«Написано Сергеем Довлатовым»
В прокат выходит документально-анимационный фильм «Написано Сергеем Довлатовым». 14 апреля его можно будет посмотреть в кинотеатре «35 мм» — на специальном кинопоказе для читателей журнала «Большой город» — с рассказом об истории создания фильма и последующим обсуждением. Картину представит режиссёр, съёмочная группа и исполнитель главной роли Сергей Пускепалис. БГ встретился с режиссером фильма Романом Либеровым и поговорил с ним о Довлатове и его текстах
Роман Либеров окончил ВГИК и теперь сочиняет неигровое кино. Он много лет сотрудничал с BBC и в рамках задуманного «писательского цикла» снял несколько биографических фильмов о писателях и поэтах: «Юрий Олеша. По кличке Писатель» (2009), «Иосиф Бродский. Разговор с небожителем» (2010) и «Один день Жоры Владимова» (2011) — картина о подзабытом, но выдающемся писателе-эмигранте третьей волны Георгии Владимове.
«Большой город»: Почему фильм о Сергее Довлатове выходит именно сейчас?
Роман Либеров: То, что именно Довлатов и именно сейчас, — случайность. Предваряя показ, я обычно озвучиваю такую нехитрую мысль, что вот есть же люди, без которых нет тебя. Те, которые наполняют твою пустоту. Совсем недавно случился период, когда я приходил домой, открывал Довлатова с любого места и дистиллировал себя, учился тому, как на незавидные обстоятельства можно смотреть со стороны. Так что я Довлатову отдаю должок — он столько раз помог.
Фильм о нем я хотел снять давно, но первый замах оказался неудачным, барьер был сбит, шест сломался, и высота не далась: в двадцать пять лет я пришел к Кате Довлатовой, которая тогда организовала фонд своего отца, и начал убеждать ее, что надо успеть снять фильм к 65-летию писателя. Начал рассказывать, как я обожаю Довлатова, и вообще восклицал: «Катя, вы мой эксклюзив!» Когда она услышала эту фразу (Катя до сих пор мне ее припоминает), я был послан и много лет терпел. Через пять лет я снова попытался взять эту высоту, на этот раз уже ни на что не надеясь. Стал объяснять ей, что созрел и что «эксклюзив» — в самом герое. И убедил.
БГ: Что оказалось самым сложным в работе над фильмом о Довлатове?
Р.Л.: Самым сложным и важным в работе над этим фильмом было заручиться настоящим доверием со стороны Елены и Кати Довлатовых. Им не нравилось все, что было снято до этого, они никогда не оказывали содействия в работе над фильмами и ничего детально не знали о моем замысле. Главным было донести, что все это делается для него, для Довлатова. Потому что все остальное — это детали, организация и твое творческое включение. Режиссер в данном случае — просто переводчик текста на язык кино. Книга, за редким исключением, всегда больше фильма. В начале было слово.
БГ: В отличие от ваших предыдущих героев, Довлатов — достаточно сложный объект для биографии, ведь он во многом сам себе биограф. В фильме есть цитата из интервью с Довлатовым, где он говорит: «Я уже и сам не помню, что из описанного в моих книгах и правда случилось со мной, а что я у кого-то позаимствовал или попросту выдумал». Что в вашем фильме узнаешь о Довлатове такого, чего он не рассказал о себе сам?
Р.Л.:Герой, написанный Довлатовым, к самому Довлатову, конечно, никакого отношения не имеет, но только до определенной поры. Потому что для Довлатова литература и его собственное существование в ней были настолько важны, что в итоге он стал тем, кем сам себя написал, простите. То есть в реальности эти два человека — литературный персонаж и писатель — стали в конце концов если и не единым целым, то минимум братьями-близнецами.
Так что из фильма, возможно, и не узнаешь ничего принципиально нового. Феллини сказал, что искусство режиссуры — это отбор. Мейерхольд утверждал, что отбор и композиция. И я в соответствии с внутренним камертоном делал выбор, который, как мне кажется, позволял увидеть в герое конкретного печалящегося, радующегося, страдающего и рефлексирующего человека.
БГ: От всякой писательской биографии и особенно от биографии Довлатова ждешь историй про муки творческой личности, про сложности в семье. А у вас Довлатов —примерный семьянин и в общем счастливый человек. Вы решили о чем-то умолчать?
Если бы только Сергей Донатович мог увидеть, что происходит вокруг его имени сегодня! Что в каждом книжном магазине есть отдельная полка с его книгами, что в Заповеднике восстановлен домик, в котором он жил, и водят экскурсии по «довлатовским местам», на его имя (в отличие, кстати, от имени Бродского) всегда слетается огромное количество людей и как всякий, услышав слова «Сергей Довлатов», млеет, и кто-то расплывается в улыбке, и кто-то тянется за бокалом виски. Между прочим, с 90% из нас он бы и выпить не сел, потому что мы были бы ему неинтересны. Но Довлатов не дожил до этого момента. Его близкий друг и, можно сказать, фотобиограф Нина Николаевна Аловерт в 1989 году приехала к нему из Ленинграда и рассказала, что там его цитируют в каждом доме, а он ответил: «Поздно».
БГ: А почему это происходит именно с Довлатовым?
Р.Л.: А что изменилось по сравнению с тем временем брежневского застоя, из которого Довлатову пришлось эмигрировать? Изменения коснулись только мелочей — мы можем сесть на самолет, улететь и вернуться, но девяносто процентов из тех, кто может улететь и вернуться, летают только в Турцию и в Египет. Но и это не так важно. Кажется, одна наша императрица, Анна Иоанновна, писала в письме к родственникам, что в этой стране правители относятся к своим подданным как победители к побежденным. Разве тут что-то изменилось? Вертикаль все та же.
Для того чтобы остаться навсегда, нужно на сто процентов чувствовать сейчас. И Довлатов писал про «сейчас» на эти самые сто процентов. Прибавьте к этому, что Довлатов никого ничему не учит, ни на кого не давит — а это редкое для писателя качество. Герой произведений Довлатова — это как бы сам Довлатов, в общем, человек, далекий от идеала. Он сам про себя говорил: «Я выслушал сотни, тысячи откликов на мои рассказы. И никогда, ни в единой, самой убогой, самой фантастической петербургской компании меня не объявляли гением. Даже когда объявляли таковыми Горецкого и Харитоненко». Он говорил, что его при жизни никто не называл гением, а сейчас посмотрите, как он вытеснил всех с книжных полок.
БГ: Для документального кино у вас очень насыщенный кадр — видеоэффекты, фильтры, рисунки, анимация, фотографии. Проза Довлатова, наоборот, ассоциируется с простотой и лаконичностью.
Фильм о нем я хотел снять давно, но первый замах оказался неудачным, барьер был сбит, шест сломался, и высота не далась: в двадцать пять лет я пришел к Кате Довлатовой, которая тогда организовала фонд своего отца, и начал убеждать ее, что надо успеть снять фильм к 65-летию писателя. Начал рассказывать, как я обожаю Довлатова, и вообще восклицал: «Катя, вы мой эксклюзив!» Когда она услышала эту фразу (Катя до сих пор мне ее припоминает), я был послан и много лет терпел. Через пять лет я снова попытался взять эту высоту, на этот раз уже ни на что не надеясь. Стал объяснять ей, что созрел и что «эксклюзив» — в самом герое. И убедил.
Так выглядит довлатовский заповедник сегодня после реконструкции
БГ: Что оказалось самым сложным в работе над фильмом о Довлатове?
Р.Л.: Самым сложным и важным в работе над этим фильмом было заручиться настоящим доверием со стороны Елены и Кати Довлатовых. Им не нравилось все, что было снято до этого, они никогда не оказывали содействия в работе над фильмами и ничего детально не знали о моем замысле. Главным было донести, что все это делается для него, для Довлатова. Потому что все остальное — это детали, организация и твое творческое включение. Режиссер в данном случае — просто переводчик текста на язык кино. Книга, за редким исключением, всегда больше фильма. В начале было слово.
БГ: В отличие от ваших предыдущих героев, Довлатов — достаточно сложный объект для биографии, ведь он во многом сам себе биограф. В фильме есть цитата из интервью с Довлатовым, где он говорит: «Я уже и сам не помню, что из описанного в моих книгах и правда случилось со мной, а что я у кого-то позаимствовал или попросту выдумал». Что в вашем фильме узнаешь о Довлатове такого, чего он не рассказал о себе сам?
Р.Л.:Герой, написанный Довлатовым, к самому Довлатову, конечно, никакого отношения не имеет, но только до определенной поры. Потому что для Довлатова литература и его собственное существование в ней были настолько важны, что в итоге он стал тем, кем сам себя написал, простите. То есть в реальности эти два человека — литературный персонаж и писатель — стали в конце концов если и не единым целым, то минимум братьями-близнецами.
Так что из фильма, возможно, и не узнаешь ничего принципиально нового. Феллини сказал, что искусство режиссуры — это отбор. Мейерхольд утверждал, что отбор и композиция. И я в соответствии с внутренним камертоном делал выбор, который, как мне кажется, позволял увидеть в герое конкретного печалящегося, радующегося, страдающего и рефлексирующего человека.
БГ: От всякой писательской биографии и особенно от биографии Довлатова ждешь историй про муки творческой личности, про сложности в семье. А у вас Довлатов —примерный семьянин и в общем счастливый человек. Вы решили о чем-то умолчать?
Р.Л.: В фильме рассказ ведется от первого лица. Получается, что это воспоминание постфактум, герой рассказывает о событиях, которые он уже прожил — даже смерть. На самом последнем витке его жизни семья стала играть в ней огромную роль. И рассказывает он о своей жизни именно из этой точки, с той стороны. Тем не менее в фильме семья появляется только ближе к концу, а до этого упоминания о ней редки и случайны. Я не замалчиваю и историю его достаточно случайной первой женитьбы, не трактую Довлатова как гармоничного, успокоенного человека. До определенного момента он страшно нереализован: любой писатель хочет увидеть свои сочинения напечатанными, увидеть результат своего труда. Даже сейчас интернет не может удовлетворить этой потребности. А Довлатов двадцать лет не издавался, при том что писательство было для него не хобби, а единственным делом, которым он хотел заниматься и занимался. Так что он неизбежно ощущал себя неудачником.
Елена Довлатова, 2011 год, Нью-Йорк
Если бы только Сергей Донатович мог увидеть, что происходит вокруг его имени сегодня! Что в каждом книжном магазине есть отдельная полка с его книгами, что в Заповеднике восстановлен домик, в котором он жил, и водят экскурсии по «довлатовским местам», на его имя (в отличие, кстати, от имени Бродского) всегда слетается огромное количество людей и как всякий, услышав слова «Сергей Довлатов», млеет, и кто-то расплывается в улыбке, и кто-то тянется за бокалом виски. Между прочим, с 90% из нас он бы и выпить не сел, потому что мы были бы ему неинтересны. Но Довлатов не дожил до этого момента. Его близкий друг и, можно сказать, фотобиограф Нина Николаевна Аловерт в 1989 году приехала к нему из Ленинграда и рассказала, что там его цитируют в каждом доме, а он ответил: «Поздно».
БГ: А почему это происходит именно с Довлатовым?
Р.Л.: А что изменилось по сравнению с тем временем брежневского застоя, из которого Довлатову пришлось эмигрировать? Изменения коснулись только мелочей — мы можем сесть на самолет, улететь и вернуться, но девяносто процентов из тех, кто может улететь и вернуться, летают только в Турцию и в Египет. Но и это не так важно. Кажется, одна наша императрица, Анна Иоанновна, писала в письме к родственникам, что в этой стране правители относятся к своим подданным как победители к побежденным. Разве тут что-то изменилось? Вертикаль все та же.
Для того чтобы остаться навсегда, нужно на сто процентов чувствовать сейчас. И Довлатов писал про «сейчас» на эти самые сто процентов. Прибавьте к этому, что Довлатов никого ничему не учит, ни на кого не давит — а это редкое для писателя качество. Герой произведений Довлатова — это как бы сам Довлатов, в общем, человек, далекий от идеала. Он сам про себя говорил: «Я выслушал сотни, тысячи откликов на мои рассказы. И никогда, ни в единой, самой убогой, самой фантастической петербургской компании меня не объявляли гением. Даже когда объявляли таковыми Горецкого и Харитоненко». Он говорил, что его при жизни никто не называл гением, а сейчас посмотрите, как он вытеснил всех с книжных полок.
В фильме звучит музыка Billy's Band. На фото Билли Новик и Роман Либеров
БГ: Для документального кино у вас очень насыщенный кадр — видеоэффекты, фильтры, рисунки, анимация, фотографии. Проза Довлатова, наоборот, ассоциируется с простотой и лаконичностью.
Р.Л.: Простота довлатовских текстов, конечно, чрезвычайно обманчива. Это простота самых высших образцов японской гравюры, над одним штрихом к которой мастер сидит проводит огромное количество времени. Бродский назвал его рассказ «Блюз для Натэллы» стихотворением в прозе. Проза Тексты Довлатова — невероятно отточенный механизм литературный образец, вылезший родившийся из очень сложносочиненной жизни, из картинок воображения, запахов, непростого быта, отношений, неурядиц, внутренних компромиссов, многотиражек, крови, дыхания, нервов. Это сложный мир — и сложное визуальное пространство. А наша задача — увидеть мир глазами героя. Тем более, что его взгляд иногда был размыт под воздействием алкоголя. Для этого мы использовали специальную оптику, размывающую картинку вокруг и фокусирующуюся на конкретной детали.
А по поводу фотографий, встроенных в общую картинку инкрустированных в визуальный ряд — если ты видишь дом, с которым у тебя связано много воспоминаний, ты видишь эти воспоминания, буквально, в окнах этого дома, воспоминания делают этот дом, этот город живым. Вот здесь Довлатов познакомился с Рейном, Найманом, Бродским — и вот они в окнах, живые.
Купить билеты
А по поводу фотографий, встроенных в общую картинку инкрустированных в визуальный ряд — если ты видишь дом, с которым у тебя связано много воспоминаний, ты видишь эти воспоминания, буквально, в окнах этого дома, воспоминания делают этот дом, этот город живым. Вот здесь Довлатов познакомился с Рейном, Найманом, Бродским — и вот они в окнах, живые.
Спецпоказ фильма «Написано Сергеем Довлатовым» для читателей «Большого города»
14 апреля в 17:00 в кинотеатре «35 мм»
Скажи пароль "Довлатов в Большом Городе" и купи билет по специальной цене - 150р.
Адрес: Покровка, 47/24
Расписание других фильмов Романа Либерова в апреле можно посмотреть тут
