Накануне

Иллюстрация: Pietari Posti

На меня обиделся один молодой человек. Очень. Я про него в прошлый раз писала. Речь шла о том, как не надо мужчинам поступать со счетом в ресторане. А именно: если хочешь раздельный счет, проси его заранее.

Я, честно говоря, не ожидала. Думала, он решит, что это так я с ним кокетничаю. Мне кажется, мужчины вообще не большие мастера обижаться. Вернее, не так. Они сначала обижаются-обижаются, но вида не подают. Год, два, три. Так, что ты даже уже привыкнешь, что можно вести себя как угодно, даже, страшно сказать, завтраки по утрам через раз готовить. Или там что похуже: например, запретить пение в душе раз и навсегда. Или ездить в отпуск с одним симпатичным коллегой. Но это все — только до поры до времени. Потому что у лишенного возможности петь мужчины чаша терпения в какой-то момент переполняется и он перестает обижаться. И ты его больше не видишь. Ни утром, ни вечером, ни в отпуске, ни дома — вообще не видишь. Только два раза в год созваниваешься: на его день рождения и на собственный. И то не очень понятно — зачем.

Другое дело женщины. Вот мы умеем обижаться отменно. Никакого повода нам для этого давать не нужно. То есть если есть повод — хорошо, обидимся. А если нет повода — мы его организуем в два счета, да так, что тот, на кого обидеться надо было, ничего даже и не поймет. В отличие от вождения автомобиля или умения снайперски загладить стрелку на брюках, умение создавать поводы для обиды у женщин — врожденное.

У меня есть знакомая Катя восьми лет, которую вместе с братом Сашей (ему десять) бабушка все лето посылает в дачный магазин за сахаром. Сахара надо много — для варенья, и раз в три дня повторяется одна и та же история. Почти всю дорогу Катя и Саша идут рядом и несут по пакету сахара. А перед дачной калиткой Катя говорит Саше: «Ты, наверное, хочешь пойти с Ваней на речку? Так ты иди, иди, я два пакета донесу — тут три шага осталось».

От калитки и правда остается три шага, Саша радостно убегает, а Катя триумфально приносит домой два пакета сахара. Бабушка начинает немедленно ругать Сашу за то, что бросил девчонку с тяжестями. Катя удовлетворенно слушает и делает несчастное лицо. Саше как следует влетает, как только он возвращается с речки. А Катя ходит с гордым и надутым видом, на Сашу не смотрит и целый вечер хлопает от возмущения дверями. А Саша не в состоянии сделать никаких выводов из этой истории — просто потому что он мужчина. И через неделю он попадается ровно на ту же удочку. Ему ведь сказали, что три шага не тяжело.

Но сахар — это еще ничего. Вот вырастет Саша, и будет ему только хуже. В разы. Скажем, спросит он у своей дорогой невесты, отчего это она сегодня бледная и в плохом настроении. А она ему: «Ничего-ничего, это у меня по-женски, пустяки, не волнуйся, дорогой». Ему сказали — он и перестал волноваться. И даже вечером сел выпить пива перед телевизором.

А тут вдруг — страшная буря, скандал и обиды. Опять же двери хлопают. Оказывается, пиво сегодня пить никак было нельзя, потому что от пива — плохой запах, а когда у дорогой невесты ПМС, она запаха пива не выносит и звук телевизора, кстати, тоже. И вообще, у нее целый день раскалывается голова, а он даже и не думает обратить на это внимание. И как она живет с такой скотиной, совершенно непонятно. Только, наверное, оттого, что у нее ангельское терпение. И такое же сердце.

И вот Саша действительно чувствует себя самой настоящей скотиной, хотя почему так получилось — понимает смутно. Опять же этот чертов ПМС. Сначала: «Это у меня по-женски, не беспокойся». В том смысле, что я, застенчивая девушка из приличной семьи, тебя, дорогой, в подробности физиологии посвящать не стану. А три часа спустя — совсем уже другое мнение. А именно: не знаешь ничего обо мне, не чувствуешь, не жалеешь и, следовательно, не любишь. А откуда ж ему знать, бедному, что этот самый ПМС бывает накануне, а не во время. И что ходить на цыпочках надо начинать дня за четыре до календарного срока? Она же, дорогая невеста с ангельским сердцем, этого не объяснила. А на вопрос: «Как ты себя чувствуешь?» ответила опять же ангельским голосом: «Не волнуйся, дорогой, все в порядке». Конечно, мужчина мог бы почерпнуть засекреченные сведения о женской

физиологии из своего прошлого. То есть, до того как он встретил, полюбил и добился взаимности у невесты с ангельским сердцем, в его жизни могли быть какие-то другие женщины, менее, так сказать, изысканные, и эти женщины могли бы ему объяснить и про ПМС, и про пиво.

Хотя, конечно, даже если мужчине уже исполнилось тридцать, он должен делать вид, что до встречи с ангелом своей жизни жил в полном, просто полнейшем неведении. И обо всем своем прошлом забыл разом, как от удара молнии. Как только увидел эту короткую рыжую стрижку (белокурые локоны, черные косы до пояса — на выбор). А если даже и не забыл, то испытывает только лишь омерзение, когда ему приходится вспоминать о тех временах, когда он не был знаком с ангелом, а спал со всеми этими другими женщинами. И на все вопросы об этой самой прошлой жизни обязан отвечать так: «Дорогая, я люблю тебя и только тебя больше жизни. Как я счастлив с тобой! Какая ты добрая, умная и красивая!» Даже если дорогая на самом деле спросила: «А кем работала твоя бывшая девушка? Стоматологом, да?»

Зато уж если ангел под руку с нашим Сашей вдруг случайно встретится с этой самой девушкой-стоматологом в продуктовом магазине — быть буре. Даже если стоматолог будет вести за руку малолетнего ребенка и мужа. Это неважно. Посмотрит Саша на стоматолога и поздоровается — это оскорбление. Посмотрит, но не поздоровается — тоже. Случайно не заметит или не узнает стоматолога — и того хуже. Вот если бы стоматолог умер, можно было бы расслабиться и не нервничать. А пока стоматолог не закатан в асфальт, покоя ангелу не будет.

Так что нашему маленькому Саше надо радоваться, что от серьезных проблем его отделяет по меньшей мере еще десять лет. А сахар и бабушка — это так, пустяки. Да, вот еще что. Я тут подумала и поняла, что сама страшно обиделась на этого своего знакомого П. И счет он делил напрасно. И ругал меня потом — тоже. Я, между прочим, тяжело и много работаю, пишу про него статьи, стараюсь его развеселить, сделать ему приятное, думаю про него, забочусь, трачу душевные силы. Несмотря на то что он мне — абсолютно чужой человек. А он, видите ли, обижается. Обижается он. Скажите, пожалуйста! Знаете, и моему ангельскому терпению может прийти конец.