировать, что женщины хотели бы видеть в порнофильмах, а что им видеть категорически неприятно. Тезисы эти особой оригинальностью не отличаются и отражают те типичные претензии, которые культурологи феминистского толка обычно предъявляют к порнографии, лишающей женщину ее человеческой индивидуальности. Женская неприязнь к порнографии отчасти, наверное, действительно объясняется культурологическими концепциями о том, что женщина в мужской порнографии фактически не существует, — это как бы некая голограмма, проекция мужских фантазий, не имеющая собственной личности, собственных желаний и сексуальных предпочтений. Для женщины сексуальный партнер своего рода зеркало, ­подтверждающее ее привлекательность. Порнография для мужчин устроена так, что привлекательность участниц с женской стороны имеет минимальное значение, а главное — выразительность половых органов. Поэтому порноактрисы нередко бывают такими неказистыми, что зрительнице неприятно с ними идентифицироваться: включив порнофильм и не найдя в этом зеркале ничего похожего на ее отражение, она начинает скучать. Как бы страстно ни мычала разложенная на больничной койке или операционном столе медсестра, по глазам ее, устремленным прямо в камеру, слишком заметно, что она не так уж сильно балдеет, просто работа такая — напряженная, зато творческая и с людьми.

Манифест датских порнографов, мечтавших, чтобы афродизиак этот был доступен и женщинам тоже, сводится к тому, чтобы показывать, в сущности, почти все то же самое и с той же степенью откровенности, что и в мужской порнографии (разве что с незначительными техническими нюансами), но дополнительно решить задачу, для мужской порнографии ненужную и даже вредную — чтобы женщина наконец разглядела на экране себя, любимую, и чтобы ­уви­денное ей понравилось. Для этого, по мнению борцов за женское ­порно­графическое равноправие, непременно требуется внятный сюжет и полноценные персонажи с психологией, а не какие-то условные медсестры и сантехники.

Кроме того, сексуальные сцены должны быть органично вплетены в некую цепочку, может, и необязательно логическую, но как-то скрепленную переживаниями героини. Все это для того, чтобы показать: женщине от секса нужно что-то еще кроме тупого penetration. В общем, основная идея женской порнографии сводится к тому, чтобы мужчина не доминировал над женщиной так откровенно, как в традиционном порно. Но поскольку полностью отменить природное доминирование самца над самкой не всегда получается, режиссеры в угоду женщинам идут в основном по линии маскировки мужского превосходства отвлекающими маневрами и изъятия каких-то совсем уже неполиткорректных атрибутов мужской порнографии. Таких, например, как манера таскать женщину за волосы во время фелляции или размазывать сперму по лицу. Женская порнография позволяет героиням не так изнурительно притворяться, а порой проявлять даже некое не то чтобы сопротивление, но какие-то слабые ­сом­нения, колебания и нерешительность, которые женщины так любят изображать в жизни, набивая себе цену. В этом смысле главная героиня фильма «Констанция», которую играет датская порнозвезда Катя Кин, выгодно отличается от типичных немецких медсестричек, на чьем лице написано постоянное «спасибо за ­сладо­стные секунды». Нордическая Катя претерпевает все, в общем-то, обычные и для мужского порнофильма ­манипу­ляции с нею, сохраняя довольно наглое и высокомерное выражение, с неким оттенком одолжения: не больно-то хотелось, но, если вы настаиваете, мужчина, так уж и быть.

«Констанция» начинается, словно какая-то голливудская мелодрама, с отражения блондинки, колышущегося в прозрачном ручье. Блондинка с ностальгическими интонациями ведет повествование, иногда заглядывая в свой интимный дневничок. Как и было сказано выше, в женской порнографии секс — это не просто секс. На сексе должна лежать некая смысловая нагрузка, то есть главное — не просто совокупиться, а выполнить какую-нибудь общественно-полезную функцию, например, научить неопытную подружку или родственницу, как правильно обращаться с мужчинами (таков приблизительный сюжет «Констанции»). Оттеняют животную суть происходящего еще и романтические атрибуты. Так, прежде чем засунуть в рот половой орган какого-нибудь чудища, хорошо бы понюхать аленький цветочек. В мужском порно, впрочем, тоже встречается такой забавный способ расслабить внимание, когда камера, устав всматриваться в половые органы, отъезжает так, что на первом плане вдруг оказывается стоящий на столе букет тюльпанов или ваза с яб­лочками. Однако в женском варианте разработана более разветвленная система умилительных виньеток. Есть в «Констанции», например, характерная сцена, когда партнер занимается гениталиями героини, засунув ей голову под юбку, а она задумчиво смотрит в потолок и поедает вишню (как бы говоря: «Ну я не знаю, что вы тут делаете, молодой человек, а лично я просто кушаю»), после чего и другу своему подсовывает какую-то болтающуюся на стебельке декоративную вишенку, чтобы он заодно и ее облизал. Между тем мужику-то в данной ситуации вишенка совершенно без надобности, у него и так рот занят — это чистый художественный прием, знак режиссерского внимания к дорогим зрительницам. Логическим продолжением этого приема стало бы предложить героине, когда дело дойдет до ее орального выступления, еще и банан, но с женщиной этот номер может не пройти. Начав демонстрировать, что секс для нее не главное, а есть еще и другие интересы в жизни, вот питание, например, она может слишком увлечься съедобным продуктом. И пока не доест банан, не вспомнит, зачем ее вообще сюда пригласили. Кстати, в следующем фильме студии Zentropa, развивающем идею женской порнографии, — «Розовая тюрьма» — один из персонажей настойчиво подсовывает девушке огромный огурец, лишний раз подтверждая, что сексуальное баловство с пищевыми продуктами скорее женская специфика (недаром девочки так любили в свое время фильм «Девять с половиной недель», где тетеньку перед тем как оприходовать, возбуждали с помощью всего, что завалялось в холодильнике).

До идеального женского порнофильма «Констанция» немного недотягивает, потому что не заканчивается свадьбой, но все равно объятия уже одетых влюбленных на финальных титрах под лирическую песню вселяют в этом плане определенные надежды. Выглядит это, конечно, несколько натянуто и искусственно по сравнению с простым и здоровым финалом ортодоксальной немецкой порнографии, где сантехник говорит усталой, но счастливой хозяйке на прощание: «Ну если снова унитаз засорится, вы меня сразу зовите». В сравнении с этим казарменным классическим мужским порно датские кунштюки выглядят, спору нет, более высокохудожественно и уважительно по отношению к женщине. Однако полевые эксперименты над живыми людьми ставят под сомнение их практическую эффективность: так, у автора этой заметки ближе к финалу «Констанции» произошла похожая на оргазм реакция, ­однако при просмотре бесхитростных фильмов с механически стонущими медсестрами за то же время таких реакций успело случиться три — так что, возможно, Ларс фон Триер что-то перемудрил, приписывая повышенную сложность женскому организму, вполне способному реагировать на самые тупые мужские раздражители.