Мойте рукколу перед едой

иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева

Это история не про изнасилование, не про современное искусство, не про ЖЖ и не про преступление. Это история про все и еще очень многое.

События этой, сколь малоприятной, столь и широко известной истории развиваются следующим образом. Поэт Николай Никифоров пишет в своем блоге, что жил у своего приятеля — художника Ильи Трушевского, стал свидетелем, по его мнению, группового изнасило­вания, долго не понимал, что делать, и в конце концов отправился в милицию. Трушевский в своем блоге в довольно резких и омерзительных выражениях отвечает, что поэт ничего не понимает в сексе и что он, Трушевский, занимался и будет заниматься жестким сексом. А по­том стирает эту и аналогичную запись годовалой давности о сексуальном контакте с другой девушкой.

История так и осталась бы одной из мерз­ких очевидных историй, которые часто встречаются в нашей жизни, если бы каждый ее этап не вскрывал то, что принято называть язвами общества, и если бы в ней не сошлись все проблемы и разногласия этого общества.

Итак. Первая проблема — свидетель поступает, по мнению многих, «не по-мужски» и вместо того, чтобы вмешаться, идет в милицию. В Америке сначала звонят в полицию, потом думают. У нас с советских времен поход в милицию — стыдное и бессмысленное занятие. Появляется три основных позиции: он поступил правильно; он должен был сам остановить преступление; что бы там ни произошло — дружба дороже, и он должен был сначала поговорить.

Следующий вопрос оказался еще более неоднозначным: что является на­силием? В каком виде мужчина должен получать согласие на сексуальный акт и не явля­ется ли приход пьяной девуш­ки с незнакомыми мужчинами к ним домой согла­сием? Где заканчивается «жесткий секс» и начинается насилие? А если женщина хочет прервать уже начавшийся с ее согласия сексуальный акт? Описывать тут позиции не надо — они очевидны.

Некоторые современные художники выступают в защиту Трушевского, ссылаясь на его талант и неординарность. В свое время похожая история произо­шла с юным альтистом Ильей Гофманом, осужденным за мошенничество. Тогда профессиональному сообществу удалось вытащить его из тюрьмы, упирая на талант и здоровье. Это было больше десяти лет назад, а никто так и не знает ответа на вопрос: какое преступление профессиональное сообщество готово покрыть и простить преступнику за его талант? И покрывает ли талант хоть какое-то преступление?

В рамках церемонии вручения премии «Соратник-2010» «Винзавод» выдает Трушевскому приз «Моральная поддержка». Смысл, как объясняют организаторы, в том, что нельзя из-за того только, что человек под следствием, выкидывать его из профессионального сообщества.

«Винзаводу» тут же объявляет бой­кот половина пользователей интернета. И даже самые либеральные журналисты, еще вчера выходившие на площадь в поддержку 31-й статьи конституции, называют Трушевского «художником-насильником», забывая о презумпции невиновности и о том, что решения суда еще не было.

Потому что, по их мнению, совершенно очевидно, что в стране уже никто давно не верит в суды и вне зависимости от решения данного конкретного суда все безоговорочно признали: преступление имело место быть. Мы сами себе суд — будь то суд над Ходорковским или дело об изнасиловании.

Что бы ни установил суд, эти вопросы останутся нерешенными. Было изнасилование или не было — для широкой общественности уже не имеет значения. Эта история показала, что даже самые культурные, творческие и продвинутые члены общества не сходятся друг с другом в базовых для выживания этого самого общества вопросах. Даже несмотря на то что у нас есть айпэды, дизайнерская одежда, нашивки «31», американские научные исследования, шенгенские визы, дорогие машины и салат с рукколой.