Марш обреченных: как Гельман прыгнул на Мединского

Теперь программа (в виде набора слайдов с комментариями) выложена в сеть для обсуждения. В одном из своих блогов  Марат Александрович намекнул, что в ближашее время будет еще одна презентация – «для очень серьезных людей». Куда ж без этого. А пока не началсь, рискну, как человек несерьезный, поделиться некоторыми мыслями по поводу.

Свой проект Гельман, естественно, противопоставляет «Основам государственной культурной политики», подготовленным в ведомстве г-на Мединского (честно говоря, не знаю, как тут правильно расшифровать сокрашение «г-на»). Критике означенного опуса посвящены специальные разделы, они же слайды. Мединский, по мнению Гельмана, да и на самом деле тоже, культурную политику подменяет художественной, уходя в сферу идеологических дискуссий невысокого уровня (нет, ну, действительно, разные дураки два века спорили, Европа мы или нет, вот, наконец, пришел министр культуры и разъяснил, – мы не Европа, всем разойтись). Интересы участников процесса игнорирует, сводит все к распределению ресурсов, а в итоге получит раскол и разделение культуры по советскому образцу – на унылый официоз и андеграунд.

Также надо иметь в виду контекст – Дума, вместо того, чтобы законодательно обеспечивать условия для развития культуры, порождает разнообразные, в основном бессмысленные и вредные запреты, церковь, активно вмешиваясь в светскую жизнь, тянет страну в прошлое, администрация президента вынуждает деятелей культуры к демонстративной лояльности. И так, в общем, жизнь не сахар, а тут еще Мединский...

Поскольку слайды – вещь наглядная, контрпредложения Гельмана перескажу совсем кратко. Тем более, в их основе – опыт так называемой пермской культурной революции, соответственно, все, кто вопросом интересовался, более или менее в курсе дела. Революция, конечно, кончилась, знаменитый некогда Музей современного искусства в городе Перми с Речного вокзала скоро переедет, и неизвестно, выживет ли, а уличные арт-объекты свозят в специальное гетто на окраине, но опыт-то остался.

Итак, если совсем тезисно, Гельман предлагает вытащить культуру из социального блока и рассматривать в качестве отрасли, способной работать на развитие регионов. Региональный уровень – принципиальная для концепции Гельмана вещь. Основным заказчиком культурной политики мыслится город (читай – крупный город), а все в целом должно работать на борьбу с чрезмерной централизацией отечества. Грамотная политика создает ситуацию вместо корпорации, приучает горожан требовать от властей обеспечения культурного досуга, заставляет губернаторов, людей тщеславных и завистливых, переманивать в подведомственные музеи и театры первоклассных профессионалов. Города взрываются фестивалями, произростает из чернозема креативный бизнес, а рабочие, вместо того, чтобы вытачивать никому не нужные болванки, переключаются на изготовление туристических сувениров, обеспечивая неуклонный экономический рост.

Я, разумеется, немного упрощаю, но не так уж и сильно. Кстати сказать, я своими глазами видел, как разного уровня региональные чиновники млели, слушая похожие рассказы. Правда, было это в прошлой жизни, до консервативной революции и покоренья Крыма.

У всякого послания есть адресат. Вы задумывались, например, к кому обращаются Мединский с подельниками? Мединский с подельниками обращаются в своей версии «основ культурной политики», как бы странно это не звучало, к конечному потребителю культуры. И суть их послания (как соверешенно верно подмечено у Гельмана), подменяющего культурную политику политикой художественной, в следующем: мы больше никому не позволим глумиться над общими ценностями, нашими и вашими. Традиционными, любимыми, которые даже и описывать не надо, потому что они у нас на сердце вырезаны. Потому что они в душах наших кровью записаны. Не будет наша Ярославна, нанюхавшись кокса, крутиться у шеста на радость иноземным педерастам.

И паства верная кивает головами: да, конечно, сколько же можно. Крутиться, нанюхавшись. И ничего, что процентов девяносто верных не видели оперы Бородина, девяносто девять не читали «Слова», и никто не знает, кто такая Ярославна. Мединский попадает в цель, говоря две вещи: 1) есть некий набор вечных ценностей, интуитивно понятных, он же – культура; 2) суть культурной политики – в защите этих ценностей от атак со стороны разнообразных врагов. Враги – это тоже понятно и близко – рушат наше все, буквально все, страну, власть, наследие, ценности, культуру, тем более, что в этом синкретичном мире все есть все: культура это власть, культура это ценность, ценность это власть, власть это страна, и так далее. Ну, а «деятели культуры», собственно, здесь обслуга, автоматчики партии на жаловании, призванные обслуживать интересы власти. Которые, как думает власть, с интересами народа совпадают. Власть всегда так думает. Власть должна так думать.

Это, разумеется, патернализм, – вечная основа российской государственности. Оборонительный патернализм доброго барина, обещающего холопам защиту от вредоносных влияний.

Интереснее вопрос с адресатом Гельмана. Он, конечно, настаивает на прагматизме собственной концепции, вопрос с ценностями выносит за скобки, как несущественный и даже вредный, но нет ведь такого текста, за которым представление о ценностях не пряталось бы.

Идеальный мир Гельмана – это такая республика художников, занятых творчеством (и обеспечивающих функционирование соответствующего рынка). Власть должна создать художникам условия для творчества – это и есть культурная политика, – взамен получая цацки вроде роста туризма и децентрализации страны. Гельман почему-то думает, что для власти чрезмерная централизация – проблема, что с точки зрения власти в России централизация вообще может быть чрезмерной. Не знаю, почему, не будем спорить.

Собственно, власть и есть адресат послания. Другая, не такая, как сейчас, правильная, умная, способная понять гельмановскую мудрость. Но именно власть. Сам Марат Александрович в ходе обсуждения концепции на Винзаводе прямо сказал – «есть там нормальные ребята, я с ними работал и с ними работать можно». Фамилий, правда, не называл.

Гельман резонно называет концепцию Мединского архаичной – что-то такое есть в слайдах: «Минкульт не заметил перехода от индустриальной эпохи к постиндустриальной». Но собственная его концепция едва ли не архаичней, несмотря на обилие модных и правильных слов: его концепция – это романтизм в чистом виде. В то время как у Мединского – вполне узнаваемый совок с правильными художниками, отрабатывающими государственный заказ, и неправильными, которые подрывают основы. И будут наказаны.

Таким образом, концепция Гельмана – это, разумеется, тоже патернализм, но патернализм скорее просвещенного оккупанта, который цивилизует дикарей, не объясняя им, чего ради. Для искусства. То есть вот буквально – для искусства. И пресловутая «художественная политика» там тоже спрятана. Если для Мединского «ценности» – это «нечто такое, что нам, нормальным русским людям, без слов понятно», то для Гельмана «ценности» – «это вещь, которую мы, люди умные, и так понимаем, и с вами, дураками, обсуждать не будем, чтобы время даром не терять».

​

Потребитель культурной политики не занимает Гельмана. Когда все заработает, дикарь сам оценит преимущества новой жизни и возблагодарит белого человека. Мединский говорит вещи древние, мрачные, и чреватые массой понятных проблем, -– но говорит их как раз потребителю. Находит время и слова для разговора с обычными людьми.

Именно поэтому Мединский победит.

Все это, черт возьми, так знакомо. Все это было уже, когда герои Болотной – прекрасные люди с прекрасными и правильными лозунгами, без иронии говорю, – не заметили, что помимо них в стране кто-то еще живет. А кого заметили, тех назвали «месивом в дубленках и кепках». Известно, где теперь герои Болотной. И где – рядовые жертвы этой самой Болотной.

Ах, да, и напоследок. Во время презентации на Винзаводе был еще слайд, содержавший список шагов, которые для победы необходимо сделать. И, если память мне не изменяет, а память моя – женщина верная, третьим пунктом там значилась отставка Мединского. В версии концепции, выложенной в интернет, я этого слайда просто не обнаружил. Может, конечно, плохо искал, и хорошо, если так. А может, в этом – проявление особой какой-то аккуратности, переходящей в обреченность. Потому что время сейчас не такое, чтобы искать компромиссов. Кто ищет компромиссов, тот уже проиграл.