«Меня вывезли тайно, это произошло внезапно — посадили в «Волгу» вместе со всеми вещами и отвезли до вокзала. Я думаю, это обосновано тем, что сотрудники колонии не хотели громких и шумных прощаний осужденных со мной и привлечения еще большего внимания к своему учреждению.
Я не знаю, когда буду в Москве. В моих планах — встретиться с нижегородскими активистами, после этого встретиться с Надей Толоконниковой.
Осужденные ИК-2 сказали, что у них воруют стаж и часть зарплаты, они будут продолжать писать жалобы и обращаться в судебные инстанции, я намерена им в этом помогать.
Самое сложное — смотреть и видеть, как люди сдаются, как они опускают руки, как они превращаются в массу. Это очень тяжело видеть.
Правозащитная деятельность — это та деятельность, которой я намерена заняться. Судьба осужденных женщин мне небезразлична, она на меня произвела огромное, неизгладимое впечатление. Те лишения, которые испытывают люди, необоснованные, и действия сотрудников зачастую носят характер, мало имеющий отношения к закону.
Если бы у меня была возможность отказаться от амнистии, я сделала бы это, без всяких сомнений, но это указ, который поступил в учреждение, учреждение его исполнило. В данном случае я находилась просто в состоянии перемещаемого тела, от меня ничего не зависело.
Я не думаю, что это амнистия, это профанация, потому что по этой амнистии не освобождается и 10% осужденных... Условия, в которых находятся матери, совершенно не способствуют исправлению, вообще имеют мало отношения к чему-то созидательному. Поэтому я не считаю это амнистией, гуманным актом, я считаю это пиар-ходом».