Дмитрий:
— Я здесь первый раз, я бы пришел и на большой митинг сразу после убийства, но не смог из-за работы. Сейчас появилось время, поэтому я вызвался. Мы здесь стоим не только из-за таблички, стоим, потому что если нас здесь не будет, то это все уберут. Все уничтожат.
Мне в целом не нравится ситуация в стране, глобально ситуация. Если так продолжится, то будет только хуже. Я солидарен с оппозицией. Немцов или любой другой человек — я стоял бы здесь так же.
Не всем людям важно это, только определенным группам — небольшой части. Остальным, как обычно, все равно. С расследованием все понятно давно: там все продумали заранее — кто будет преступником, кто будет обвинен, специально все делается. Я думаю, это заказное убийство, скорее всего, от власти. Это не обязательно Путин или Кадыров, есть такие приближенные, — Рогозин, например, — агрессивные, которые всегда идут на конфликт.
Борис Федорович:
— Я нахожусь здесь, потому что я член эвакуации. Я здесь часто, очень часто. Я не в графике, у меня слишком много забот, я помогаю двум ветеранам ВОВ.
С помощью журналистов, под их наблюдением расследование смерти Бориса Ефимовича должно проходить правильно и цивилизованно, но так не получается — только потому, что некоторые корреспонденты говорят неправду. Это не журналисты, а пропагандисты. То, что говорил Рамзан Бездарный (Кадыров. — БГ) про Charlie Hebdo — что они кого-то оскорбили, я этому не верю. Я был у французского посольства в тот день, там были чиновники, депутаты, и тихо, без камер они говорили с искренним сожалением, совсем не то, что показывают по телевизору. У французов такая традиция — сатира, у нас тоже был «Крокодил». Не хочешь смотреть на карикатуры — пройди мимо.
Я продолжаю ходить, потому что я не отчаялся, я оптимист. У меня есть «Исповедь бунтаря» с автографом Немцова, есть его фотографии, даже фотография с ним. Она случайная, вы не подумайте. Мы собирали пожертвования на Пушкинской площади, это было давно, а после его смерти фотограф показал мне ее.
Я, как бывший прораб-строитель по топонимике и как сержант железнодорожных войск, могу сказать, что с переименованием все просто: оставить в названии Большой Москворецкий мост, но добавить «имени Бориса Немцова». Путин говорит, что нужно обращаться к Собянину, Собянин говорит, что нужно финансирование. Но на съезде ПАРНАСа было решено взять расходы по переименованию на себя.
Помню, на одной из лекций я подошел к Борису Ефимовичу и предложил написать брошюру про РЖД, я знаю, как там все плохо — средняя скорость передвижения грузового состава 60 км/ч. Он ответил, что не понимает в этом ничего. Я говорю: «Я дам вам все данные», а он в ответ: «Вот ты сам возьми и напиши!»
Надир:
— Несмотря на плохую погоду, на то, что листы отсырели, подписи мы продолжаем собирать, формируя и изучая общественное мнение. Тут нет самых активных и не самых. Просто у кого больше свободного времени, тот приходит дежурить. У кого меньше — печатает листовки, портреты, информацию о Борисе. Моя позиция отлична от других: лично для меня это бессрочная акция протеста: «Нет политическим убийствам в России». И будут перемены, не будет перемен — все равно. Это мой долг, и я прихожу сюда для своей совести. Последнее время стало больше сочувствия от прохожих. Спрашивают: «Где здесь можно купить цветы поблизости?» Вот сегодня в 4 утра был очередной погром мемориала — просто человек двадцать в оранжевой униформе Гормост под прикрытием нескольких грузовиков без разговоров кидают всё в свои самосвалы. А на попытку заснять это наш дежурный был повален на землю. Вот и у меня есть небольшая камера, которую я включаю при конфликтных ситуациях, и перцовый баллончик. Иногда это помогает усмирить агрессивных прохожих, но Борис Немцов учил нас решать конфликты мирным путем.
Максим:
— Прежде всего, я так чувствую, что я должен быть здесь, хочется здесь находиться. Мы занимаемся полезным делом: собираем подписи на установление мемориальной таблички, следим за порядком. Мы — живое напоминание. Некоторые подходят, спрашивают, кто это был, что мы тут делаем. Мы рассказываем. Я буду здесь, пока это будет существовать, пока кто-то будет цветы приносить: я здесь уже месяцев семь, практически каждые выходные прихожу. Расследование заглохло, лично мое мнение — его убили здесь неслучайно, не просто так. Те, кто это сделал, очень не хотят, чтобы расследование продолжалось, чтобы их нашли.
Я узнал о Немцове от мамы уже после его смерти. Я начал интересоваться, искать что-то в интернете, потому что о нем было мало слышно, о нем не говорили по телевизору. Я проникся его идеями, он говорил о том, что мы сами считаем правильным и нужным в нашей стране, он — глоток свежего воздуха.
Надежда:
— Я прихожу сюда от движения «Солидарность». Мы дежурим по выходным, потому что почти все работают, и сразу решили взять посильную задачу. К тому же, чтобы дежурить и по будням, нужно большое количество человек, и сердце бы кровью обливалось, если бы стояли наши пенсионеры! Так что выходим кто помоложе. Сегодня много цветов: после того как Гормост вчера опять их выкинул, люди в интернете заказали свежие, и место памяти стало выглядеть так, как, по моему мнению, и должно выглядеть: портреты и много цветов. А выкидывают уборщики, когда видят, что цветов стало больше, не хотят, чтобы это место разрасталось. Часто выкладывают информационные листовки, приносят плюшевые игрушки… Много информации, связанной с политикой и тем, чем он занимался последние месяцы. Но ведь Борис имел самых разных знакомых, и мне бы хотелось, чтобы все они могли сюда приходить. Люди посещают и могилу Немцова. И сегодня ребята сказали, что поехали туда. Я приезжаю туда, но мне тяжеловато идти до места, где он похоронен. Но чаще люди бывают здесь, это место, возможно, даже важнее, ведь это не только память, но и наша попытка обратить внимание прохожих на произошедшее, рассказать людям о его деятельности, что он сделал для страны. А расследование? Мы показываем, что Немцова помнят как серьезного политика и расследование убийства будет труднее растянуть и заглушить. Ведь не всегда он распространял листовки и доклады на улице: постепенно его выдавили из политической жизни страны, а ведь он был губернатором области. Тяжело без Бори!
Татьяна:
— У каждого на мосту своя история, и я прежде всего, конечно, проявляю здесь свою политическую активность. То, что мы здесь стоим, — это наше несогласие с политикой государства по отношению к людям, стране, и вряд ли установка мемориальной таблички повлияла бы на количество людей, приходящих сюда. После первых погромов здесь дежурят 24 часа в сутки, и не прийти невозможно. Ведь часто иностранцы интересуются, чем мы здесь занимаемся, а россияне порой, приезжая в Москву, заглядывают сюда между своими делами. Часто люди плачут. Раньше у нас висела табличка за сбор подписей за честное расследование убийства Немцова и переименование моста. Сейчас вопрос переименования отпадает после петиций мэру Москвы, хотя таксисты отлично знают, где находится Немцов мост. Лучше, наверное, чем, где Большой Москворецкий.
Нелли Анатольевна:
— Я прихожу на место гибели Немцова каждую неделю, стою по два часа и помогаю собирать подписи. Время идет, и когда-нибудь здесь уже не будет столько цветов, поэтому так важно установить мемориальную табличку. Думаю, люди не перестали бы приходить и после увековечивания памяти Бориса. Наоборот, табличка бы позволяла прийти на организованный мемориал, и, сохранив таким образом память о Немцове, мы могли бы донести до детей и внуков, что это был за человек и в каких обстоятельствах умер. За день получается собрать не так много подписей. В основном интересуются молодые ребята, были случаи, когда, пообщавшись, они выражали желание дежурить вместе с нами и приходили. А недавно приходил молодой человек с девушкой из Нижнего Новгорода. Говорит, я бы вам мог привезти тысяч двадцать подписей сразу. Оставили свои. Часто, кстати, осторожно подписывают, не заполняют до конца свои данные, боятся, наверное. А многие отмахиваются угрюмо: «Не надо». Мы для этого и стоим — человек раз пройдет, два, на следующий раз возьмет листовку, задумается!