Любовь и вкладыши

— Алло? Билл Эспри?

— Да. Что вам нужно?

— Простите. Это журнал «Большой город». Мы тут делаем специальный женский номер. А вы ведь тот самый человек, который рисовал вкладыши для жевательной резинки. С сюжетами про любовь.

— Что, простите, я рисовал?!

— Ну вкладыши. С сюжетами. А у нас такой национальный праздник, 8 Марта, немного похожий на День святого Валентина. Ну примерно.

— А, понятно. Со мной обычно связываются накануне всяких романтических праздников. Поэтому я терпеть не могу давать интервью. Но жвачка-то тут при чем?!

— Ну как же… Жвачка. Вкладыши. В России картинки «Love is…» вкладывали в жевательную резинку турецкого производства фирмы Intergum…

— Да ладно! Мои картинки в жевательной резинке? Господи спаси! Нет, правда? Впервые слышу. Я слышал, что лет десять назад итальянцы даже наладили производство шоколадных конфет-поцелуйчиков со вкладышами «Love is…», но вот про это… Нет, я вообще не в курсе. Да я и жвачку-то не очень люблю. В детстве пережевал. Мы тогда на каждой перемене соревновались, кто больше пузырь выдует. Особенно в Калифорнии это было популярно; я там учился — дай бог памяти — в 1953 году. Довольно жуткое было место: один одноклассник пытался пырнуть меня ножом за то, что я осмелился заговорить с его подружкой…

— Вы использовали этот сюжет в ваших картинках?

— Ну нет. Любовь и нож крайне плохо монтируются — по крайней мере на бумаге.

— Вы ведь эти картинки про любовь рисуете каждый день, кажется. Это же муки адовы, нет?

— Всякий раз по-разному. В понедельник, бывает, сажусь за работу с очень бодрым настроением, а потом несколько часов подряд тупо пялюсь на белый лист. А во вторник один взгляд за окно может спровоцировать романтический полет фантазии. Письма читателей очень помогают. «Дорогой Билл, — пишет девушка из Америки. — Через три месяца я выхожу замуж за Бена. Не мог бы ты изобразить нашу первую встречу в супермаркете?» И всякое такое. Есть три самых очевидных сюжета: женитьба, развод и День святого Валентина. Поклонники обычно что-нибудь такое просят.

Да, вот тут жена подсказывает: один раз я нарисовал историю, которая стала чемпионом в области массового помешательства. Миллионы читателей просили меня ее повторить. Смысл прост: двое любили друг друга, затем юноша трагически погиб и превратился в ангела. Ох, что тут было. Шквал просьб, мол, нарисуйте еще что-нибудь такое. Я и представить себе не мог, что любовь и смерть могут быть такими же популярными героями комиксов, как Том и Джерри. Для моей аудитории, по крайней мере.

— Я все-таки не очень понимаю. Вы уже пожилой человек, вам, наверное, есть чем заняться. И вы вот каждый день сидите и рисуете «Love is…». Зачем?

— Можете считать меня сумасшедшим, но, по-моему, это важное дело. В наше время цинизм и жестокость сочатся отовсюду. А я до сих пор получаю письма коллекционеров, которые годами собирают «Love is…». Потом передают коллекции детям, те тоже начинают собирать… Значит, романтика им нужна. Значит, им без нее, хоть и в бумажном виде, очень плохо.

Вообще, знаете, как эти картинки появились на свет? Новозеландка Ким Касали, в девичестве Ким Гроув, стала рисовать на салфетках сценки с участием пузатой девочки с минимальными половыми признаками и ровно такого же мальчика. Салфетки эти она подкладывала своему будущему мужу, Роберто Касали, красавцу и итальянцу. Ее ухаживание в стиле «Love is…» возымело действие, и они сочетались законным браком. Но Ким никогда не считала себя настоящим художником; она рисовала «Love is…» года три, просто в шутку. А потом семья Касали пригласила меня. Ким рисовала черно-белые картинки. Я стал рисовать цветные. К несчастью, Ким и Роберто давно умерли.

— А в жизни вам романтические истории часто встречались?

— В 1969 году на Майорке я встретил девушку индийских кровей; Марсия, наследница махараджей, работала в туристической компании Wings. Представляла интересы компании и ухаживала за зарубежными гостями. На Майорку меня привело горе: отец незадолго до этого разбился в авиакатастрофе под французским Перпиньяном, и я пытался разобраться с его островным наследством. Марсия очень мне помогала, и мы поженились. И живем, вы не поверите, до сих пор. Куда уж романтичнее.

— Ей не надоело, что вы постоянно рисуете?

— О нет! Хотя я никогда не думал, что мне повезет с комиксами. Когда мы с Марсией жили на Майорке, я собирался стать классическим художником. Рисовал преимущественно пейзажи и натюрморты. Но на Майорке официально зарегистрировано четыре с лишним тысячи художников. Можете себе представить?! Дикая конкуренция! А с карикатурами у меня таких проблем не возникало. Я с самого начала оказался на своем месте.

— Вы имеете в виду в журнале Playboy?

— Я рисовал не в сам Playboy, а в одно из его приложений. И я, моя дорогая, никогда не стеснялся своей работы. Я и в Penthouse карикатуры рисовал. Я же был фрилансером, так что кидался на любую работу. Впрочем, в Playboy к художникам относились крайне уважительно, да и платили нормально. Самым удивительным было то, что Хью Хефнер, как ни странно, уделял огромное внимание рисункам. Лично отсматривал все без исключения. И если нарисованное нареканий не вызывало, ставил на полях размашисто: «Все о’кей. Хью». Но однажды он снабдил мой рисунок — рекламу какого-то секс-продукта — следующей подписью: «Тема не раскрыта, видно непонимание автором данного предмета. Рекомендуется детальная проработка!»

— И у вас ни разу не возникло желания использовать сюжеты карикатур из журнала Playboy в картинках «Love is…»?

— Ни разу. Хотя я рисую по одной картинке в день с понедельника по субботу в течение тридцати трех лет и ни разу не сорвал дедлайн. И заказов очень много: из Южной Америки, из Индии, США, Франции… Видимо, я буду рисовать парочку из «Love is…» до тех пор, пока не стану хладным трупом.

— Назовите ваш самый любимый сюжет.

— Авария. Я как-то пошел в магазин, а Марсия ждала меня в припаркованной у обочины машине. И вдруг какой-то идиот на полном ходу въехал в мою машину! Это был лучший сюжет в моей жизни: я сразу понял, что настоящая любовь — это когда больше волнуешься за девушку, чем за свою машину. С Марсией, кстати, все было в полном порядке…

— А с машиной?

— Ох, не сыпьте соль на рану! Какой это был великолепный «ягуар»! Настоящий красавец, породистый зверь. Я большой поклонник «ягуаров». Но никогда, даже когда я был гораздо моложе, я не ставил машину превыше девушек… Ну ладно, скажу правду: лет двадцать назад я любил их одинаково. Но эти времена давно позади: теперь машины будоражат меня куда меньше…

— А девушки?

— Девушки волнуют меня до сих пор. Ладно, теперь вы знаете обо мне все, что нужно. И вообще — я же не собирался давать вам это интервью!

Редакция «Большого города» выражает благодарность Артуру Stormax Лояничу за предоставленные вкладыши