17.16
Поздравляю, тебя Луша, дрожденья все-таки! Сейчас приходил Виталик, приносил шампанское «Надежда», полусладкое, плакал, что не нашел полусухое. Тут Луша – оп! – достала из хол-ка точно такую же бут., но полусухого. Пили, радовались, веселились, поздравляли Лушу. Виталик признался, что с утра дико мечтал похмелиться, но я не обратила. Жизнь теперь в гораздо розовом свете. Вит. ушел, но обещал вернуться. Долго искал свои ботинки – Тимофей привязал их шнурками к батарее. Маме и Ник-не оч. нравится Виталик, в Aртура они просто влюблены. A вот насчет папы я не вполне.
Телефон!!
17.33
Звонил Букреев – надо же, вспомнил. Приезжал папа с тремя красными розами от пола до потолка. Что делать, у меня нет высокой вазы. Подарил мне 100$ – гениально! Куплю... чего-то куплю. Папа чокнулся со мной «Надеждой» и поехал на объезд объектов – с детства слышу эти слова. Папина работа связана, в основном, с бетоном. Он оч. много работает, просто непредставимо.
Обещал вернуться.
Меня беспокоят торты – стоят в тепле уже довольно давно, но такие же ледяные и каменные, как и были. Но дико красивые. Творожно-сливочно-бисквитно-кремово- йогуртно-фруктовые. Один с ежевикой, голубикой и какой-то еще смородиной, другой – с малиной. Николаевна надела свои очки, разглядела ценники и фырчала слишком уж выразительно. Она заявилась со своей Лукрецией и сейчас варит для нее четыре куриных бедра. Лукреции нельзя нарушать режим питания, она от этого звереет и рычит, может даже тяпнуть. Вся кв-ра уже в болоночьей шерсти и дико воняет куриными бедрами. Своеобразный у меня получается д/рожденья.
18.14
Так. Так, так, так.
Главное не психовать, не трястись руками и молчать, вообще ничего не говорить.
Сижу в ванной, всю трясет. Звонок, открыла дверь – стоят моя мама с довольно перевернутым лицом и моя, господи, свекровь Валент. Тимофеевна, приехала из своего Питера, с пластмассовым конем наперевес. Она перепутала, думала – сегодня д/р Тимофея. Задает совершенно немыслимые вопросы – типа, умеет ли Тимофей уже считать до ста и во сколько он ложится спать. Тим. никак не может врубиться, кто она такая. Дико боюсь, что вслед за ней придет М.
Мама пытается накрывать на стол, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию. Николаевна садистским голосом кричит, что торты стали еще ледянее. Ничего не понимаю, на коробках ясно написано, что они размораживаются ровно 2 часа. Тимофей стучит мне в дверь. Лукреция лает как подрезанная. Я труп
19.36.
Так. Приехал папа. Еще с одной розой – белой. Николаевна накормила Тимофея и Лукрецию гречневой кашей. Папа сейчас тоже ест кашу и требует мяса. У меня на лбу шишка – это когда вываливалась из ванной. Тимофей связал ручку двери ванной с кухонной дверью, вдобавок он погасил мне свет. На табуретку залез, что ли? Я запаниковала, что меня не выпускают, и что-то такое произошло, из-за чего я впиявилась лбом прямо в стену. Было большой ошибкой учить его завязывать узлы. Продается же обувь на липучках, в самом деле. Торты по-прежнему ледяные, как камень. Тимофей постепенно украшает их игрушками из киндер-сюрпризов – получается довольно красиво. Папа решился попробовать свой кусок, теперь как-то подозрительно держится за челюсть. Катастрофа. Надо взять себя в руки и попытаться испечь яблочный пирог. В конце концов, это единственный пирог, к-рый у меня всегда получается. 3 яблока, 3 яйца, 3 стакана. Вперед
19.55
Все, трендец. Взбила с сахаром два яйца, они были оч. крупные, и я подумала, что должно хватить двух. Но потом все-таки решила добавить третье, вбила его прямо в общую кучу – а оно тухлое. Вонь – не передать. Ну почему у мамы яйца НИКОГДA не оказываются тухлыми, и у Николаевны тоже? Конец света. Больше сахара нет, пирог отменяется. Я бы, может, и вспомнила, что яйца лучше разбивать в отдельную чашку, но я левой рукой должна была держать миксер, а левой говорила по телефону с Танькой, она меня поздравляла, а Тимофей привязывал к моим штанам пояс от халата, к которому он еще прицепил свою машинку и пластмассовую кружку, чтобы все гремело. Это привязывание и завязывание начинает меня утомлять, если честно. Лучше бы я научила его чему-нибудь другому.
Хотя чему? Я и сама-то...
23.20
Ну вот, день рожденья закончился – худший день в моей жизни. Все ушли, на лбу шишка, нога почернела и никуда не влезает, но это фигня по сравнению с самым ужасным.
Было так: пока мы тут все проветривали, папа сходил в «Продукты» на углу, купил конфет, сыра, каких-то кексов. И мы наконец уселись пить чертов чай.
Позвонили в дверь (кто там был, до сих пор не знаю. М. б. переписчики, а м. б. мужчина моей жизни). Я стала вставать, чтобы бежать открывать, но встать не получилось. Потому что, как оказалось, Тимофей привязал мои джинсы к перекладине на стуле, а еще привязал мой стул к Николаевниному, и нас вместе – к ручке двери. В общем, мы с Николаевной обе задергались, затрепыхались, она привстала, потом опять рухнула на свой стул, и ножка ее стула со всем ее весом пришлась на мою ногу, на ступню, у меня просто в глазах почернело от боли и посыпались искры. И я все-таки вырвалась из этих ловушек и куда-то поковыляла, но за мной еще потянулись какие-то пояса и веревки с привязанными крышками от кастрюль и игрушками, и все это загрохотало. И тут Тимофей захохохотал – совершенно, как мне показалось, издевательски и громко. Типа, шутка удалась. И я не помня себя обернулась и вмазала ему прямо по щеке, со всей силы.
Прямо своей рукой. С силой. У него вся щека покраснела.
Он еще пытался не плакать и даже пить чай, но потом ушел к телевизору плакать. A я еще сидела и пыталась делать вид, что все нормально и я была права. A все объясняли мне, что «это не метод», подумать только. A Валент. Т., чтобы меня добить, еще с удовольствием поведала историю из жизни принцессы Дианы: как она на каком-то высоком приеме в Канаде пристукнула своего сына принца Уильяма, при всех, и все чуть не умерли от шока и удивления, и две тыщи лет про это потом писали в газетах. Я сказала:
- Я-то не принцесса Диана.
На что В. Т. сказала:
- Да.
Тоже, кстати, удивительно. Когда моя мама говорит, что я похожа на ее кумира Кейт Уинслет, а Николаевна при этом ухмыляется и говорит: «Похожа! Свинья – на ежа. Да только шерсть не та!» – мне это совершенно не обидно. A когда В. Т. произнесла просто: «Да», – в этом было столько оскорбления, что просто не могу передать.
Хотя это, конечно, фигня по сравнению с тем, что происходит теперь между нами с Тимофеем. Господи, ну почему я такой несчастный кретин? День рожденья, блин! Лучше бы я вообще никогда не рождалась на свет. Госпо
12.19
О! Тимофей во сне крикнул «Мама!» изо всех сил, он так обычно никогда не кричит. Подставила ему горшок, он пописал, не раскрывая глаз и не приходя в сознание. Потом рухнул, свернулся, как креветочка, и говорит: «Да. Если хочешь поцеловать мою ногу, – скажи». Я сказала: «Тимофеичек! Я так хочу поцеловать твою ногу, можно?» Он и говорит: «Можно», – и высунул мне ногу, левую, а может, правую. Нога у него величиной точно с мою руку, от пульса до кончиков пальцев. Невероятно представить, что когда-то она будет сорок последнего размера, как у М.
A была-то и вообще как какой-то лепесток, и в сто раз меньше моей ладони. Теперь уже не лепесток, а какая-то булочка или яблочко.
Спать пойду, утром-то вставать.
Постарела за сегодня на сто сорок лет, не меньше.