Люди города М

Мистика московского метро такова, что оно само решает, как и когда вмешаться ему в жизнь человека. Можно недолюбливать метро, принципиально не ездить на нем, остерегаться, но когда ему будет нужно, подземный город сам позовет тебя. 9 июня из-за аварии в метро полдня трясло всю Москву. В 6.43 на перегоне между станциями «Новокузнецкая» и «Театральная», у первого, локомотивного, вагона поезда сломалась колесная пара, и вагон сошел с рельсов. Поезд остановился в полуторастах метрах перед «Театральной». Машинист, опытный и заслуженный человек, за две минуты обесточил рельсы, а еще через три минуты организовал выход пассажиров через кабину машиниста. Сотрудники милиции до 7.45 эвакуировали всех из тоннеля. Никто не пострадал. Хотя, конечно, пока все ремонтировали, город не мог добраться на работу, станции стояли переполненными, а поезда ходили с опозданием.

Не могу сказать, что известие о случившемся повергло меня в панику – я давно езжу на машине и к метро отношусь вроде бы равнодушно. Но тут вдруг понял: это знак. Не могу не спуститься под землю, не поинтересоваться – как там? Чем сейчас живет вторая, преисподняя Москва? Взял семь рублей и отправился вечером путешествовать.

Первым делом решил прокатиться в кабине машиниста вместе с машинистом – никогда раньше этого не делал. Линию выбрал самую старую, Сокольническую. Движение поездов по ней началось аж в 1935 году, 15 мая, в семь часов утра. Тогда было запущено 11,2 км линий и 13 станций (сейчас – 265,4 км линий и 163 станции). Оказалось, что устроить себе познавательный аттракцион в современном метро совсем нетрудно. Я приехал на станцию «Кропоткинская», дождался первого же состава и предложил машинисту за все удовольствие 300 рублей. Машинист, крупный веселый мужчина лет тридцати пяти, с радостью согласился, но называть его имя я все-таки не стану, чтобы не наделать человеку неприятностей.

– Ну как вы тут? – задал я специалисту максимально идиотский вопрос из скудной кассы стереотипов общения интеллигенции с народом.

Машинист смерил меня вполне пренебрежительным взглядом, двинул по кругу какой-то свой главный рычаг, и поезд послушно нырнул в темный проем тоннеля.

– Как-как, сядь да покак. Нудная работа, – разговорился он. – Разгоняешься да тормозишь, и так всю жизнь.

– И что, никаких развлечений?

– Ну разве это, – сказал он после недолгого раздумья и щелкнул тумблерами фар.

В ту же секунду тоннель исчез, и мне показалось, что не стало и меня самого. Темнота была такая, какая, наверное, не снилась даже космонавтам, забывшим притяжение Земли. Не темнота, а отсутствие жизни.

– Страшно? – послышался голос.

– Включите, пожалуйста, свет, – ухватился я за эти признаки жизни.

Тоннель вернулся обратно. Первое, что я заметил, были рельсы, метнувшиеся от основного пути куда-то вправо.

– Куда это они? – спросил я.

– Да здесь была техническая линия, соединяющая Сокольническую и Филевскую ветки. A потом посередине врыли торговый комплекс «Охотный ряд». Так что, если свернуть туда и как следует разогнаться, можно прямо посередине магазина затормозить.

– Aварий не боитесь? – поинтересовался я. – Вон на «Театральной» недавно что случилось. Не настораживает?

– Да брось ты, это случайность, ЧП, – сказал он уверенно. – В метро тройной запас прочности. По три рабочих на каждый вагон. Путейцы каждую ночь проверяют перегоны с дефектоскопами. Больше проверок, чем поездок. A ты что, из трусливых? Закаляйся.

Он снова выключил свет. На ближайшей станции я предпочел сойти.

 Поехал теперь на «Тверскую», поговорить с дежурной по станции. Нашел ее у остановки первого вагона по направлению к «Театральной». Приятная белокурая дама с тремя звездочками на погонах стояла, опершись на какой-то служебный металлический шкафчик и, казалось, скучала. На форме ее была укреплена табличка с надписью: «Томозова Татьяна Викторовна, дежурная по станции».

– Отдыхаете? – спросил я Татьяну Викторовну, подойдя к шкафчику с другой стороны.

– Да уж, конечно... – Татьяна Викторовна смерила меня взглядом. – Лучше места для отдыха не найти!

– A что же вы делаете?

– Выполняю инструкцию. Стою здесь в час пик, смотрю за людьми и слушаю поезда. Утром у первого вагона в сторону «Маяковской», а вечером здесь.

– Что значит «слушаете поезда»?

– Не только слушаю, но и нюхаю. Как колеса стучат, не громыхает ли что, не трет ли, не звенит, не пахнет ли горелой проводкой. Если что не так, сразу звоню диспетчеру – такой-то поезд, в таком-то вагоне неполадки.

– У вас музыкальный слух?

– Да бросьте вы, – Татьяна Викторовна сделала неопределенный жест рукой. – Вот у вас дома холодильник есть?

– Холодильник – не поезд.

– Не важно. Когда он нормально работает, вы его шума не замечаете. A если что не так и звук от него странный, вы быстро услышите. A мы тут, слава Богу, уже не первый год слушаем.

Дальше выяснилось, что в обязанность дежурной входит не только прослушивание. Под ее началом служат: дежурные у эскалатора и турникетов, уборщики, а ночью еще и рабочие. Имеется также на станции милиция, которая приглядывает за порядком. Все вместе они бдят, чтобы никто не упал, не насорил, не набезобразил, не оставил подозрительных сумок, не пострадал, не нарушил, не потерялся. Ну и, конечно, слушают поезда.

 Следующим пунктом моего путешествия было депо «Сокол». Там меня ждал лично начальник депо Вячеслав Николаевич Гаранин. Когда я приближался к этому заведению, еще издалека через забор увидел большие оранжевые буквы «СЛAВA ТРУДУ». Вот что значит демократия, подумал я. Могли бы повежливее – не Слава, а Вячеслав Николаевич.

Я ошибся. Демократией в депо не пахло. Вячеслав Николаевич оказался мужчиной административно-командного типа. Дисциплина, дисциплина и дисциплина – вот три основных принципа его руководства. Полтора часа начальник депо рассказывал мне о строгостях на его предприятии. Рабочим регулярно делаются замечания, которые затем аккуратно фиксируются отделом кадров в личных делах. Проверяют всех, каждый проверяет каждого, а за всеми вместе следит лично Вячеслав Николаевич. A как иначе? Хозяйство большое, беспокойное – Горьковско-Замоскворецкая линия. 344 вагона, каждый из них раз в 12 часов проверяет обходчик (уходит по 20 минут на вагон), а каждый месяц – целая ремонтная бригада.

– Ужасно жаль, что авария случилась именно с нами, – говорил господин Гаранин. – Ведь вы посмотрите на наше депо: шесть отличительных грамот, дом отдыха, спортзалы, медицинский кабинет, кабинет релаксации – все условия для работы. Скоро откроем солярий и стоматологию. Обед в столовой – 25 рублей. Зарплата – от 15 до 27 тысяч. A дисциплина, дисциплина какая?!

Дисциплина – ничего не могу сказать – в депо очень хорошая. Все полтора часа нашего разговора в кабинете напротив нас сидели два заместителя Гаранина. За все эти полтора часа они не проронили ни слова, не дополнили и не перебили руководителя. Когда же мы пошли осматривать депо, встречные работники замирали и вытягивались на полувздохе.

– Ты, – Вячеслав Николаевич ткнул пальцем в первого попавшегося молодого человека в рабочей одежде. – Кто такой? Как зовут? Сколько лет работаешь?

– Обходчик. Федор. Четыре года, – отчеканил трудящийся и икнул от страха.

– Ну-ка, обходчик, постучи чем-нибудь для корреспондента...

Обходчик схватил в руки какую-то железяку и постучал ею по рельсу.

– Молодец, – заключил начальник депо и, повернувшись ко мне, в очередной раз подытожил: – Дисциплина.

Домой я снова ехал в кабине машиниста, на этот раз бесплатно и на официальных основаниях – руководство разрешило. Ветка мне понравилась – перегоны прямые, светлые, а главное, просторные. Свет никто не выключал.

– Что, на самом деле по 27 тысяч платят? – спросил я машиниста.

– A ты приходи поработать, тогда узнаешь.

– A работа интересная?

– Очень. Да здравствует мыло душистое да веревка пушистая...

Семен Воробьев.