Любовь и кабачки
В1988 году влюбилась я в одного красавца (ныне жутко растолстевшего и вообщеѕ), а он возьми да и женись на беременной от него же художнице из Питера. А тут еще и жить мне вдруг стало негде, деньги кончились, родители отреклисьѕ В общем, пришлось униженно принять помощь все того же ныне растолстевшего изменника и целый месяц провести в доме его новой жены.
Она уехала строить жизнь в Москве, а я за компанию с ее подругой Таней погрузилась в поезд и отбыла в Питер, чтобы заселиться в мастерскую на Лиговке.
Планировка мастерской сразу довела мою зависть к хозяйке до размеров, несовместимых с жизнью: три комнаты, расположенные веером, так что в каждой было разное количество стен и углов, два выхода на крышу и кухня в форме сапога – как Италия! Счастливица училась в «Мухе», кругом висели ее картины и валялись ее штаны. Мне было 19 лет, я совсем не умела рисовать, нигде ничему не училась, и на мне катастрофически плохо сидели штаны.
Единственным утешением в этой ситуации была Таня – очень серьезная девушка в очках из Казахстана. Она работала ассистентом режиссера у Сокурова и была безнадежнейшим образом в него влюблена. Штаны Тане не шли еще больше, чем мне, но она их носила, потому что ничего другого у нее не было. Родители, как я поняла, не любили ее с детства, тогда как я со своими поссорилась относительно недавно и не навсегда. В общем, по всем позициям Тане было хуже моего, но она, терпеливица, не жаловалась, только читала вслух своего любимого Кушнера и учила меня жарить кабачки.
Собственно, о кабачках и речь. Не то чтобы я их с тех пор полюбила, но именно кабачкам я обязана избавлением от несчастной любви.
Дело было так. Тридцать рублей, оставшиеся мне от порушенной жизни, я потратила в первую же неделю. Купила в мебельной комиссионке три «старинных» стула для апеннинообразной кухни, в Гостином Дворе запаслась парой удивительных питерских тапочек на войлочной подошве и большим тюбиком клея «Момент», который в Москве в ту пору считался дефицитом. Что я собиралась им склеивать – не помню. Зато точно помню, что Тане на киностудии платили мало, и у нас осталось ровно на кабачки. Ими в июле 1988 года вся Северная Пальмира была завалена. На каждой троллейбусной остановке стоял овощной ларек, битком набитый бледно-зелеными поленьями. Больше, кажется, не продавали ничего. Есть при этом хотелось сильно. Особенно когда ветер доносил запах с близлежащей кондитерской фабрики. И так этот сладкий воздух был не похож на мою ужасную молодую жизнь, что в первые дни кабачковой голодухи, окунувшись носом в волну шоколадного запаха, я начинала плакать слезами. А потом привыкла. В дни Таниной зарплаты кабачки даже начинали нам нравиться, потому что их можно было макать в яйцо, потом в муку, перемешанную с солью, а уж потом бросать на сковородку, политую подсолнечным маслом. Получались кружочки, похожие на оладьи. А в день рождения Сокурова мы их вообще со сметаной жрали!
То есть без всего этого кабачок тоже готовится легко: нужен только нож, газовая плита и сковородка. Но если честно, то кабачок создан для того, чтобы съесть яйцо, муку, соль и сметану. Его же самого, как и моей несчастной молодости, в природе почти нет.
Катя Афонина
