Курс

Представьте себе студентов в курилке. Автодорожный, скажем, институт. Как думаете, часто они там ведут оживленные беседы о сопромате? Вот именно. Совсем другое дело РАТИ, больше известный как ГИТИС, – здесь разговоры всегда о профессии.

– Слушай, у тебя одна проблема, – говорит парень девушке, – не умеешь собираться. Тебе даже македонец говорит: «Жопу собери!» Ты прекрасна, замечательна, талантлива, но... как макаронина вареная. На репетиции нужно думать не о маникюре, педикюре и репетиции одновременно, а о репетиции. Понимаешь?

Он говорит страстно и выразительно. Она – ковыряет в носу, делает вид, что ей все равно. Только делает вид. Потому что профессия – единственное, что интересует этих людей. Они не ходят в клубы, не слушают музыку и не грызут попкорн на американских блокбастерах; все четыре года учебы они жили в здании института. Сначала занятия, после занятий – этюды, репетиции, показы. В полночь их пытались выставить, выключали свет, но они договаривались с охранниками и репетировали до утра... Девушка вдруг дивным голосом затягивает арию из мюзикла «Призрак оперы» на английском языке, и разговор продолжается уже без нее.

– Я на «Феликса» с Безруковым ходил два раза. Первый раз – за год до «Бригады». Тогда видно было человека. А второй раз – после, и это был Саша Белый в чистом виде. Вот так гениталии свои чешет, вот так разговаривает на понтах...

Парень показывает, и все смеются.

– Ну и что теперь, пропал Безруков? – встреваю я.

– Да нет, не пропал. Просто из роли не успел выйти. Я продолжаю вклиниваться в разговор.

– Ребята, а вы как-нибудь ощущаете преимущества школы? Ведь вашего мастера воспитывали прямые ученики Станиславского.

– Мы, конечно, слышали и о Марии Кнебель, и о других учениках Станиславского, но... как бы это сказать... Все-таки Леонид Ефимович – человек другого времени. Из того, что происходит сейчас, он многого не принимает и не понимает. Ему, например, кажется, что курящая девушка – это трагедия... И хотя мы его любим и уважаем безмерно, впитываем от него не все. Но Леонид Ефимович учит ремеслу, буквально вбивает его в нас. А ремесло – это главное. Это свобода, потому что, владея ремеслом, ты сам можешь работать над ролью, разбирать пьесу. А талант – он ведь или есть, или нет.

МАСТЕР

Не всегда абитуриенты хорошо представляют, к кому идут поступать. Фамилию Хейфец они слышали, и в деканате им, может быть, даже сказали, что это известнейший режиссер. Он не звезда в том смысле, в котором звезда Табаков. Между тем такую биографию не сможет предъявить вечности практически ни один из ныне живущих русских режиссеров. Леонид Ефимович учился в ГИТИСе на курсе Алексея Попова и Марии Кнебель, прямых учеников Станиславского. Едва закончив институт, он поставил «Смерть Иоанна Грозного» на огромной сцене Театра Советской армии. Этот спектакль считается одной из лучших постановок в истории советского театра. Кроме ЦТСА Хейфец работал во МХАТе, в «Современнике», в Театре Моссовета, в Малом театре, много ставил за границей, а сейчас работает в Театре Маяковского. Хейфец – режиссер традиции, при этом ученики его – новаторы. Ольга Субботина ставит радикальную современную драматургию, а Нина Чусова из любой пьесы делает адски смешное шоу. Актеры Вика Толстоганова, Андрей Кузичев, Александр Усов и Павел Деревянко – яркие, дерзкие и ни на кого не похожие. И все они лучшим в себе обязаны Хейфецу.

С Леонидом Ефимовичем – деликатным, мягким и тихим человеком – я встречаюсь в деканате. Передаю ему слова его выпускников о курящей девушке. Он задумывается:

– Они хотят этим сказать, что я старомоден, да? Для меня это трагедия только в том смысле, что у нее связки сядут – у молодой актрисы, у которой будет, бог даст, нагрузка. Что касается этой жизни, я лучше их знаю, что их поджидает. Жизнь, конечно, стала другой, но для меня это почти равноценно: мне не нравилось тогда плясать под дудку КПСС и мне не нравится сейчас плясать под дудку денег. Как только молодой человек западает на деньги, он быстро финиширует – это проверено. При социализме в театре сидели на крошечной зарплате и выгрызали зубами прибавку на четвертак, а на телевидении через два года можно было купить «москвич». Кто-то продавался идеологически. Поэтому основная моя проблема как педагога – научить человека выдержать жизнь. Как только он выходит из института, на него обрушиваются быт, соблазны, поражения... Очень много ребят трещит, исчезает... Где они? Ушли в дымок. Причем очень талантливые люди.

ШКОЛА

Вместе с Леонидом Ефимовичем мы идем на прогон дипломного спектакля «Двадцать минут с ангелом» по Вампилову, в котором занята часть курса.

В провинциальной гостинице двое командированных страдают похмельем и безуспешно пытаются изыскать деньги на бутылку. Когда появляется незнакомец и дарит им сто рублей, мужики воспринимают это как провокацию. Не веря в благие намерения незнакомца, они издеваются над ним и пытают, стараясь выведать его истинные мотивы... Студенты играют прекрасно; особенно удаются роли пьяниц и уборщицы с трясущимися руками и скрипучим голосом. Совершенно нельзя поверить, что это на самом деле молодой парень.

– В целом я увидел безусловный рост. Но главные проблемы спектакля – это проблема первой части и проблема Жени. Что это значит? Я уже в который раз формулирую проблему отношений этих ребят с музыкантом и показываю, а вы этого не делаете! Вы что, ребята, тупые?! Показываю еще раз. Так: они встают, голова раскалывается. А тут из-за стены вдруг – грохот на рояле.

Хейфец встает и преображается. Горбится, покачивается, трясущимися руками отряхивает пиджак. Когда раздается воображаемый грохот, он дергается всем телом и морщится от боли.

– Я могу застегивать ширинку, отряхивать пиджак – но в это время аккорд. Ваня, ты меня видишь? Почему ты этого не делаешь? С каждым разом музыка тебя все больше и больше бесит! Ты должен сразу посмотреть на стену, за которой она играет. Объект должен быть точно взят! Понял?

Мастер садится и смотрит в свои записи.

– Дальше – все, что связано с линией Жени. Женя, ты вышел и восемнадцать раз улыбнулся. Когда ты улыбнулся в третий раз, я понял, что ты неправильно понимаешь ситуацию. Он ведь не просто так отдает им деньги. Он отдает их потому, что мамы уже не вернуть. Покаяться ты уже не можешь. Бабки жгут тебя, тебе надо от них избавиться! Тут не до улыбок, не до сантиментов. Понимаешь? Это мучит его. А ты такой милый, трогательный паренек. Ни хрена не понял. Должен жестко, пружинисто войти: «Кто из вас просил деньги?!»

Хейфец снова встает и начинает импровизировать. От мягкого и тихого человека не осталось и следа, лицо перекошено.

– Вот я даю тебе деньги. Ты, наверное, думаешь, что я за эти деньги попрошу тебя со мной переспать? А?! Что вы, мудачье, еще можете подумать? Он делает это так натурально, что студенты отшатываются, всем становится не по себе.

– Дальше. Входят Аня и Никита. Ситуация такая, что он любит ее за машину. И между ними уже существует конфликт. Природа его такова, что ты, Никита, лично заинтересован в том, чтобы обнаружить низкие мотивы Жени, чтобы доказать, что так устроен мир, что она дура полная со своими романтическими соплями. Просто так ничего не бывает! А ты, Аня, неправильно ведешь себя в зонах молчания. Тут все зависит от того, как ты промолчишь. Каждый раз, как он наседает на Женю, ты вздрагиваешь: «Замолчи, мне стыдно за тебя!» Ты должна каждое его движение не принимать. Любовь – это война. Мастер садится и замолкает. Затем произносит тихо: – Я был знаком с Вампиловым. Женя, твоя роль – это роль Вампилова. Это его боль. Это то, из-за чего он пил и от чего у него разорвалось сердце. У него был конфликт со средой, которая берет деньги, но видит в дающем корысть. Яростный конфликт.

ВЫПУСКНИКИ

На выпускном курсе Хейфеца тринадцать актеров и восемь режиссеров. Режиссерам, как правило, около тридцати, а актеры лет на десять моложе. Такое совместное обучение ведется в ГИТИСе уже давно. Для актеров оно подразумевает двойную или тройную нагрузку, поскольку они работают не только с педагогами, но и со своими молодыми коллегами. А режиссерам полезно пройти актерскую школу, чтобы понять, какие задачи осуществимы и как именно их следует ставить. На первом курсе все посещают одни и те же занятия, но затем обучение начинает разниться. Эта система, которая поначалу была лишь экспериментом, оказалась весьма плодотворной.

Актеры-выпускники уже начали показываться в театры. Почти все хотят быть зачислены в труппу, тем более что основная часть курса не из Москвы, и перед ними стоит вопрос, как в ней обосноваться. Многие уже снимались в кино и в рекламе, участвовали в профессиональных спектаклях.

Никита Емшанов снимался у Хотиненко и Кончаловского, в «Театре.doc» он играет моноспектакль по своей же пьесе. В репертуарные театры не показывается принципиально: там мало платят. В Питере у него отец-инвалид, и Никита хочет сниматься в кино. Два красавца-близнеца Володя и Артем Панчики снимались в «Богине» у Литвиновой, играли Стрекозла в «Имаго» с Анастасией Вертинской. Артур Смольянинов, наверное, самый известный актер курса. Он снялся в «Шике» Худойназарова, в «Матросской тишине» Машкова, а после сериала «Тайный знак» письма от поклонниц ему приходят мешками. Опыт предыдущих выпусков также воодушевляет. За те шестнадцать лет, что Хейфец ведет мастерскую в ГИТИСе, он выпустил немало звезд.

АБИТУРИЕНТЫ

В то время как выпускники готовят дипломный спектакль, мастерская Хейфеца набирает новый курс. На одно место приходится 30 девочек и 5 мальчиков.

На режиссера поступают люди, не первый год работающие в театре. Экзаменуют актеров и режиссеров отдельно, они пересекаются только на отборочном туре или уже в самом конце.

Я стою в сквере перед зданием института, в толпе абитуриентов. Внешне практически все спокойны, только ноги у некоторых девочек мелко дрожат. Группируются кучками и делятся опытом:

– Если в Щепку пойдешь – все сережки из ушей вынимай, волосы убирай назад или в косички. Краситься даже не вздумай. Они любят там серых мышек.

– А во ВГИКе каких любят?

– Красивых. В кино же будут сниматься.

– Ничего подобного – я все ихние курсы видела, и нету там особо красивых. Я целый год туда на подготовительные ходила.

– Ну и чего, помогло?

– Не-а, провалилась. В этом году Леньков набирает – говорят, он гей. Поэтому девочек не любит. Сидит такой, старый уже, и вот с таким шухером на голове! Вообще, я поняла, что курсы – туфта, надо с педагогом заниматься.

В истерике выходит девочка, которую пропустили на первый тур. Ее сразу обступают, наперебой расспрашивают, как прошло. Она рассказывает, захлебываясь, крича, и так десять минут, пока ассистент экзаменатора не просит ее успокоиться.

Мальчиков в толпе мало. Они и держатся уверенней. Большинство – высокие, фактурные, а девочек ярких гораздо меньше. Многие нелепо одеты, неумело накрашены и с прыщами. Группа друзей из Омска, занимавшихся в театральной студии, вместе прилетела покорять Москву. Они уже были в Щуке, многие прошли на второй тур.

– А в Щуке кому предпочтение отдают? Миниатюрная темноволосая девочка отвечает:

– В этом году Погребничко набирает, так он любит блондинок.

И фыркает. Ее приятель возражает:

– Да не блондинок он любит – он всех берет с русской внешностью. Светлые волосы, глаза голубые. Скинхед он... На самом деле у него какой-то театр русский народный. Начинают обсуждать эффективность средств от мандража: – Я не хочу валерьянку пить. Будешь еще заторможенный... Вот в Щуку парень какой-то обкуренный пришел. Все так медленно делал, читать начал – и смотрит вбок, на стену, как будто препод там... Такие коры!

– А на прошлой неделе парень один знаете, что читал? Монолог из фильма «Рэмбо» и басню «Лицо и жопа»!

– Ну и как, взяли?

– Ни фига!

В дверях появляется ассистент экзаменатора и вызывает очередную партию.

ОТБОРОЧНЫЙ ТУР

Абитуриентов заводят пятерками. Они присаживаются, экзаменатор вызывает по одному. В этот день отбор проводит преподаватель актерского мастерства Михаил Яковлевич Али-Хусейн. Он сообщает мне нечто противоположное убеждениям большинства поступающих:

– Многие приходят с номерами, подготовленными в каких-нибудь студиях. Ребята не понимают, что это очень невыгодно. Мы ведь ищем индивидуальность, интересную природу, изюм какой-нибудь. Когда человек сам проявляет фантазию, нестандартно мыслит. Как правило, все это исчезает, если с человеком поработал профессионал.

Вызвав абитуриента, Али-Хусейн сначала задает вопросы, затем отправляет на сцену. Каждый должен был подготовить басню, стихи и отрывки из прозы. Михаил Яковлевич также просит показать какое-нибудь животное, спеть народную песню и станцевать рэп. Почти никто не знает народных песен и не умеет танцевать не то что рэп – просто подвигаться в современной манере оказывается для большинства невозможным. Экзаменатор удивляется:

– Как же так?! Вы, вообще, на дискотеки-то ходите? Один юноша отвечает ему, скромно потупив взор:

– Вы знаете, я один раз был – не по своей воле. И мне не понравилось.

Лариса из Москвы читает басню «Две собаки», но когда ее просят показать одну из собак, становится на четвереньки и надолго замирает с глупым выражением на лице. Мария из Сарова, прежде чем прочитать монолог Аглаи из «Идиота», просит посадить перед ней девушку. В качестве девушки используют меня. Мария начинает читать, Михаил Яковлевич недоволен:

– Обвиняйте ее, оскорбляйте ее текстом! Не получается.

Вердикт: – Вы холодная, просто как холодильник.

Потом молодой человек объясняется мне в любви, но я не верю, и не верит экзаменатор – пишет на анкете: «Не рекомендовано». То есть к экзамену его не допустят. Илья из Москвы, смешной, совсем маленький – на вид ему лет двенадцать, – читает хорошо и животных показывает замечательно. Но он занимался с профессионалом, и Михаил Яковлевич комментирует вполголоса:

– Звери у него сделанные – сразу видно. Все причесано, все под органику поставлено. Но что-то в нем есть. Вот когда он тут на стуле сидел – то краснел, то бледнел, – был довольно интересен.

Решено допустить его на первый тур. Через час я уже для себя самой определяю критерий отбора: интересно наблюдать за человеком на сцене или нет. Действительно, часто бывает так, что пока человек общается с преподавателем, он интересен. Но едва попадает на сцену, становится скучным.

Следующая – Настя из Сарова. Как только она начинает читать, я, уже подуставшая, просыпаюсь. Сразу видно – настоящая артистка: щеки пылают, в глазах – страсть, голос звенит. Экзаменатор шепчет:

– Роскошная девка! Видите, как заразительно читает? Энергетика через край просто. Ее он определяет сразу на второй тур, минуя первый.

Следующая девушка подходит в процессе чтения монолога прямо к столу экзаменатора и проникновенно смотрит ему в глаза. Кажется, что она сейчас бросится ему на шею. Но Михаил Яковлевич не реагирует на такие уловки:

– Это во ВГИКе так можно делать, у них там крупные планы, а мы готовим театральных актеров. Зато на предложение станцевать рэп девушка отвечает:

– Я все могу, если надо.

Экзаменатору такой подход нравится. Она скидывает высоченные каблуки и прыгает по сцене, длинная, несуразная, аккомпанируя себе речитативом: – Я так хочу поступить! И я поступлю, пусть не с первого раза, пусть не сразу, все равно поступлю!

Экзаменатор смеется до слез и пропускает ее на первый тур. Делится соображениями: – Мальчиков мало, вы видите? Мальчики часто приходят бесполые, а то и женоподобные. Зачем они нам?

Для них нет ролей. На сцену выходит как раз один из тех, для кого нет ролей. Высокий юноша-андрогин в расшитой блестками рубашке, поразительно похожий на Малколма МакДауэлла в юности. Сын актеров из «Сатирикона». Когда его просят спеть, он затягивает «Не кочегары мы, не плотники», а экзаменатор покатывается со смеху.

– Да, уж вы-то точно не кочегар... Есть и другие дети артистов. Дочь Сергея Лемоха, вокалиста группы Car Man. Невыдающейся внешности, только волосы рыжие. Она читает что-то про рыжую девочку – так нудно, что Михаил Яковлевич даже не просит ее спеть. И говорит мне:

– Вам повезло, сегодня больных не было. А то, знаете, такие попадаются...

Поздно вечером, когда экзаменатор уже выдохся, заходят две женщины, кандидатки в режиссеры. Близнецы, похожие на продавщиц из сельпо, с пергидрольными гривами, в кожаных пиджаках. Это два бухгалтера из Тамбова, разочарованные жизнью. Никаких книг по режиссуре они не читали и в театре ориентируются плохо. Михаил Яковлевич находит силы вежливо им объяснить, что с такой подготовкой в этом году им точно не поступить.

– Вы понимаете, на режиссуру к нам поступают люди, которые уже не один год в театре работают. Так что вам надо столько всего прочесть! Вы подойдите завтра к Леониду Ефимовичу, попросите, чтобы он вам посоветовал, на что обратить внимание.

Две дамы замирают:

– А он станет с нами разговаривать? Он ведь... мы кто...

– Что вы! Он очень добрый и отзывчивый человек. Он вам обязательно поможет.

В недавно изданной книге, посвященной неизвестному абитуриенту, Леонид Ефимович написал: «Если вы понимаете, что никогда не будете чувствовать себя счастливым, не попробовав поступить «на артиста», решение может быть только одним – обязательно поступать». Так что еще есть время. Экспедиторы из Рязани, охранники из Сургута, рабочие из Биробиджана... Каждый может быть уверен, что здесь к нему отнесутся с максимальным вниманием, кем бы он ни был в прежней жизни. Ведь великий актер или режиссер может дремать в ком угодно.