Мэр № 2

Иллюстрация: Miriam Ivanoff

Это в Москве не все знают директора Музеев Кремля. А для Петербурга директор Эрмитажа — практически второй мэр. Впрочем, в городе-музее по-другому и быть не может.

— Эрмитаж — это часть шоу-бизнеса?

— Раньше западные журналисты говорили: «Эрмитаж — ужасный музей, знаете, народу совсем нет». На что я отвечал грубо: «Торопитесь смотреть». Хорошая была жизнь, тихая — можно было посидеть на полу детям. Есть разные люди и разное отношение к музеям. Вот у нас сейчас большой спор: можно или нельзя жить в городе-музее. Я считаю, что в городе-музее жить можно, можно жить хорошо, музей в таком городе становится частью не шоу-бизнеса, конечно, — но становится действующим, живым организмом, где люди не только размышляют или отдыхают, а получают развлечение; он становится частью досуга. Шоу-бизнес — это тоже часть досуга, но это плохая форма досуга…

— А шоу-бизнес — однозначно плохо?

— Нет, только это не культура, это бизнес на досуге. Так вот, одним нравится тихий музей, а другим — живой. Музеи стали, на мой взгляд, самыми главными учреждениями культуры. Библиотеки уже теперь не очень нужны, потому что есть интернет, а музеи — наоборот. На фоне всего этого виртуального мира музей с его подлинными вещами становится особо привлекательным. В нем есть то, чего не может дать даже книга, не говоря уже о кино или телевизоре. А еще музей — самое демократичное учреждение культуры. В театр всегда ходили начальники, потому что вечером куда-то жену надо водить, значит, они водят в театр. Сейчас музеи важнее театров, потому что демократичнее. Здесь есть для всех всё. Для гурмана в Эрмитаж привезли Дега из музея Орсе, и вот он будет приходить по пять раз, стоять часами. В музее есть все для маленьких детей, они идут и смотрят пол. Мой сын, когда был маленький, ходил смотреть полы эрмитажные. Когда вырастаешь, этого уже не увидишь. Здесь полно вещей для человека необразованного — пускай он восхищается позолотой. Мы не заставляем надевать тапочки, человек может себя чувствовать во дворце как дома.

— В отсутствии тапочек своя идеология?

— Ненавижу тапочки. Обувь вреда не приносит, вред только лаку, надо просто менять лак. Мы сделали музей бесплатным для детей. Мне говорили смотрители залов: «Ну вот эти дети теперь просто бегут в буфет, кока-колу купят — и на выход. Безобразие». Но даже когда он бежит за колой, то он пробегает мимо трех-четырех скульптур, и это уже ему в голову заходит.

— Может, колу на последний этаж загнать?

— На последний не будут бегать. Надо создавать набор условий, которые позволяют людям больше быть и жить в музее. Таким должен быть и город целиком.

— А как соединить в музее современное и классическое, если музей — Санкт-Петербург?

— Современность города должна быть не за счет впихивания в него современных вещей. Не нужно его насиловать и говорить: «Вот тут мы построим что-нибудь такое очень современное и хорошее». Нам очень повезло. Город получился изумительный. Он ведь состоит не из архитектурных шедевров — у нас шедевров, может быть, один-два. Вот Мраморный дворец — это шедевр. А Зимний дворец, Исаакиевский собор не шедевры, но все это вместе создает уникальную атмосферу. Дворцовая площадь — это шедевр. Вся эта линия с Петропавловской крепостью, со стрелкой Васильевского острова — это один из красивейших видов в мире. Все получилось случайно — что до конца ХХ века город дожил почти нетронутым. Спасибо Ленину, что увез отсюда столицу.

— Теперь все сравнивают Питер и Москву.

— Разница между ними большая, но противостояние выдуманное. Много лет здесь ныли про то, что нет столичного статуса. Сейчас как бы есть такой статус. Еще ныли, что нету денег. Теперь и деньги пришли. Но вот как мы справимся с деньгами? Мы знаем, как противостоять властям, вон пример — гостиница «Петербург», бывший «Ленинград». Ее планировали невероятно высокую, но все-таки сумели архитекторы уговорить обком срезать несколько этажей. А сейчас вот сзади выросли два монстра. И все говорят: «Я ни при чем», — ни главный архитектор, никто, ничего. Губернатор говорит: «Безобразие». А они строят, потому что деньги, они что хотят, то и делают. А надо строить второй Петербург. Раз есть деньги, постройте в сторонке, пусть туда придут великие архитекторы, и совсем не нужно впихивать его в старое. Вот главная забота Петербурга — справиться с деньгами. А в Москве меня восхищает, что Лужков может и взорвать то, что ему не нравится.

— Это вы что имеете в виду?

— «Интурист» на Тверской и «Россию» снесли же. Сама идея, что можно снести, если монстра построили, — это радует.

— Вы преемник своего отца. А чем вы отличаетесь от него на посту директора Эрмитажа?

— Он был более спокойно-осторожным человеком. Мне часто говорят: «Ты с ума сошел, что ты несешь, вспомни — Борис Борисович разве так говорил?» Ну он не говорил, а я не могу не говорить, я могу сказать все, что я думаю.

— И вам ничего не будет?

— Ну будет, но до каких-то пределов. Я же получаю по башке… Но в принципе — что: расстрелять не расстреляют. Иногда нужно выступать резко. Я думаю, что папа мной доволен. Про каждое отдельное событие он бы говорил, что это неправильно, а в целом, я думаю, он одобряет. Я думаю, что нас и Екатерина Великая одобряет.