Марс атакует

Иллюстрация: Александр Можаев

Новый Арбат отродясь вызывал у нормальных людей только раздражение, потому что люди помнили, чего стоило городу его рождение. Спустя четыре десятилетия ужасы градостроительной резни отчасти забылись, и теперь эта «вставная челюсть» вызывает более сложные чувства. В интернете даже появилась Лига любителей бывшего Калининского проспекта, утверждающая, что «Новый Арбат — одна из самых честных и настоящих улиц Москвы». Чтобы прояснить спорный вопрос, мы отправились на нее вместе с зодчим Кириллом Ассом, младшим представителем славной архитектурной династии.

— Новый Арбат — вещь, мягко говоря, неоднозначная. Я сам видел, как приезжие голландские студенты-архитекторы выходили вот здесь из автобуса и начинали визжать: «А-а-а-а! Модернизм!!!» Не то чтобы им так уж нравилось, но ведь, по большому счету, такого нигде больше нету. И особенно интересно как раз то, как отчаянно он прорублен сквозь город. Ведь если бы это было в другом месте, то это была бы уже какая-то Профсоюзная, ничего особенного. Не было бы воли. А архитектура должна быть властной, в ней не должно быть безволия. Это не мешает ей быть удобной, уютной — самые лучшие квартиры в сталинских домах, так ведь? Калининский в этом смысле устроен не по-сталински, достаточно сравнить, как дико здесь обрублены хвосты соседних переулков и как аккуратно это сделано, например, на Тверской. Но против воли все равно не попрешь. А вот эта дикая офисная новостройка на Арбатской площади — триумф безволия. У нее ввалилось все, что должно было торчать, и наоборот. Они боятся угол сделать! Посмотри направо, на конструктивистское здание Моссельпрома — вот тот угол себя не стесняется. Безволие современной московской архитектуры больше всего проявляется в полной неспособности решать углы.

Кстати, Кирилл состоит с Калининским проспектом в близких отношениях, поскольку учился здесь в школе, и места эти ему насквозь родные.

— Школа была хорошая, тут меня писать научили грамотно. А еще была хорошая история, когда военрук нажрался с девятиклассниками, а потом взял да расстрелял их из винтовки. Прямо напротив школы завалялась вот эта церковь. Как ее не снесли, когда строили проспект, до сих пор непонятно, какой-то последний всплеск сознания советских градостроителей. Вообще, все это довольно смешно: я буквально три дня назад говорил с некоей художественно образованной дамой, которая меня уверяла, что Калининский ужасен, а я говорил — наоборот. И потом понял в чем дело: она помнит, что было до него, а я нет. Мне он достался уже вот таким: без Собачьей площадки, но с кинотеатром «Октябрь», магазинами «Книги» и «Мелодия», с горящими буквами «СССР» по фасадам башен. Та среда, в которой ты растешь, и кажется нормальной. Дети, которые теперь идут из этой школы, будут думать про вот эти ужасные новостройки, что так и надо. Очень болезненное ощущение, что когда-нибудь эта фигня будет восприниматься с умилением как типичная архитектура 1990-х. А это на самом деле не архитектура, а фантики.

Я вот мечтаю построить в городе дом, самый обычный, потому что воля не в том, чтобы он торчал во все стороны, а в его правильности. Беда в том, что сейчас почти вообще нет людей, которые могли бы делать обычное.

Все это было произнесено за барной стойкой, а когда мы снова вышли на проспект, вдохновившийся Асс сказал:

— Мне нравится, когда дома однотонные, когда форма говорит сама за себя. Это ведь я предложил Музей архитектуры в серый цвет выкрасить.

Сворачиваем направо и выходим не то чтобы на улицу, а не пойми куда. Какой-то странный проезд из трех старых домов, с обеих сторон упирающийся в бетонные стены калининских башен. На стене, тем не менее, написано: «Большая Молчановка».

— Советская архитектура 60-х отличалась удивительным умением создавать «нигде», — говорит Асс. — А дома должны заставлять место быть местом. Как сейчас преподают градостроительство — вид на город с вертолета. Учили бы, как построить один дом, но именно в этом месте, чтобы оно стало лучше, чем было. Калининский при всей своей уникальности места явно не украсил и хорош только при взгляде издалека. Стоит приглядеться — видишь, какой паршивой плиткой облицованы дома, какие гадкие швы на стенах. А если свернуть на два шага в сторону — вообще страшно делается.

Поэтому мы не стали больше никуда сворачивать, а снова вышли на проспект и сразу повстречали знакомую заграничную туристку. Я вспомнил о восторженных голландцах и спросил у нее: «Как вам нравится то, что вы сейчас видите?» И она на хорошем русском ответила: «Это говно. Я в модернизме не разбираюсь, а просто вижу, что эти высотки просто взяли и загадили все вокруг себя. Марс атакует».

Сколько людей, столько мнений. Я вот тоже как краевед добавлю: и я родился после строительства, но тем не менее неплохо помню все, что здесь было раньше. Я видел много фотографий, читал книжки, с людьми разговаривал. Вот тут, на углу у церкви, была гимназия, где учился Маяковский, а чуть дальше проходил крохотный, но прямо-таки волшебный Кривоникольский переулок. Поэтому даже если я, предположим, и полюбил Новый Арбат, то все равно никому в этом не признаюсь.