Из хорошего: у меня с собой было три «Хайнекена» по 0,65. А скверно, конечно, то, что застрял я с ним в лифте.
Убедившись в серьезности поломки, по мобильному вызвал на лестничную площадку жену. Для консультаций.
– Третьего дня я тоже застряла, – оживилась она. – На этом же месте. И все нормально было. Так что не нервничай, а жми кнопку с колокольчиком. Она вызовет лифтера, тот тебя и вытащит.
– Оля, а какой у нас подъезд? – спросил я, нажав кнопку. – Диспетчер спросит, а я не помню. Живем-то здесь без году неделя. Ну скорей, какой у нас подъезд?
– Не помню.
– Но как же ты третьего дня объяснила, в каком ты именно лифте?
– Я и не объясняла. То есть объясняла, но не совсем яѕ
– Говорите! – рев диспетчера гулко аукнулся о стену лифта.
– Улица Обручева, дом сорок восемь, десятый этаж, двери не открываются, – обрисовал я бедственное положение.
– Заказ приняла, можете идти.
– В том-то и дело, что не могу!
– Это еще почему?
– Двери не открываются. Десятый этаж, дом сорок восемь, улица...
– Пешком ступайте, куда шли!
– Я шел домой! Даже ехал!! Но из-за сломанной двери вашего лифта – улица Обручева, дом сорок восемь, десятый этаж – до сих пор не доеду!!!
– Так вы – в лифте?! Застряли, что ли?
– А по-вашему, я из мусоропровода звоню?
– Вот хамить не надо. Какой подъезд?
– Подъезд... – оторопев забормотал я, но быстро нашелся. – А вот тот самый, где женщина третьего дня застряла! Тоже на десятом!
– Женщина? Мужик вот с дамочкой на днях застревали, было. Точно – на десятый ехали! Так спешили, что даже лифтера нашего не поблагодарили. Очень лифтер на них обиделсяѕ
– Что?.. Что вы там такое говорите? – от неожиданной обиды крик сбился на шепот.
– Заказ приняла, ждите лифтера.
– Оля. Оля! Ольга, ты здесь? – благодаря пиву голос окреп. – Нормально, говоришь, было? Не нервничать, говоришь? Ольга, что за хмырь посещает нашу новую квартиру в мое отсутствие?
– Ишь ты – нашу! На твои, что ли, деньги куплена? – отозвалась жена. – Угораздило ж тебя застрять. Неудачник!
Мягкие женские шаги сменились вареным старческим пошаркиванием.
– Как ты там? – участливо поинтересовался отец.
– Ничо. Пиво вот только теплое.
– А?
– Пиво, говорю, специально теплое купил. У тебя ж от холодного сразу горло прихватывает. Вот и мучаюсь теперь.
– Так ты там чего, пиво мое хлещешь?
– Должен же я одиночество скрасить?
– Нет, вы слышали? Он моим пивом свое одиночество скрашивает!
– Пап, я тебе еще куплю.
– Он купит. Ты выйди оттуда для начала. Мог бы, кстати, и пешком пойти. Не знаешь, что ли: этот лужковский лифт через раз на десятом застревает!
– Первый раз слышу.
– А я вот третий день только про это и слышу. Анна Петровна из тридцать шестой все уши прожужжала, как твоя-то надысь с хахалем застряла.
– А почему ты мне ничего не сказал?!
– Прекрати орать на отца! Вечно ко мне придираешься, а самого за пивом-то нельзя послать, – отец пошаркал домой.
– Пап, сто ты тут делаес? – зашепелявила у лифта дочка Соня. Только теща еще ко мне не выходила. Чем, конечно, обозначала высшую степень презрения.
– Пиво пью, – сообщил я малышке, откупоривая последнюю банку.
– Не пей, папа, – заученно отозвалась кроха.
– Не получается.
– Почему? – от бессилия ее капризный трехлетний умишко заставлял ножки нетерпеливо топать. – Папа, выходи сейчас зе! – ребенок был на грани истерики.
– Не могу.
– Ты никогда ничего не мозес, – ребенок разрыдался.
Тут над кабиной что-то щелкнуло, лифт дернулся и, будто снявшись с прибрежной мели, устремился вниз. Когда двери раскрылись, я бросился на улицу, сжав в руках последний «Хайнекен».
– Ну и семейка! – только и мог процедить мне вдогонку лифтер.
Александр Зильберт