На заре букводельческой карьеры я три года оттрубил в одном лицее, и все эти три года лицей готовился к своему десятилетию. Немудрено: директор – в памяти остались только глаза цвета ряженки да тяжелый, как ножны, галстук под горлом – был типичнейший самодур. То не устраивал сценарий, то бесил нанятый режиссер, то заболевали отобранные из числа худосочных отличников ведущие. Впопыхах были отлиты и доставлены в лицей статуэтки «Золотого школяра». Функционально каждый приравнивался к «Оскару» и служил наградой в номинации («Педагогическое открытие года», «Учитель-новатор» и т.п.), внешне же воспроизводил юношеский образ поэта Пушкина. Пушкин, правда, получился несколько странным. Лицо калмыковатое, все в оспинах, будто посеченное шрапнелью. На голове почему-то магистерская шапочка, над головой – книга, удерживаемая на вытянутых руках и как бы в замахе. Левая нога едва укоренена в пьедестале, правая – не то согнута, не то поджата. Фалдочки форменной куртки, расходясь, обнажали удивительно крепкий и гладкий зад. Один такой зад мне и надлежало вручить некоему светилу педагогики.
В самый канун торжества меня с завучем по воспитательной работе отправили забрать огромный торт с фабрики. Завуч был хороший человек хотя бы потому, что носил фамилию Усердный. На фабрике, будто труп из прозекторской, нам выкатили на тележке торт. Мы не дыша погрузили творение кондитеров, испещренное кремовыми розами, рюшами и шоколадными буквами «10 лет лицею», в пикап. Обернули вощанкой и обложили канистрами. Осторожно выехали за ворота.
– Нехорошо все-таки, – произнес коллега, утапливая прикуриватель.
– Что нехорошо?
– Да я навоз в выходные возил на дачу. А теперь вот – торт. Не провоняет?
Я никак не мог усидеть на месте: то озирался назад, то вопросительно глядел на водилу. На трамвайных переездах порой встряхивало так, что в утробе машины что-то обрывалось. Тогда завуч милостиво улыбался мне и говорил:
– Не бзди, это буквы отваливаются.
Все буквы оказались на месте. Не на месте было лишь мое сердце, раскатанное в блин грузом ответственности. Чтобы поскорее придать ему исходную форму, я направился в буфет и спустя пару часов вышел оттуда уже прямо на сцену – через ложу второго яруса, в пальто, с сумкой и «Золотым школяром». Говорят, что перед тем как статуэтку вручить, я поцеловал ее в задницу.
На следующее утро попробовал сесть за стол, ибо директор поручил написать заметку о лицейских торжествах в районную газету. Ну, разумеется, аспирин, крепкий чай. От него, собственно, и стала вытанцовываться закуска.
Я вылил в миску стакан крепчайшего чая, потом развел в нем мед (1 стакан), добавил растительного масла (полстакана), изюм, немного гашенной уксусом соды, всыпал муки и взбил все это дело. Затем разделил тесто на три части, в одну добавил какао, раскатал коржи и сунул их в духовку. Дальше надо вынуть коржи и промазать (темного в середину) вареньем. Сам не знаю зачем из апельсиновой кожуры настриг несколько тонких полосок и выложил некую надпись.
Стоило мне отвлечься от поедания пирога, как на кухню заглянула жена. Правой рукой я тыкал в клавиши, левой – поглаживал налитый свинцом затылок.
– Что, головка бо-бо?
– Да нет, ерунда, – отвечал я смиренно, – просто буквы отваливаются.
Например, такие: Н, А, пробел, З, А, Р, Е...