Иллюстрация: Борис Верлоф
Иван Вырыпаев, один из наиболее заметных представителей «новой драмы», отважился на беспрецедентный эксперимент. Он уехал в Петербург, чтобы за шесть дней успеть поставить в Театре на Литейном пьесу «Трусы». В первый же день театрального эксперимента «Большой город» отправился к режиссеру — мешать ему своими вопросами.
— Вы правда собираетесь поставить спектакль за неделю?
— Да. Спектакль «Трусы».Только не за неделю, а за шесть дней. Через шесть дней репетиций мы сыграем премьеру «Трусов».
— Это такая специальная акция? Лев Абрамович Додин делает спектакли по два года, а тут приезжает молодой Иван Вырыпаев и выпускает за шесть дней.
— Можно назвать это и акцией. Просто я решил, что этот материал нужно ставить именно так. Мы специально уехали из Москвы, чтобы репетировать круглые сутки. Московские артисты, питерские артисты, Оксана Фандера, Евгений Цыганов. По форме это будет напоминать читку, но это будет полноценный спектакль, потому что мы рассчитываем на то, что сможем вызвать у зрителя эмоции.
— А что это вообще за «Трусы» такие?
— Произведение молодого драматурга Павла Пряжко из Белоруссии. Пьеса мне кажется замечательной. За последние пять лет из того, что я видел, она мне показалась очень важной.
— Лучше ваших?
— Ну зачем так. Просто замечательная пьеса. У меня нет такого — лучше, хуже. Просто я чувствую, что эту пьесу нужно
сделать. А потом, мы же сейчас открываем движение «Кислород». Мы делали его два года, очень долго к этому шли, и вдруг у нас так все совпало — и финансовые возможности, и интересы. И мы занимаемся нашей командой тем, что делаем такие вещи, которые нам самим важны и интересны. Например, мы собираемся продюсировать фильм.
— То есть это такая продюсерская компания?
— Формально компания, а по сути это команда, которая занимается тем, что нам интересно. Любые произведения искусства, лишь бы, скажу так, в них был кислород.
— У вас про это на сайте написано. Что вы ищете творческих людей, занимающихся подлинным искусством. Это что значит?
— У нас никаких критериев нет, да и претензий тоже. Просто занимаемся тем, что нам интересно. Вот сейчас ставим «Трусы». Потом будем снимать полнометражный художественный фильм «Кислород» по моей пьесе. По нашим меркам многобюджетный проект — около 3 миллионов долларов. И рассчитан он, конечно, на широкого зрителя, молодежного, прогрессивного. Это все упирается в концепцию движения. Мы делаем развлекательную продукцию, и при этом это творчество и искусство.
— Кто же вам дает под творчество 3 миллиона?
— Я вам расскажу секрет. Знаете, теперь ведь только под творчество, оказывается, и дают. Во-первых, условия людей, которые нам дают деньги, — это «белая» касса. Мы принципиально платим все налоги: это не потому, что мы очень классные ребята, а потому, что так выгодней. Мы еще
не определились с партнерами, но предложений очень много, все хотят вкладываться в искусство — и именно в настоящее искусство, некоммерческое.
— Тут какое-то явное противоречие — некоммерческое искусство, которое приносит прибыль. А вот ваш фильм «Эйфория» принес прибыль?
— Да. Прокат окупил все деньги, потраченные на производство фильма. Или вот вам пример: у нас есть спектакль «Июль» — жесточайший, безапелляционный текст, а билеты все раскуплены. Такое бывает. Хотя рекламы мы принципиально не делаем.
— А в чем тут принципиальность?
— Просто у нас небольшой зал, зрители о нас знают. И кричащая реклама их скорее отпугнет.
— Государство предлагает помощь?
— Мы не берем у государства денег. А зачем? Это ведь и бизнес тоже, в хорошем смысле слова. Цивилизованный подход, настоящий, как в Европе. То, что мы делаем, имеет спрос, притом что делаем мы бескомпромиссное искусство. Оно может нравиться или нет, ни в коем случае не хочу сказать, что мы лучше кого-то там. Делаем свое дело и можем себе это позволить.
— А вообще тяжело быть «надеждой русской драматургии»?
— Какой такой надеждой?
— Года два назад вы получали премию под таким названием.
— Вы как хотите, а я вам никакой надежды не давал. Не надо мне навязывать такие титулы. У вас своя надежда, у меня своя.
— На критиков обижаетесь?
— Нет, я их люблю. Они хорошее пишут. Да нет, я их не читаю… Я сейчас пошутил.
— В каком месте?
— Я к критикам отношусь так же, как к милиционерам, врачам и монтировщикам. Они делают свою работу. Хотя, конечно, критика находится сейчас в кризисе. Так же как и русский театр. Вот они друг друга и ругают.
— Ну бывает обидно, если неприятное напишут?
— Очень. Так же как и вам, если вам неприятное сказать. Вообще, меня больше всего раздражает, когда мне мозги е…, страшно е… мозг. Не вы, а вообще. Есть такая категория людей, которые все время это делают.