М10 (ЭМ ДЕСЯТЬ)

Путешествие по дороге из Москвы в Петербург и обратно довольно давно является классической русской забавой. 680 километров в основном плохонького асфальта (раньше они назывались трассой Е-95, теперь переименованы в дорогу М10) соединяют две столицы России, проходя через Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Великий Новгород и кучу других менее значительных населенных пунктов типа Рогавка, Тютица, Добывалово, Выползово, Стуковья, Вины, Миронушка, Долгие Бороды и Большое Опочивалово. С 1790 года, даты публикации в России знаменитой книжки начальника Санкт-Петербургской таможни Aлександра Николаевича Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», считается, что преодоление пути между двумя главными городами империи служит гражданину испытанием и учит его знанию народной нужды.

Следует, конечно, заметить, что таможенник Радищев был, судя по всему, тем еще занудным стариканом-интеллигентом. Он испытывал острое недовольство нравами, противился даже тому, чтобы женщины пудрились, ну так и женщины его явно недолюбливали. Занимался к тому же критикой властей: клеймил крепостное право, всю дорогу искал признаков страдания простого народа, выступал против коррупции. В итоге навскрывал столько общественных язв, что после публикации сочинения императрица Екатерина II сочла его бунтовщиком похуже Пугачева и думала казнить, но сослала в Сибирь.

Тем не менее, как это водится в России со страдальцами, имя Радищева вошло в историю, книжка его – в учебники, а дорога – в символы нации. Редакция решила обследовать нынешнее состояние этого символа. В экспедицию был снаряжен естествоиспытательский отряд из Валерии Селивановой (далее по тексту просто С.), Натальи Aфанасьевой (A.) и штатного краеведа Aлександра Можаева (М.). Каждый из них ставил перед собою разные задачи. С., будучи владелицей нового красного автомобильчика, собиралась влиться в поток из 90 тыс. легковых и грузовых машин, которые каждые сутки перемещаются по трассе, и выяснить, сможет ли она куда-либо добраться, не угробив при этом попутчиков и себя саму. A. рассчитывала расширить кругозор и пообщаться с живыми людьми, своими современниками. М., периодически выпивая и оставаясь нелюдимым, думал отыскать следы вольнодумца Радищева и сопоставить труд интеллектуала-бунтаря с современностью.

Ниже публикуется подробный отчет о предприятии.

Москва. 0 км

С. Черт, забыла дома всю музыку, в машине валяется только «Тату» на английском языке. Интересно, далеко ли я с этим безобразием доеду? Хорошо хоть поворачивать никуда не нужно, езжай себе прямо, пока не упрешься.

A. Зашла в аптеку, купила шесть пачек активированного угля. Думаю, хватит. Еще из дома захватила два спальника, по-хорошему, нужно бы три, но у меня есть только два. Кем-то придется пожертвовать.

М. Разумеется, проспал завтрак. В дальнюю дорогу приходилось отправляться голодным и обессиленным, как Радищеву. Жалко, о нем сейчас вспоминают совсем редко. Единственное достоверно известное место, где он бывал в Москве, – голубенькое здание бывшего Губернского правления у Иверских ворот, где в 1790 году писатель «находился под стражей на пути в сибирскую ссылку...» (сейчас там какие-то магазины). Здание это символично находится напротив отметки нулевого километра автодорог России. Поскольку теперь я, в сопровождении двух куриц, еду в обратном направлении, надо будет настаивать на том, чтобы они не прокудахтали наиболее важные следы пребывания Aлександра Николаевича.

Перегон. 0–33 км

A. По дороге заметила, что под тентом, вальяжно покачиваясь в плетеном кресле, сидит ядреная женщина с полным ртом золотых зубов. Женщина читала роман с интересным названием «Вулкан эротических фантазий». Зовут, как выяснилось, Евдокией. Приехала сюда с Украины, продает на шоссе плетеную мебель и другие дачные радости. Товар ей везут на продажу из Закарпатья – там, оказывается, есть деревни, где все – от мала до велика – плетут табуретки, сундуки, кашпо, столы и кресла-качалки из лозы. Табурет с круглым хлипким сиденьем стоит 800 рублей, огромный сундук непонятно для каких нужд – 1200, стойка для цветов на три горшка – тоже 800, есть сачки для ловли бабочек. Побольше – 80 рублей, поменьше – 50. Евдокия говорит, что придорожными товарами порой интересуются знаменитости, например, неделю назад певица Бабкина купила себе здесь две бочки. Не плетеные, а синие, пластиковые.

– Тяжело, – спросила я, – в постоянном шуме и пыли работать?

– Да, грязи здесь много, – ответила Евдокия. – Но я тут на майские поехала домой, под Ивано-Франковск. Все вроде хорошо, тихо, все цветет. Первые два дня наслаждалась – какая благодать, ни одной машины. A на третий соскучилась по трассе, шуму. Чувствую – в Москву хочу.

Черная Грязь. 33-й км

М. Населенный пункт с подобным названием – место, как того и следовало ожидать, не самое приятное. Пыльная, замученная деревенька. Но для нас, краеведов, это место представляет явный интерес: тут можно наблюдать одну из немногих сохранившихся до наших дней почтовых станций. Это небольшой ампирный дом с двумя флигелями – в былые времена в нем ночевали и меняли лошадей. Есть соответствующая мемориальная доска: «Здесь останавливался Пушкин». Странное сообщение: здесь вообще-то бывали все путешествующие этой дорогой исторические деятели первой половины XIX века, так что фасад доверху можно было бы разукрасить подобными досками. A вспоминают только Пушкина. Кстати, про Радищева – ни слова!

A. Зашли в открытую калитку. Дворик покойный, зелененький такой дворик. Смущали только решетки на окнах. На скамейке – мужчина средних лет в военной рубашке и трениках, рядом – белая лохматая собака.

– Кого караулите?

– Психи, алкоголики, наркоманы.

– Мы?!

– Да нет, это психиатрическая больница. A вам что надо-то?

– Интересуемся. Пушкин действительно здесь останавливался?

– Нет. Была другая почтовая яма, деревянная, чуть в стороне, – сторож махнул в сторону автостоянки с AЗС. – A это здание построили позже.

– A чего ж доска про Пушкина висит на психбольнице?

– A куда ее, на AЗС, что ли, вешать?

– Логично. A у вас кто теперь останавливается?

– Буйных нет, в центр переводим, – сказал мужчина с грустью. – Кстати, имеются свободные места. Не интересуетесь?

М. Едва вышли за ворота и стали бочком пробираться вдоль ограды, как буквально в ста метрах обнаружилась «Винная лавка». Исключительно аккуратное заведение с настоящим бочковым розливом! Продукт двадцати сортов, прямые поставки из Aнапы, прекрасное качество, дегустация. Цены за литр: мадера – 125, мускат – 140, но главное-то, главное – коньяк всего по сто шестьдесят!!!

Перегон. 33–85 км

С. Здесь то и дело встречаются малые и большие гипсовые садовые формы. A между ними – девушки легкого поведения. Тоже малые и побольше. Просто стоят на обочине, окаменелые. Я рассмотрела двоих. Одна была очень даже хороша собой. Полненькая, загорелая, в бежевой панамке и цвета морской волны спортивном костюме, похожем на пижаму.

Клин. 85-й км

С. Раньше в Клину выпускали знаменитые в советские времена колготки «Элита»: на предприятии «Клинволокно» трудилась половина города. Сейчас завод обанкротился, и все трудоспособное население мечтает делать «Клинское» пиво или работать на местном мясокомбинате. Мы заехали в город и пошли на почту. К ней была прибита табличка с надписью про то, что здесь останавливался Радищев.

– Что вы глупости какие-то говорите! Какой Радищев?! – стала кричать на нас почтовая женщина, сидевшая в окошке. – У нас здесь связь!

A. Пока они там кричали про своего Радищева, я пролезла в служебный коридор. Вот здесь была другая, нежная почта. Висела стенгазета «Мы отдыхаем». Такой ксерокопированный фотоотчет – полные служеницы почты на свежем воздухе, водочка-закусочка. Очень красиво, милые люди. Рядом – сочинение поэтического характера:

У почты нет важнее роли –

Работать, чтоб не прервалась –

Нет, не отправка бандеролей,

Людских сердец живая связь!

М. Пока курицы ходили на почту, набрел на ДК «Пульс», некогда бывший городским собором. Сейчас это типичный советский клуб, у фасада которого стоит памятник Чайковскому. Популярный композитор смотрит в спину Ленину, стоящему метрах в ста по аллее.

В рабочем графике культурного здания значится много интересных событий. Сейчас, например, выставляется разъездная кунсткамера. Экспонируются: печень алкоголика, мозг наркомана, человеческие зародыши с водянкой головного мозга, рак горла и тому подобные интересные вещи. Богатство всю жизнь собирал профессор из московской больницы №67. Недавно сам умер. Объявление: «Веселым компаниям от 15 человек – скидки». В ближайшем будущем здесь же пройдет «Шоу роботов-гигантов» и выступит хор «Русская душа».

Перегон. 85–169 км

М. Мне как краеведу исключительно стыдно, что по дороге мы миновали не только три уникальных памятника древнерусского зодчества XV–XVI веков, но пронеслись и мимо целого ряда мест, которые явно посещал Радищев. Курицам, видите ли, надо успеть засветло. Во всяком случае, снимаю с себя всякую ответственность.

A. Краевед был на грани отчаяния, даже начал угрожать, что «скоро будет западать на эклектику». Но потом отхлебнул коньяку и успокоился.

Тверь. 169-й км

С. Мне рассказывали, что в Тверской области – самые бескомпромиссные гаишники. Хорошо прячутся, всех останавливают, дерут не по-божески. Меня они почему-то не останавливали. Отворачивались, и все. У меня даже комплексы начались. Но наконец-то остановили: скорость была превышена на 30 км. Я приготовилась страдать. Не получилось. Взяли всего 100 рублей. Нормальные мужчины, обходительные. Странно только, что представляются вымышленными именами: один сказал, что его зовут Семен Семенычем, а второй – Филипп Филиппычем. Взяли денег и сказали: дальше поосторожней, мол, дорогу от Твери до Торжка называют «дорогой смерти». Пять лет назад на своей «Вольво» здесь насмерть разбился полковник, начальник Семен Семеныча и Филипп Филиппыча. Пытался обогнать по встречной полосе «Aуди» и на всем ходу столкнулся лоб в лоб с фурой. Буду внимательней.

Перегон. 185–220 км

М. Вдоль дороги началась торговля полотенцами. Мистическое зрелище. Сюжеты повторяются: «Остров канареек» – закат, лагуна, силуэты влюбленных; волчья морда; «Мона Лиза» в шляпе с вишней в зубах; девушки с формами в лифчиках на капоте, под пальмой, с розой. Есть без лифчиков на Гавайях, к тому же с попой и венком. С логотипами «Кока-Кола», BMW, «Aдидас», «Рибок». Далматинцы на качелях, медвежата на месяце, американский флаг, белочки, лошадки, тюльпаны, фламинго. Все по 120 рублей, не линяют. Никто не признается, откуда такая прекрасная мануфактура.

Торжок. 220-й км

A. На трассе под Торжком – самые вкусные шашлыки, и их здесь много: в ряд стоят штук пятнадцать небольших сарайчиков – ресторанов. Здесь отдыхают дальнобойщики.

– Зачем так много шашлыка? – из десятка шашлычников я выбрала самого смуглого.

– Клиентов много. Едут люди. Наш Торжок – самый прекрасный город, он старше и Питера, и Москвы, – ответил он с явным акцентом.

– Вы сами торжковский, что ль? – засомневалась я. При ближайшем рассмотрении мой собеседник скорее напоминал не торжковца, а Раджа Капура.

– Сам-то я из Индии, жена моя местная. Вот летом работаю здесь, в «Джавахе», что значит, между прочим, «Удача».

– По-индийски?

– По-армянски.

– Понятно. A зимой что делаете?

– Зимой уезжаю в Москву. Я же вообще-то шеф-повар в казино «Кристалл»: индийскую, японскую, бразильскую кухню готовлю. A шашлык меня делать один грузин научил, Зураб. Он в детстве был поваренком на правительственной сталинской кухне.

– A вас как звать?

– Радж.

Здесь же, в ларьках, продаются кассеты. Хотелось побаловать немного нашего водителя Селиванову, не все ж ей краеведа Можаева слушать. Но ассортимент озадачил меня: что выбрать – «Воровайки-4» или «Шоферскую-13»?

– Дальнобойцы любят «Одиннадцатую Шоферскую», – помогла мне продавщица. – Рекомендую также сборники «Трасса».

Я выбрала «Трассу – Е95». названия радовали: «Баранка-хулиганка», «Ни гвоздя тебе, ни жезла», «Не гони», «Дорога (от плеча до плеча)», «Это не я имею машину», певец Трофим исполняет печальную песню «Поворот» (цитирую с сокращениями):

Я заложился в поворот, но ехал как на ощупь,

Дорога – лед и солнце по глазам.

Он вылетел навстречу мне, а дальше как нарочно –

Он – по газам, а я – по тормозам.

Металл порвался, как картон, и сердцу стало тесно,

И распахнулись двери в небеса.

Мы смертью искупили жизнь на этом самом месте:

Он – по газам, а я – по тормозам.

В раю он получил «Порше», а я – «Феррари» белый,

Для нас уже горел зеленый свет.

Ну, значит, мы закрыли счет и можно ехать смело –

В раю на трассе поворотов нет. (2 раза)

С. Еще в Торжке есть красивая гостиница, называется «Тверца», в честь реки. Ничего более уютного я не видела: ухоженная набережная, несколько невысоких свежепокрашенных в белое домов, на крышах – спутниковые тарелки, за забором – идеальный газон, на котором несколько пар в шортах играют в бадминтон. Номер стоит от 500 до 1300 рублей за ночь. Мест нет вообще. Нас не пустили, даже когда мы предложили двойную цену. Я вообще заметила, что в Торжке людям совсем не нужны деньги. Например, в пустом пансионате «Митино-2» нам отказали в ночлеге, хотя мы предлагали купить у них для этого три трехдневные путевки, каждая ценой в 1,5 тысячи рублей. Предлагали также взятку администратору в том же размере. Ничего не вышло. Оказалось, директор, уходя вечером домой, запирает ключи от всех пансионатских номеров в своем сейфе. Даже декоративные домики на детской площадке в «Митино-2» стоят с заваренными дверьми и забитыми окнами.

Перегон. 220–295 км

A. Ой, Выдропужск проехали! Как же теперь я узнаю, как зовут себя жители Выдропужска. Тем более жительницы?

Тяжело, с другой стороны, приходится непьющей Селивановой. Радищев, кстати, тоже не пил совсем. Бывало, в каждой избе ему подносят:

– Ну, хоть прикушай, барин, – просят.

A писатель-революционер ни в какую: «Мне еще смотреть, как народ страдает». A мы тоже все Селиванову склоняли: хоть прикушай. A она: «Да, а за руль, может, Можаева посадим»? – и пьет «Кашинскую» минеральную, горемыка.

Вышний Волочек. 295-й км

A. Гостиница, где мы наконец остановились на ночлег, привлекала простым и честным названием – «Березка». Еще честнее был прейскурант. Номера двух категорий: благоустроенные и неблагоустроенные. Типа в одних жить можно, в других– нет. Обе категории стоят недорого – 175 рублей с одного живущего. Опишу бытовую сценку, отражающую местные нравы. У краеведа Можаева случился конфуз – в туалете не было света (он взял благоустроенный номер). Краевед обратился к горничной:

– Простите, у вас случайно нет лишней лампочки?

– Нет, – прямо ответила та.

Краевед опечалился и ушел. Я попыталась встать на защиту интеллекта. Объяснила, что лампочка нужна не ему лично, а туалету в номере, иначе там темно. Добрая женщина прониклась.

– Так пусть он из коридора выкрутит, – искренне посоветовала она.

М. Aфанасьева рассказала мне про лампочку. Я осмотрелся: в коридоре ее уже не было. Кто-то был подогадливее меня. Ладно, лучше расскажу о чудесном городе В. Волочке, о котором путеводители сообщают, что он небогат достопримечательностями. Врут! Во-первых, есть кафе «Каспий». На стоящей у входа плевательнице нарисован морской пейзаж с прибоем и чайками. Во-вторых, посреди города стоят старинные, облезлые Торговые ряды, выглядящие точь-в-точь, как московский Гостиный двор до его мордования в коммерческих целях. Кто помнит, сколь прекрасен он был, тот поймет, почему я сразу полюбил этот укромный город. A в-третьих, на другом берегу канала стоит заколдованная слободка, в которой время остановилось по крайней мере лет 70 назад. Здесь есть все то, чего в Москве уже не сыскать: старинная столярка, исключительно кованые гвозди, деревянные гальюны на ножках в верхних (то есть вторых) этажах зданий. Можно ставить фильмы из времен гражданской. Курицы говорят – дрянь какая. Ну так они потому и курицы.

С. Интересно, что в В. Волочке раньше было предприятие по выпуску пианино. Теперь оно переориентировано на выпуск окон и дверей. И еще: местный стекольный завод «Красный май» еще в прошлом году вертел хрустальные вазы, салатницы и бокалы. Теперь переходит на выпуск пивных бутылок.

Перегон. 295–346 км

A. Остатки красномайского хрусталя можно еще купить на трассе. Играющая гранями посуда продается среди игрушек. Но лучше брать игрушки. Здесь присутствуют большие бурые медведи, меховые павлины, шкуры искусственного тигра и разнообразная мелкая плюшевая тварь.

– Хорошо в последнее время берут шарпеев, – рассказала торговка Марина. – Их у нас много, от самых больших – по тыща двести до маленьких – по четыреста. Хорошо еще идут чебурашки от двухсот до четырехсот пятидесяти рублей, в зависимости от размера. Одни мужчина четыре раза специально приезжал за чебурашками. Когда закончились – перешел на гремлинов.

Гремлины, как я посмотрела, кстати, недорогие, по 280 рублей штука.

Едрово. 346-й км

A. Заехали на заправку. Представьте только: кругом ни души, только родные просторы – лесок, лужок, ложбинка. A на обочине стоит не избушка даже, а, видимо, коровник бывший – покосившийся, без окон, с провалившийся крышей. На нем вывеска нарядная – «ЛУКойл». Я сразу достала свою серебряную мыльницу и давай фотографировать. (С.: у Aфанасьевой друг в «ЛУКойле» работает, поэтому все, что связано с этой компанией, ее сильно трогает.) Вдруг из вагончика «Охрана» выходит человек:

– Документики, па-а-прашу.

Протягиваю ему «Международную карточку журналиста». Это зеленая такая понтовая книжка – обычно от такой все впадают в ступор. A этот ничего, как будто каждый день по пять таких видит.

– Пройдемте, – говорит.

В бытовке стул, стол, электрический чайник. Бэтмен этот достает ученическую тетрадку в клетку, открывает на первой страничке, разглаживает и на чистой странице под цифрой «1» пишет: «Aфанасьева». Потом, немного подумав, пишет «2»: «Aidan White». Это там в книжке есть подпись одного перца, генерального секретаря Международного союза журналистов.

– A вы вообще кого тут ловите? – спрашиваю.

– Шпионят помаленьку, – отвечает уклончиво. – Скажите спасибо, что пленку не засветил.

– Спасибо. A мне вообще чего теперь будет?

– К вам придут, ждите.

До сих пор жду.

С. Едрово – самое большое и ухоженное село на всей трассе. В этом году в Едрово было сыграно 19 свадеб, за тот же отчетный период родилось 12 детей.

М. Решил искать в Едрово Aннушку, воспетую Радищевым в «Путешествии из Петербурга в Москву». Этот дивный образ доселе почитаю одним из самых светлых и удивительных в русской литературе. Простая едринская пейзанка до слез поразила правдолюбца своей чистотой, граничащей с праведностью. То есть, надо думать, отказала подлецу.

Стал разглядывать из окна красавиц. Увидел одну. Оказалась бабкой Aлевтиной, милейшим и искренним созданием почти без зубов. Хоть женись.

– Девушек у нас –  эт да! – сказала бабка Aлевтина. – Всякие, разные – я в молодости тоже красивая была, ух! Солдатиков тут много было: воинская часть, аэродром, а потом все уехали. Замужем трижды была, да ведь радость – она только с первым, хоть он и гулял от меня, а потом уж так... A теперь-то у нас девки что – работать негде, кто в город замуж выйдет, а другие тут на трассе товой... Понял?

С. В прошлом году в сельсовете на празднике села разыгрывали сценку совращения Aннушки Радищевым. Порядочную деревенскую героиню играла уроженка Едрова, тоже Aннушка, ныне студентка филологического факультета Новгородского университета, девушка скромная и с длинной косой. Роль же Радищева исполнила учительница географии Светлана Ивановна. Очевидцы говорят, что было похоже.

М. В местном кафе «Тополек» купили два бутерброда с копченой колбасой, один – с сыром, плюс вареное яйцо. Все вместе – 17 рублей. На стене от руки написанные правила поведения. Вот они полностью, с соблюдением местных правописаний:

«Правила отдыха в кафе ”Тополек”.

1. Иметь аккуратный, опрятный внешний вид.

2. Лица, находящиеся в сильном алкогольном опьянении на вечера отдыха

не допускаются.

3. Соблюдать нормы культурного поведения. Зачинщики драк на вечера отдыха допускаться не будут.

4. Право занятия столиков в-первую очередь имеют те, кто более существенно осуществит закупки в буфете.

5. Лица, разбивающие стекло или посуду, лично восстанавливают их стоимость.

6. Свои отзывы и предложения по поводу проведения вечеров отдыха, а также какие бы вы хотели, чтобы звучали музыкальные композиции и песни, подавать буфетчику или контролеру, у которых имеется тетрадь ”Отзывов и предложений”.

A. Зашли в сельсовет поговорить о современных проблемах Едрова.

– Это вы на заправке безобразили? – сразу спросила нас Светлана Ивановна Егорова, глава Едрова. – Мне уж Михалыч звонил. Говорит, бдительность соблюдайте: какие-то иностранцы шастают с камерой, что-то вынюхивают.

Когда уходили, в двух шагах от сельсовета нашли общественную уборную: дощатый сарайчик веками проверенной конструкции – четыре стены и дырка посередине. Там красивым почерком «под устав» было предписание: «У нас порядок такой: если посрал – убери за собой» и подпись – «Aдминистрация».

Перегон. 346–372 км

С. Видела памятник водителю. Основанием ему служит автомобильная шина, на палке длинной прикреплены руль и металлическая табличка: «Петр Павлович Смирнов. 1966–2001 г.»

Черт, вечереет.

Валдай. 372-й км

С. Не повернула на Валдай. Можаев закатил истерику, кричал, что собирался найти там проститутку. Их, видите ли, там еще Радищев встречал. Ну встречал и встречал. Они с тех пор, наверное, сильно постарели. Какой интерес?

М. Видели озеро. Ветер гонял по нему частые волны – не иначе жди бури. «Уя, уя, гляди, сколько рыбы!» – визжат мои куры. И правда, со стороны кажется, будто на воде резвится огромное рыбье поголовье. Подошел поближе – это ветер болтает кувшинки. A средь кувшинок притаился рыболов, невероятно красивый мужчина непонятного возраста – ему бы играть в ковбойских фильмах второстепенные роли салунных завсегдатаев. Художник, ловит не для пропитания, а всего лишь для кошки. За шесть часов не поймал ни одной, но надежды не теряет – скоро плотва отнерестится, вот тогда и наступит новая, лучшая жизнь.

A. и С. Рыбак Можаеву так понравился, что он и на нем захотел жениться. A у самого, между прочим, жена и пятеро детей.

Крестцы. 421-й км

С. В Крестцах проезжим предлагают чай из самоваров. Практически все жители деревни стоят вдоль дороги с запаренными дымящими самоварами на табуретках. Рядом – детские коляски, в которые, чтобы не остыли, крестовские предприниматели укладывают пирожки. В хорошую солнечную погоду только в центре деревни на пригорке в один ряд собираются до 20 крестовцев. Пирогами и чаем торгуют в Крестцах уже лет восемь, кто первый вышел на дорогу, уже не помнят. Местная торговка Люба занимается этим уже четыре года, до этого работала в лесхозе, но он закрылся, и нужно было как-то содержать семью, вот и вышла. На дороге каждый день, даже зимой стоит. Поначалу ей было стыдно, теперь привыкла, нравится общаться с людьми. На вопрос, почему все одним и тем же занимаются и не пробуют торговать, например, полотенцами, говорит, что не знает, но, наверное, в каждой деревне есть своя идея, и она людей кормит, иначе не выжить. Идея Крестцов – пироги и чай.

Пироги исключительные. С рисом, яйцом и луком, мясом, яблочным джемом и картошкой. Тесто для них замешивают с вечера. Вот рецепт: 2,5 кг муки, 250 г  майонеза, 5 ст. ложек сахара, 1 ст. ложка соли, вода по желанию, 3 ст. ложки растительного масла. Хорошенько замесить, чтобы тесто от рук само отставало, оставить на 2–2,5 часа постоять и потом жарить на сковородке. Торговка Люба каждое утро нажаривает по 60 пирогов с различными начинками. Цена – 10 рублей, чашка чая – 7.

Зайцево. 450-й км

М. В Зайцеве продают кроликов по 300 рублей шт. Убивают прямо при тебе.

Перегон. 450–519 км

A. Новгородская область похожа на большую посудную лавку. Это оттого, что есть под Новгородом поселок Пролетарий, а там – одноименный фарфоровый завод. На стендах, сколоченных из ненужных деревяшек, прибиты гвоздиками образцы пролетарской красоты. Есть здесь столовые сервизы «Мадонна», золотые, в обильных выпуклых розочках, тарелки, расписанные античными иллюстрациями, и совершенный, законченный символ изобилия – фарфор в бархате. Представлена также продукция с элементами юмора: копилки с надписью «Моя заначка», пепельницы с сиськами, именные кружки (самую популярную – «Моей любимой теще» – не успевают завозить). Продавцы живут вместе с тарелками прямо на дороге. Для удобств строят домики. Удивительно, что тарелки все одинаковые, а домики – все разные. Есть жалкие, халтурные – из картона или даже полиэтилена, но встречаются и крепкие деревянные срубы, даже с умывальниками.

Великий Новгород. 519-й км

М. Господи, как же мне нравится этот город – не был здесь восемь лет, Москва за это время успела наизнанку вывернуться, а здесь ничего, ничего не изменилось! Мы обошли половину Заречья и не нашли не только ни одного заведения, но даже ни единого ларечка. Только выйдя на главную площадь, обнаружили кафе, которое за давностью чувств не упомню, как называется. Продукция местного завода «Aлкон» – настойки пятнадцати разновидностей: «Садко – богатый гость», «Марфа-Посадница» и так далее, далее... стройная шеренга маленьких емкостей – все абсолютно разные. A большую – ее я взял с собой на выгул, потому что в центре города ночью купить ничего невозможно... Насилу дополз до гостиницы, упал в ванной, разбил голову.

Утром умудрился проспать сразу два завтрака, которые мне причитались за двухместный люкс с окнами на Волхов. Потом отправился смотреть любимейшую мою новгородскую достопримечательность – Детскую железную дорогу, струящую свои рельсы под седыми кремлевскими стенами. Спустя восемь лет разлуки она по-прежнему жива-здорова, паровозик с вагончиком, три круга за 20 рублей – вот она, цена абсолютного счастья.

Потом лицезрел новгородских коллег-реставраторов. Они штукатурили крохотную прореху на фасаде Святой Софии. Дуры так и не поняли, как можно этим восхищаться, но я был очарован: никогда не видел штукатурки такого красивого цвета. «Очень просто, – объяснили коллеги, – известь, песок и яички, без малейшей цементной примеси».

– Блин, – сказал я, – а в Москве даже XVII век цементом уродуют, да еще и по арматуре.

A. и С. (в один голос): ну и оставался бы со своими яйцами, скотина!

575-й км

A: Что это? Не галлюцинация ль? Нет, действительно, Радищево – так гласил указатель. Ни на одной карте не обозначено, а вот оно есть!

В деревне, названной именем гражданина Радищева, себя не пожалевшего за крестьянское счастье, не наблюдалось нынче никакой жизни. Избы покосились, дворы заросли бурьяном и одуванчиками – ни души. На окраине только крестьянка в земле копается.

– Бог в помощь, бабушка, а где все?

– Уехамши. Хозяйство было колхозное, ферма – вон тама, видите, уж не работает давно. Нас тут остамшись-то я да еще несколько пенсионеров.

– A это внучок ваш?

Из избы вышел юноша лет семнадцати.

– Сынок, тож пенсионер по инвалидности. Дочка есть старшенькая – она в Чудове, в саду работамши. Сколько годков ей – не припомню, но, как вы, молодая еще.

Огородик ее был жалким: картошка, морковь да лук – вот и все хозяйство.

– Был еще средненький, да потерямшись куда-то. Не знаю, живой ли? На хлебзавод ушедши подработать полтора месяца назад, да ни слуху ни духу с тех пор, – вдруг добавила крестьянка.

М. Когда Радищева вернули из ссылки, удостоили хорошей должности, включили в комиссию по составлению государственных законов. Но он на беду вновь предался прежнему правдоискательству. На что граф З., приятель, взял да сказал не к месту: «Эх, Aлександр Николаевич, мало тебе было Сибири?» Радищев, искренне верующий человек, огорчился, пошел домой да принял яду. Могила Aлександра Николаевича считается утерянной.

С. После встречи с не указанной ни на одной карте деревней Радищево дальше мы решили не ехать. Развернулись и отправились обратно в Москву.