Люля по-афгански

Квартиру мы всегда брали сверху, с последнего этажа. С тяжелыми сумками с последнего легче спускаться. Вначале звенел звонок – нагло, но все же корректно и вкрадчиво:

- Добрый день. Мы сегодня работаем на вашем доме. Мы укрепляем дверные коробки.

- Чаво? – изумленно неслось из приоткрытой двери, и заспанный взор хозяина или хозяйки подозрительно скользил по вполне интеллигентным фигурам двух не совсем молодых людей с массивной поклажей в руках и улыбками Дедов Морозов на добрых, доверчивых лицах.

- Мы укрепляем дверные коробки. Оказываем новую и очень нужную людям услугу – оберегаем ваши жилища от подлых и хищных людей, которые только того и ждут, когда вы уйдете плодотворно трудиться, чтобы вломиться в вашу квартиру и вынести все, что нажито вами годами тяжелого и честного труда. Вы можете ставить любые замки – возможно, преступник их не откроет. Но это ему и не нужно. Зачем подбирать отмычки, часами торчать над запором, когда всего за одну минуту он вышибет вашу дверь. Вместе с дверной коробкой. Потому что коробки стоят у нас на соплях. Так постарались строители.

- Да, нормальная коробка.

- И это вы считаете нормальной! – саркастически улыбались мы, после чего из сумки извлекалась здоровенная отвертка, которая ударом молотка мгновенно загонялась вглубь между коробкой и стеной. Затем два мужика наваливались на отвертку, и на глазах потрясенных хозяев коробка начинала ходить ходуном.

- И это вы считаете нормальной?! Впрочем, как вам будет угодно. За этой дверью вам жить. Но только вчера в "Вечерке" было написано, что за последний месяц количество квартирных краж в нашей столице увеличилось чуть ли не втрое. Вам это тоже кажется нормальным?! – патетически восклицали мы.

Хозяевам так не казалось. Внезапная и грустная перспектива омрачала их воскресное утро, которое так безоблачно начиналось, пока не раздался звонок.

- А как вы их укрепляете? – с хорошим уже интересом спрашивали они.

- А это наше ноу-хау. Вот, смотрите. – Из сумки извлекался толстый металлический штырь. – Специальной дрелью с перфоратором – это немецкая дрель, в Союзе она лишь у нас – мы просверливаем вашу коробку и стену на глубину в пятнадцать сантиметров. По три отверстия с каждой стороны. И через коробку загоняем в бетон эти штыри. Все. Отныне только танком можно выбить вашу дверь. И то с большим куском стены. Но это далеко не все. Со стороны петель в торце двери мы проделываем два отверстия, загоняем в них стальные гильзы, и два штыря, не забитые до конца, входят в дверь, как в дверцу сейфа. И вы теперь живете не в квартире, а словно в кладовых Сбербанка. За двадцать пять рублей – и в кладовых.

Сумма в двадцать пять рублей, да еще с утра, не всегда ласкала слух москвичей. Но тут мы заговорщически улыбались, понижали голос до шепота и вкрадчиво добавляли:

- Вы у нас сегодня первые, и для вас вся работа обойдется в двадцатку. Такая у нас традиция. Только не говорите об этом соседям.

Наколоть соседа на пятерку – да кто же перед этим устоит? Тогда, в середине восьмидесятых, они сдавались сразу. Через десять минут общения. В середине восьмидесятых, в ту далекую и радостную пору развитого социализма и массового жилищного строительства, каждую субботу и воскресенье я с друзьями, одержимый заботой о наших людях, укреплял дверные коробки. По двадцать пять рублей за штуку. С красивой скидкой для почину. В друзьях у меня были тогда довольно неплохие журналисты, один потом внезапно стал даже писателем, чего мы от него никак не ждали, – и наши речи перед москвичами звучали доверительно, как очерк.

Особенно полюбились нам здания домостроительного комбината №1 – четырнадцатиэтажные коробки с семью квартирами на каждом этаже и длинным, гулким коридором. Едва в выходное утро начинала раскатно грохотать немецкая дрель, как перепуганные соседи выскакивали в него. Ну и куда им было потом деться? За два выходных дня мы укрепляли до сорока квартир, что приносило по пятьсот рублей на брата. Мы были искренне признательны московским строителям за качество их ударного труда. Но особенно полюбила строителей моя русская жена Лариса. Она даже ушла из науки, чтобы в будни готовить меня к выходным.

...В то воскресное утро приглянулся над дом на Минском шоссе. Хороший, четырнадцатиэтажный, домостроительного комбината №1.

- Доброе утро, – радостно улыбаясь, сказал я хозяину, здоровенному парню лет под тридцать с ледяными глазами на хмуром лице. – Сегодня мы работаем на вашем доме. Мы укрепляем дверные коробки.

- Укрепляй, – согласился немедленно парень.

- Не понял? – поразился впервые я. – Дайте расскажу – зачем.

- Укрепляй, – жестко сказал второй, такой же здоровый и с тем же застывшим взором мужик, подошедший из кухни ко входу.

Я так любил актерствовать на людях, что даже огорчился поначалу. Но мысль, что не придется делать скидку, немедленно подвигла к труду. Работа так хорошо спорилась, что минут за пятнадцать коробка была намертво прибита к бетону, а два заточенных штыря элегантно входили в дверь. Все эти пятнадцать минут первый здоровяк с безжизненным лицом следил за моей работой. Даже поковырял пальцем в дыре, проделанной в коробке. Второй куда-то удалился.

- Ну вот, принимайте работу, хозяин! – весело сообщил я.

- Сейчас примем, – неожиданно злобно ответил тот. – Принимай его, ребята.

Чьи-то руки резко развернули меня на сто восемьдесят градусов, и я увидел трех милиционеров, неслышно подобравшихся к двери. В милиции дознаватель долго вертел мой паспорт, потом дрель и штыри, потом покрутил пальцем у рыжего виска и вдруг дико расхохотался.

- Совсем чокнулись мужики. Они тебя за моджахеда приняли. Чекисты они, только-только из Афгана. Вот и решили, что ты моджахед и явился их взрывать. Пока ты укреплял, они сюда и позвонили. Бери манатки и вали домой. И мне скажи спасибо: отпускаю.

Как это домой? А двадцать пять рублей? Через пять минут я истово трезвонил в отлично укрепленную квартиру.

- Ты прости, – сказали мне ребята. – Только, понимаешь, две недели назад в Кабуле пришел к нам афганец ремонтировать дверь, а через полчаса после его ухода десять трупов осталось. Разорвало всех в чертовой матери. Мы каким-то чудом уцелели. Только контузило сильно.

"Точно контузило!" – хотел орать я на чекистов. Так контузило, что моджахед явился к ним в Москву, на Минское шоссе, чтоб здесь докончить гнусное убийство. Но промолчал. Ничего я им не сказал.

- Пойдем выпьем. Помянем ребят, – неожиданно сказал хозяин. – Там Серега уже и люля по-афгански приготовил.

Водка была холодной, люля горячими. Мы тогда здорово напились. Уже вечером, дома, я нащупал в кармане хрустящую бумажку. Это было полсотни, на которых Серега красным фломастером написал рецепт люля по-афгански. Уж очень они мне показались вкусными. Вот он.

Мякоть баранины без сухожилий пропустить два раза через мясорубку вместе с курдючным салом. Добавить мелко порубленный сырой репчатый лук. Соль и перец по вкусу. Полученную массу хорошенько размять, добавить лимонный сок и мариновать в холодильнике пару часов. После этого сформовать изделия в виде сарделек, надеть на шпажки и жарить на решетке на углях. Вытащить шпажки, завернуть люля в тонкий лаваш и подавать на стол с зеленым луком, петрушкой и лимоном. Отдельно на розетке – барбарис.

А коробки после того случая я больше не укреплял. Выходное счастье кончилось, и моя русская жена Лариса потом долго укоризненно смотрела на меня, и в ее зеленовато-карих глазах кричал вопрос: "Так ради чего она бросила науку?"