На смерть Муаммара Каддафи

Каддафи мертв. Согласно самой популярной на данный момент версии, он был ранен в обе ноги и добит выстрелом в голову в своем родном городе Сирте, который сегодня был захвачен повстанцами. По сообщениям агентств, Каддафи прятался в большой канализационной трубе. Перед смертью он якобы кричал «Не стреляйте!». Также сообщается, что после смерти его таскали за ноги по улицам города. О судьбе его сыновей сведения пока противоречивые.

Все самые последние новости на эту тему, с цитатами информагентств и первой реакцией президентов разных стран, лучше всего читать вот тут — это ежеминутно обновляемая новостная лента на сайте The Guardian, первой сообщившей о смерти Каддафи. Там же есть и довольно брутальные фотографии и видеоролики с мертвым диктатором. 

The Guardian уже опубликовала некролог Каддафи — «нарциссического лидера Ливии, который поддерживал терроризм по всему миру и стал врагом Америки № 1». Громадный и довольно уважительный (ну или по крайней мере взвешенный), читается как поэма. Что любопытно, пестрит словами perestroika, apparatchik и nomenklatura.

Первый осмысленный некролог Каддафи по-русски («На смерть Каддафи») опубликован на «Слоне» — Баунов пишет быстро. Вывод небезынтересный: «Преждевременное западное вторжение, американский бог из машины, лишило иракцев возможности сделать свою революцию. Она бы обязательно произошла в этом году, как во всех арабских странах с засидевшимися на пару-тройку лишних сроков президентами. Но в этом году тунисцы, египтяне, ливийцы, йеменцы чувствуют себя гордыми творцами собственно судьбы, которые да, смогли, а иракцы сидят, как оплеванные, в своей то ли прежде времени освобожденной, то ли оккупированной стране. Иракцам пришлось бы еще помучиться с Саддамом лет восемь, но зато качество их освобождения сейчас и по собственной инициативе было бы совсем другим».

Вполне адекватным некрологом Каддафи может служить и текст Дмитрия Великовского «Заклинатель пустыни» , опубликованный в «Русском репортере» 1 марта 2011 года, — подходит, если нужно быстро освежить в памяти главные события в жизни Каддафи. 

«Русский репортер» вообще много и хорошо писал о Ливии. Вот тут — репортаж двух студентов, сьездивших в августе безо всяких аккредитаций в Тунис и воюющую Ливию. Вот тут  — апрельское интервью с медсестрой из Украины Натальей Пашковськой, работавшей в ливийском городе Мизда («Я приехала сюда работать 10 лет назад и за это время ни на что не жаловалась: ни на голод, ни на местных жителей, ни на президента, потому что все было спокойно, и неправду рассказывают — никакого геноцида здесь не было. Большая часть населения за Каддафи и готовы даже за него умереть»). Вот тут обьясняется, как повстанцам удалось свалить Каддафи. Вот здесь — почему Ливия вообще восстала, хотя версия довольно романтическая («Гражданская война в Ливии учит человечество тому, что народам нужно не столько благополучие, сколько ощущение себя в истории. А если его отнять, люди начинают совершать иррациональные поступки, идут на любые потери ради вещей, которые нельзя потрогать или съесть»). 

Если уж перечитывать старые тексты, то первым делом стоит возвратиться к грандиозному тексту Романа Грузова «Человек, даже будучи умалишенным, должен иметь право свободно выражать свое безумие», опубликованному в «Афише-Мир» в 2006 году  — то есть в то время, когда Ливия ненадолго попыталась стать страной, открытой для туристов. Это, вероятно, лучшая зарисовка бытовой жизни в Джамахирии до начала падения режима.

Самое время вспомнить и некоторые из самых известных высказываний Каддафи — их оперативно выложили на сайте «Коммерсанта»: «Все великие пророки современности пришли из пустыни: Мохаммед, Иисус и я», «Я международный лидер, повелитель арабских правителей, король королей Африки и имам мусульман, и мой международный статус не позволяет мне опускаться на уровень ниже», «Я революционер. Я бедуин. Я человек, живущий в палатке. Я умру здесь как мученик» — и прочее.

Forbes не менее оперативно обновил  свою историю о том, как заканчивают свою жизнь диктаторы — от Чаушеску до Хуссейна.

Но вообще лучшим некрологом Каддафи служит написанный им же рассказ «Бегство в ад», впервые опубликованный на английском в 1985 году и переведенный Григорием Дашевским для Citizen K весной этого года. 

«Я люблю свободу народных масс, их вольное движение, без всякого господина над ними. Разбив оковы, они поют и ликуют, празднуя освобождение от боли и горя. Но как же я их боюсь! Я люблю массы так же, как люблю отца, но и боюсь их точно так же, как его. В бедуинском обществе, не знающем верховной власти, кто помешает отцу наказать своего ребенка? О, дети любят его, но они же его и боятся. И точно так же я люблю народные массы и боюсь их, как люблю и боюсь моего отца.

<...>

Отпустите меня, позвольте пасти мое стадо, которое я оставил в долине под присмотром матери. Но моя мать мертва, и старшая сестра мертва. Мне говорили, что у меня были и другие братья и сестры, но их убили американские самолеты. Так оставьте меня в покое. Зачем вы меня преследуете, зачем показываете на меня вашим детям? Даже они теперь бегут за мной и кричат: «Точно, это он!» Почему не оставите меня в покое, не позволите спокойно ходить по вашим улицам? Я человек, подобно вам; я люблю вкус плодов, но отчего же вы не пускаете меня на свой рынок? И кстати, почему не выдаете мне паспорт? Впрочем, зачем он мне, раз мне запрещено путешествовать — и как туристу, и ради лечения. Только как официальное лицо я могу выезжать, вот почему я решил сбежать в ад.

Дорога в ад — не такая, как вы думаете, и не похожа на выдумки ваших лжепророков. Я расскажу вам, какая она,— я, дважды прошедший по этой дороге. Мне удалось передохнуть и поспать в аду, и могу вам сказать, что эти две ночи — из самых прекраснейших в моей жизни, эти две ночи в аду, когда я был совсем один. Мне было в тысячу раз лучше, чем когда я жил среди вас. Вы гнали меня и лишали меня покоя, и мне пришлось спасаться бегством в ад».

И напоследок — новое стихотворение Ивана Давыдова, опубликованное в его ЖЖ.

Пустыня — что море. Рыбак на огромный крюк
Верблюда насаживает живьем.
Зверь издает, издыхая, последний крик,
И песчаный взрывается водоем:

От самого центра земли, из ада,
Где корчиться душам нашим, где булькает, пенясь, магма,
Всплывает монстр вроде тех, о каких рассказывала Шехерезада,
На рев верблюда, будто на зов имама.

Затмевает пустынное солнце сиянием эполет,
Звенит чешуей орденов, глотает наживку,
Вздымает песчаную бурю в прыжке — не прыжок, полет —
И понимает, что совершил ошибку.

И вот Муамар диковинный бьет клешнями, номада теша —
Житель глубин в последней тоске по дну.
Через минуту рыбак разделает тушу,
И продаст морпехам, и купит себе жену.

Он ведь был всегда, он древнее того, о чем можно прочесть в Коране,
Таких не рождают, такие падают прямо с неба.
Но уже сегодня вечером в ресторане
В его плоть вонзится зуб нью-йоркского сноба.

Сиятельный негр, вытирая салфеткой рот,
Скажет хозяевам мира, жующим свою жратву:
— Такие деликатесы нынче наперечет, -
И почему-то подумает про Москву.

Город — что море, и Кремль — коралловым рифом,
Разных чудовищ скрывает кирпичный круг.
Тамошних вряд ли приманишь верблюжьим ревом,
Но, говорят, на любую рыбу найдется крюк.