Малые нобелиаты

Как известно, из России постоянно утекают не только нефть, газ, капиталы и привлекательные женщины детородного возраста, но и мозги. Причем если раньше это были в основном старые и заслуженные мозги, то теперь все чаще юные и даже не совсем еще сформировавшиеся. Свидетельствует это о том, что российский интеллектуальный ресурс в мире востребован. очередной русско-американский смотр вундеркиндов прошел в МИФИ. За процессом наблюдали опытный оперативный работник Алексей Лютый, безжалостный детский психиатр Петр Каменченко и заслуженный педагог с филологическим уклоном Павел Рыбкин. Увиденное навело узких специалистов на размышления о сути ранней одаренности и личные воспоминания

О Боге и тараканах

Алексей Лютый, полковник милиции

Зал, в котором проходила конференция-конкурс «Юниор», больше походил на торговые ряды, чем на смотр научного и инженерного творчества школьников. На пяти линиях («Информатика», «Химия», «Физика», «Математика» и «Науки об окружающей среде») в два ряда выстроились стенды-витрины, возле которых за столиками, словно продавцы за прилавками, расположились участники конкурса. Вот перед одним из стендов появились члены жюри. Тут же из-за стола вышел автор и, вежливо заглядывая им в глаза, поинтересовался: «Что-нибудь подсказать?» Ну точно как на оптово-розничном рынке. С любопытством озираясь по сторонам, я двинулся вдоль рядов.

В секции «Информатика» внимание привлекла система электронного голосования, способная обеспечить невиданную досель оперативность и достоверность выборов. Изобрела ее одиннадцатиклассница лицея №1533 Елена Алехова. Работает система без бюллетеней и электронных чипов, используя только голос, который у каждого человека индивидуален. Представляете, какие возможности открываются? В назначенный господином Вешняковым день люди дружно выходят на улицы, а там уже установлены микрофоны, и остается лишь громко прокричать имена любимых кандидатов. Это ли не торжество демократии и воплощение великой русской романтической идеи еще со времен новгородского вече!

Я перешел к стенду Евгения Удалова из Новосибирска, который создал для своего компьютера программы с «зачатками здравого смысла и образного мышления». Общаться с человеком такой компьютер должен на уровне мысли. Для чего применяются фреймы – особые символы, дающие огромное количество информации. К примеру, серп и молот символизируют всю советскую эпоху.

– Зачем же тебе такой компьютер? – спросил я у Евгения.

– А вот хочу, чтобы он выиграл, наконец, у Гарри Каспарова! – ответил юноша.

От информатики я перешел к химикам. По названиям работ и громоздким формулам видно, что здесь собрались отличники. Прошу объяснить суть открытия Алексея Кирилина из московского химического лицея №1303, и тот охотно соглашается:

– В реакции метатезисолификации, представляющей собой процесс диспропорционирования, предполагалось получить деце-пять-этилен, как этого следовало ожидать, если бы в реакцию вступал гексен-один. Но получился октен-четыре и бутен-два! А это значит, что реакции метатезиса предшествует изомеризация гексена-один в гексен-два...

– А нельзя ли как-нибудь так, – останавливаю я Алексея, – чтобы понятно было...

– Отчего же, – охотно соглашается юный Менделеев. – Дис-про-пор-ци-о-ни-ро-ва-ни-е путем ал-ка-ли-ди-ро-ва-ни-я...

Зарисовав в блокноте процесс диспропорционирования, я перехожу к наукам об окружающей среде, где за меня принимается остроносенький и веснушчатый Максим Павлов из Ижевска. Он рассказывает, как все лето собирал грибы в лесу, но не для сушки и не для соления, а для комплексного исследования экологической обстановки в регионе. Каждый гриб у него сфотографирован, а место его нахождения запротоколировано и нанесено на специальную карту. Рядом с ижевским ученым-грибником его тезка – Максим Воронин из Казани. Максим проверял маркировку продовольственных товаров в торговой сети для выявления пищевых продуктов, полученных при помощи генной инженерии. Из работы школьника становится очевидно, что мы уже давно должны были умереть или стать маленькими зелеными человечками. Материалы своего расследования казанский бэтмен готов немедленно передать компетентным органам.

Другая направленность у Антона Миронова из Санкт-Петербурга. Рутинную жизнь сфагново-черничного ельника ему удалось описать в блестящих математических формулах. Но и его затмила Надежда Трактирникова из московской гимназии №1551. Она провела исследование бега таракана, необходимое для последующего создания шагающего робота или даже марсохода. Для этого девушка полгода снимала насекомых на цифровую видеокамеру, а затем скрупулезно анализировала движения их усиков и лапок с помощью специальной компьютерной программы.

Ближе и понятнее мне показались работы юных физиков. Так, Павел Тульский из города Железнодорожный продемонстрировал самодельный прибор для наблюдения сумеречного неба, а Марина Вишникина из Саранска представила работу по квантовой механике с поэтичным названием «Случайные блуждания». И конечно, не могу не упомянуть работу братьев Никиты и Кирилла Успенских из московского центра образования №1678, которые, повернув науку лицом к человеку, изучали физику русской бани. Пока, правда, без использования веников.

Сложнее оказалось оценить научные изыскания юных математиков. Честно говоря, из школьного курса я помнил не много: таблицу умножения да еще в общих чертах теорему Пифагора. Поэтому, подойдя к Светлане Арифулиной и Антону Бабичу из московского лицея №1511, занявшим первое место на конференции-конкурсе, которое обеспечит им теперь поездку в Портленд (США), я поинтересовался, как бы они сами могли кратко охарактеризовать свою работу под названием «М-конфигурация треугольника», и в чем состоит ее суть.

– Если кратко, то как математическое обоснование Бога, – ответил мне, нисколько не смутившись, Антон.

Не знаю, может, я что-то в жизни пропустил или где-то отстал, но домой я уходил в полной растерянности. Математическое обоснование Бога, кинематика таракана, серп и молот – надо же, чем теперь детишки занимаются.

О конфигурации мозга

Петр Каменченко, кандидат медицинских наук

С вундеркиндами я сталкивался не раз и в основном в процессе профессиональной деятельности – все-таки восемь лет проработал детским и подростковым психиатром. Надо сказать, что психиатрия традиционно настороженно относится к гениальности, вспомните хотя бы «Гениальность и помешательство» Ломброзо. Для квалификации же ранней детской гениальности выделены даже специальные психопатологические синдромы. Например, синдром метафизической (или философической) интоксикации. Это когда юные отроки (реже отроковицы) начинают вдруг сутками напролет штудировать толстенные тома по философии, теологии или психологии. Строят собственные системы мироздания, сочиняют тома фундаментальных теорий, пишут романы-эпопеи, обнаруживают в себе дар психологов или изобретателей. Ни о чем другом думать и говорить они в это время уже не способны в принципе. Восторженные родители и некоторые плохо образованные педагоги принимают подобную – очень, кстати, непродуктивную – деятельность за одаренность. Русский же психиатр П.А.Бутковский еще в 1834 году назвал ее «суемудрием», а известный немец Эрнст Кречмер считал, что через «приступ метафизики» дитя проходит, как через корь. Чаще всего подобная «одаренность» действительно со временем проходит без следа, в менее благоприятных случаях молодые люди поступают на факультеты психологии и философии МГУ (по этому поводу у психиатров существует множество анекдотов), в самых же тяжелых – их освобождают от армии по соответствующей статье и дают пенсию по инвалидности.

Примеров могу привести много. Лечился у меня когда-то мальчик Олег. По рассказам мамы, в три года он уже самостоятельно читал Эдгара По. В пять – сочинил и отпечатал на машинке первый рассказ, в семь – написал роман. Для семи лет, кстати, неплохой. В больницу его отправили потому, что к четырнадцати годам любой самый обычный бытовой вопрос он мгновенно превращал в многочасовую дискуссию о смысле бытия, Боге и философии Ницше. Причем сбить его с этого было практически невозможно. Нормальная же программа – выучить уроки или пострелять на улице из рогатки – в голову мальчика просто не вставлялась. Такая у него была конфигурация мозга, если выражаться языком программистов. Диагноз у психиатров (а смотрели его тогда действительно хорошие специалисты, в том числе ныне покойный профессор М.С.Вроно) сомнения не вызывал – «юношеская шизофрения». Предшествующая же детская одаренность (в 3-7 лет) была квалифицирована как «ранний детский дисонтогенез», то есть раннее нарушение психического развития (нарушение ведь это необязательно отставание).

Другой мальчик, много лет изобретавший деревянную, чтобы локаторы не засекли, подводную лодку. Наконец, был парень, который помнил наизусть все расписания всех московских электричек, пригородных автобусов и поездов дальнего следования, но никогда не застегивал штанов. И еще много-много гениальных первокурсников МИФИ и МГУ, блестяще сдавших вступительные экзамены и не способных учиться из-за последующей депрессии.

Этим я вовсе не хотел сказать, что все одаренные дети обязательно сумасшедшие. Конечно, нет. Но на практике ранние и выдающиеся успехи совсем не означают (и уж тем более не гарантируют) обязательных успехов в будущем. Чаще даже наоборот. Отсюда и профессиональная настороженность в отношении вундеркиндов.

О синих очках и фиалочках

Павел Рыбкин, кандидат филологических наук

Есть такая старая русская болезнь. Называется народопоклонство. Знаменитая наша интеллигенция своим существованием обязана именно ей. Сытые дворянчики, чахоточные разночинцы, нигилисты в синих очках, да что там, даже рафинированные застойные люмпен-интеллигенты – все признавали за русским мужичком право на обладание истиной, все хотели как-нибудь поскорей опроститься (причем живя порой хуже последнего босяка). Клиническая картина могла быть разнообразна, но суть всегда одна – врожденное недоверие к интеллекту и жажда немедленного постижения некоей нутряной правды о мире.

Однако вот что нехорошо: по мере избавления от недуга мы естественным образом избавились и от самой интеллигенции. Какое-то время казалось, что на смену ей придут новые люди, из породы, что в других странах зовется интеллектуалами. Они действительно пришли, но в виде стебщиков. И никаким другим интеллектуальным трудом, кроме более-менее артистического зубоскальства, не занимались. Причем источником их вдохновения стала не столько совковая фразеология, сколько языки профессиональных сообществ – от слесарей-водопроводчиков до физиков-ядерщиков, – последовательно низводимые до уровня фени. Надо ли говорить, что поиски истины быстро превратились в фигуру речи. Сам же русский народ в целях самосохранения перешел на мат – язык, служащий исключительно для выражения нутряной правды.

Нынче, устав от тотального стебалова, новые русские «интеллектуалы» и сами постепенно переходят на матерок. Так что старая русская болезнь народопоклонства, видимо, в самое ближайшее время будет окончательно изжита: станем сами себе и Богом, и служителем культа.

На фоне этого радостного единства сущими отщепенцами выглядят те, кто не пожелал отказаться отѕ ну, допустим, от научного поиска и по-прежнему беседует с немногими собратьями на привычном им языке. Причем круг отщепенцев радикальным образом помолодел: люди, которым сегодня от 15 до 17, выросли в стране, которая ни к чему их не звала, а потому получили возможность прислушаться к самим себе. Некоторые услышали звуки языка – языка математики, химии, физики...

Как ни странно, на такие размышления навела меня конференция-конкурс «Юниор», уже седьмой год проводимая МИФИ при поддержке корпорации Intel. Шестеро победителей конкурса отправляются в США на международный конкурс International Science and Engineering Fair, то есть ярмарку научного и инженерного творчества (школьников, разумеется). По статусу победа на ISEF – а там, при несметном множестве разнообразных наград, всего три главных приза – приравнивается к получению «Нобеля» во взрослом мире. Кстати, победителей ждет поездка на международный семинар молодых ученых в Стокгольме, где как раз в это время и чествуют нобелевских лауреатов. Впрочем, это скорее на закуску, ибо каждому из трех финалистов прежде всего вручат грант в 50 000 долларов на обучение в одном из американских университетов. Никто из русских, в том числе занимавших на ISEF призовые места, главных трех наград ни разу не взял. Как, впрочем, и представители других стран, кроме США.

– Для нас более важно, чтобы наших победителей принимали без экзаменов в московские вузы, – говорит Алексей Дмитриевич Модяев, завкафедрой информатики и управления процессами МИФИ, председатель научного жюри конференции-конкурса «Юниор». – Но поскольку ISEF – смотр проектных работ учащихся, выполненных при участии научных руководителей, и статуса олимпиады иметь не может, возникают проблемы. У нас, видите ли, на льготное поступление вправе рассчитывать лишь победители олимпиад. Что же касается МИФИ, то здесь ребят берут сразу. Мы признаем открыто: элитные учащиеся существуют, и их нужно поддерживать. Иначе отток мозгов из страны не остановитьѕ

С обладателями элитных мозгов Андреем Татариновым и Василием Федосеевым, получившими в прошлом году на ISEF в Кливленде престижную премию «За выдающиеся научные достижения», я встретился на факультете вычислительной математики и кибернетики МГУ.

– Наша работа называлась «Инструментально-программный комплекс разработки мультиагентных систем», – объяснил Андрей. – Мы сконструировали виртуальный мир, куда можно поместить неких существ, или агентов, чтобы посмотреть, как они там будут себя вести.

– Это был наш переработанный диплом в лицее №1533, – добавил Василий. – С ним и в Штатах выступали. И еще Сева Устинов был, третий участник нашего проекта.

– Ну и как ISEF? – спросил я.

– Да ничего особенного, – улыбнулся Василий. – Ярмарка значков!

– То есть?

– Ну там же не только представители разных компьютерных фирм к нам присматривались, но и местные фалеристы: все хотели значков побольше насобирать. Соревнования проходили всего один день. Зато было три дня на подготовку стенда, два – на награждение и еще два – на осмотр достопримечательностей, которых там особо и нет.

– Ну да, – продолжил Андрей. – Перед каким-то бизнес-центром нам показали замечательный монумент: такая огромная канцелярская печать из бронзы с надписью «For free», то есть «Бесплатно». Кто семидесятитонную дуру без помощи механических приспособлений утащит, получит ее в личное пользование и еще миллион в придачу. Такой вот прикол у американцев. Памятник штампу.

Штамп штампом, однако в Америке ребятам выдали по ноутбуку и 2 500 долларов на троих. В Москве же они без проблем поступили на ВМК, где теперь занимаются математическим анализом, линейной алгеброй и дискретной математикой.

С победителями прошлых лет тоже все в порядке. Например, Никита Налютин (первое место на «Юниоре-99») не просто заканчивает МИФИ (кафедра кибернетики №22), а уже преподает студентам младших курсов и готовится к аспирантуре.

– Это и есть для меня главный результат конкурса. В Москве меня приняли без экзаменов на кафедру, где, честно говоря, я и планирую остаться. Моя мечта сбылась.

Вполне адекватные ребята, даром что вундеркинды. И мечты у них сбываются. А вот сбылась ли моя мечта?

Нет. Хотя была она предельно проста: говорить о том, о чем мне интересно говорить, с теми, кому это интересно слушать. И в течение недолгих полутора лет, преподавая в одном хорошем московском лицее, я наслаждался жизнью: специфика амебейной композиции в поэзии В.Брюсова, текстуальный анализ поэмы В.Хлебникова «Ночной обыск», процессы мифологической медиации в прозе А.Платонова – разве все перечислишь. И слушали, честное слово, слушали. Но потом я заматерел, защитил диссертацию, захотелось преподавать в вузе. Попробовал.

Разве смогу я забыть презрительные ухмылочки этих дебелых, вечно заспанных третьекурсниц, этих, как писал когда-то трепетный Вознесенский, фиалочек с филфака! Какие там фиалочки – тетки, самые натуральные тетки! Носительницы народной, нутряной правды. И вот стоишь ты декабрьским утром в университетской аудитории, ждешь, пока они все усядутся, пока достанут из сумок свое барахло, потом с опаской произносишь: «Тема сегодняшней лекции – «Поэтика провоцирующих контекстов в сатире М.Е.Салтыкова-Щедрина». Улыбочки вспыхивают мгновенно. Чувство такое, будто ты не тему лекции объявил, а сказал, например, теще, что нет, ничего не пил сегодня, но при этом едва держишься на ногах. Или вообще тут голый стоишь. Клянусь, лишь надиктовывая даты жизни и творчества русских классиков, я мог заслужить уважительные кивки в свой адрес. И о лицее вспоминал с тоской: там уже в десятом дошло до проектов. Где они, эти дивные лицеисты? Неужели впрямь ребята, запускающие в виртуальный мир таинственных мультиагентов или подсчитывающие количество персонажей в герметической поэме Хлебникова, более странны, чем семипудовые тетки со снулыми фиалковыми глазами? Неужели в самом деле эти рыбы выплывают не только из классов компенсирующего обучения, но и из лицейских стен? Не верю. Однако если на ранние занятия наукой смотреть как на вступление в тоталитарную секту, если без конца талдычить о том, как прекрасна жизнь вокруг и какими многообразными возможностями она полна, то да, нобелиатов не получится – ни малых, ни больших. Получатся тетки...

Хотя и это зачем? Для самих теток жизнь уже почти закончилась, а творчество вообще так и не успело начаться. Стоит ли? Спятишь еще – контексты-то ведь провоцирующие, а?

Очень опасно. Да и платят за риск сущие пустяки. Вот ты и сидишь вечерами на кухне, просматривая время от времени свои так и не прочитанные лекции, и с тоской повторяешь про себя: «Читателя! Советчика! Врача! На лестнице колючей разговора б...»

Странное дело: если кто и приходит, то именно врач...