Макет оказался сильней

фотографии: Павел Морозов

Машины едут, трамваи тормозят на остановках, и даже люди совершают какие-то мелкие телодвижения

Улицы с самыми поэтическими названиями, как правило, находятся в самых стремных местах. Мелкий градостроительный чиновник из телевизора однажды объяснял, что красивым названием власти компенсируют недостаток позитивных эмоций в районах с «низкой культурной составляющей». Мол, если человек живет в спальном районе с видом на гаражи и свалку, то ему становится легче от осознания того, что адрес у него — улица Вербная или, например, Счастливая. Захолустная улица Цветочная, вероятно, была названа именно по такому принципу. На ней живет множество уродливых кирпичных домов, склад химикатов, поликлиника Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков и православный клуб «Бодрствование». Цветов нет совсем. Зато культурная составляющая растет в буквальном смысле прямо на глазах — в доме 16 строится огромный макет России, и по воскресеньям, когда создатели макета отдыхают и пускают желающих посмотреть, у лестницы, ведущей на второй этаж, собирается толпа.

Всякие бытовые мелочи проработаны тщательней, чем можно было бы ожидать

Со страниц сайта устроители твердят, что главная цель проекта — «развитие моделирования, изучение территориальных, промышленных, географических и климатических особенностей регионов страны, привлечение внимания российских и зарубежных граждан к достижениям России». Управляющий уверяет, что макет — исключительно патриотический проект, сделанный просто из любви к Отечеству: «Нет никакого подвоха — просто люди захотели, чтобы был такой макет, просто дали денег, чтобы все видели, какая у нас страна красивая и мощная». Страна и вправду о-го-го.

В углу отдельным островком стоит Калининград. В маленьких домиках горит свет, крохотные нарядные люди гуляют по чистым немецким улочкам, в Кафедральном соборе, похоже, идет месса, по шоссе мчится грузовик. Папа за уши оттягивает от Калининграда сына: «Хо­чешь, Москву покажу?» Мальчик верещит, но, завидев Спасскую башню, замолкает. Как по заказу, начинают бить куранты. Под Кремлем, если сесть на корточки, видна станция метро. Девушка в футбол­ке «Телка что надо» задумчиво говорит: «Террористов нет». Через виадук от Кремля, рядом с прозрачным магазином машинок Smart, стоит Останкинская телебашня. Потом долго, очень долго идут развязки железнодорожных путей, по которым едут груженные углем и деревом составы. Группа офисных гражданок переговаривается между собой: «Москвичи жируют, а гастарбайтеры, смотри, работают», — недалеко от Москвы, по примерным прикидкам — в Брянске, есть домик, на одной половине которого красят стены маляры, а на другой в кафе идет гульба. «Да с чего ты взяла, что гастарбайтеры? Красят-то как плохо, один вон вообще спит — наши это». Чуть подальше страшный сон петербургской интеллигенции стал явью — рядом с Петропавловской крепостью стоит «Охта-центр». Седовласая дама в горжетке замечает: «И вы посмотрите — всем наплевать». Крохотные петербуржцы действительно довольны — сидят на скамейках, едят микромороженое. Разработчик устало повторяет каждому второму: «Уберем, уберем мы ваш «Газпром», не волнуйтесь».

Макет занимает два этажа. Желающим выдают бинокли

География на макете путаная, узнаваемых объектов немного — кроме Москвы, Петербурга и Калининграда, пожалуй, только Кижи да Байконур. В остальном Россия — это путепроводы, леса (преимущественно хвойные), типовые дома (много хрущевок), дороги, реки и моря, угольные шахты и нефтяные вышки. Все то и дело спрашивают друг друга: «А это что за город?» «Вы поймите, — объясня­ют смотрители в красных жилетах, — это не достоверная копия России, такую просто не сделать. Это — образы, полет нашей коллективной фантазии. Ведь наши главные ценности, они у нас на всех общие, правда? Лес, уголь, нефть, а главное — люди. Ну какая вам разница? Это же условность. Ну, допустим, это Красноярск». В Красноярске неспокойно. В разрушенном сарае на тарзанке ката­ются дети. У холма с большой надписью «Слава труду» стоят склады, у которых лицом к стене стоят криминогенные личности, вокруг с автоматами наперевес — полицейские. Машина с действующей мигалкой и сиреной перекрыла бандитам путь к отступлению.

Все это организаторы называют «полетом фантазии» — непонятно, где это, но выглядит узнаваемо

«Але, я в Мурманске, здесь скучно без тебя, заяц», — ковыряясь в фанерной ­заготовке с надписью «Мурманск?», говорит в трубку статный мужчина в хорошем пиджаке.

В Сочи готова только канатная дорога. О том, что это в принципе Сочи, можно догадаться по указателю «Зимняя Олимпиада-2014». «Макет сделан только наполовину, надеюсь, мы соберем его полностью к Новому году. Олимпиада будет лучше настоящей», — говорит смотритель. После условного Екатеринбурга довольно долго пролегает какая-то вечная мерзлота — все белым-бело. Примерно посередине на широкой фанере написано: «Здесь будет киностудия». Девушка в очках с сильными диоптриями показывает парню в очках без стекол: «Гляди, туда из Иркутска сейчас китайцы пойдут», — у маленьких праздношатающихся людей, со стороны леса глядящих на снег, и вправду желтоватые лица.

В дачные сцены посетители всматриваются с особенным пристрастием

На стенах навязчиво висят объявления о том, что на макете можно разместить свою рекламу. Партнеры стройки ее уже разместили: в Хабаровском крае стоит щит компании по выкупу кредитных автомобилей «Автомася», в Калининграде на выезде из тоннеля — круизной компании «Пальма и якорь», за питерской Биржей культурно, как и положено, висит реклама салона антикварной скульптуры «Бронза».

Мужчина в пиджаке стоит теперь под пластмассовой горой, разделяющей макет пополам: «Заяц, я на Урале, здесь просторно». Дальний Восток отдыхает — на берегу моря загорают дамочки в ку­пальниках («Смотри, на Люську похожа. Только Люська шире в два раза»), в Якутии на трассе авария — санитар механическими движениями пытается откачать пострадавшего («Прямой массаж сердца — я в «Хаусе» такое сто раз видела», — участливо сообщает присутствующим женщина, похожая на завуча), в Алтайском крае люди копаются в своих огородах, на них растет капуста и тыквы размером с бусины, один из домов явно богаче других («О, чувак поднялся — декоративных пуделей завел»). Пацанчик в кепке на секунду перестает лузгать семечки: «Глядите, Сибирь горит! Ну вы красавы! Мне только сегодня бабка оттуда звонила — пожары, говорит, корова у нее там какая-то погибла. А на хера она в лес подалась, эта корова?» В Сибири и правда полыхают елки, от искусственного огня идет настоящий дым, но пожарные не сдаются, заливают. «Давайте, братва, работайте, жареную говядину потом в углях поищите». Пожилая пара смеется громче всех.

Зачистка криминальных элементов происходит в условном Красноярске

«А что, жизненно, — говорит, окидывая взглядом макет, мужчина в костюме-тройке, похожий на депутата. — Заводы стоят, на подлодках и Байконуре — ни души, все вон отдыхают, гуляют, я там где-то в Архангельске видел в доме каких-то сношающихся людей». «Ну так повышают демографию, Пал Семеныч», — говорит красномордый сопровождающий в кожаном пиджаке.

Бородатый старичок ведет серьезный разговор со своим десятилетним внуком: «Ты понимаешь, Сережа, дело-то хорошее, безусловно, но ты осознаешь, что все это — происки западников? Ты посмотри, как чисто, какие фигурки все радостные, как они хорошо одеты. Ты заметил — совсем нет толстых. Это просто немецкая игрушка, Сережа, опять они нас поработить хотят, фашисты проклятые. Ну вот что это? — дедушка показывает на микроскопическую съемочную группу Первого канала, которая снимает в районе Кемерово репортаж о странных циклических кругах на поле. — Это же не по-русски, это американизм, и это не Первый, а какое-то Пьяных! И все тут такое, неродное». «Дед, ну красиво же!» — ноет внук. «Ну, красиво», — вздохнув, соглашается дед.

К книге отзывов натурально стоит очередь. Из-за спины огромного мужика, чрезвычайно напоминающего боксера Валуева, видно, как старательно, задумываясь над каждым словом, он пишет: «Эх, велика ты, Россиюшка! Родина моя!»