Кухня Лунгиных

Посиделки у Лунгиных. В центре - Лилианна Лунгина, справа от нее - Илья Нусинов

Евгений Лунгин, режиссер: Я помню себя с трех-четырех лет, это 1963–1964 годы. Уже тогда у нас собирались — и продолжали собираться года до 1995-го. Я с детства стал запоминать и часто видеть замечательных режиссеров, с которыми работал отец. Это и Михаил Швейцер1, и Василий Ордынский2, и Александр Митта3, и Элем Климов4, и Ролан Быков, и многие другие — цвет советской режиссуры. С другой стороны, у нас бывали друзья моей мамы, известной переводчицы. В частности, французский ученый с мировым именем Жан-Пьер Вернан5 и его жена Лида, которые стали регулярными обитателями этой кухни, если я не ошибаюсь, с Пасхи 1962 года. Если вспоминать поименно, дух захватывает! Давид Самойлов6, который был маминым одноклассником и отношения с которым были до смерти Дезика, как мы его называли. Анатолий Черняев7, другой одноклассник, который возглавлял канцелярию Горбачева. Бывал адвокат Борис Андреевич Золотухин8, который защищал Александра Гинзбурга. Бывала Дина Каминская9, которая защищала Буковского, в частности, и ее муж Константин Симис. С ними у родителей тоже были отношения всей жизни, пока их не выгнали. Молодой Ефремов, молодой Табаков. Папин соавтор и главный друг Илья Нусинов10. Наталья Гутман11, Олег Каган12. Теперь это имена, за каждым из которых — живая история. Они бывали у нас, разговаривали без всякой спеси и чванства. Был Александр Галич, его жена Нюша. Папа знал его со времен арбузовской студии, еще до войны. В доме регулярно устраивались концерты Галича. Выступать публично он, понятно, нигде не мог. Поэтому пел в нашей квартире. Ставился огромный кассетный магнитофон «Комета» на бобинах, приходила масса людей — сколько вмещалось. Когда приходил Галич, которого потом выгнали и лишили советского гражданства, за ним тянулся целый «хвост» — топтуны из КГБ, которые читали вечерами газеты при отсутствующем освещении. Они стояли от перехода и до нашего подъезда.

Вика (Виктор Некрасов13) — это тоже отдельный столп. Он вместе со своей мамой Зинаидой Николаевной, пока она была жива, жил и назначал встречи у нас дома. И люди приходили. Бывали академик Андрей Сахаров и Александр Твардовский, который, к слову, читал «Один день Ивана Денисовича» Солженицына.

Четвертый слой — это режиссеры и актеры. Элем Климов, Петренко, Ромашин14, Ролан Быков, Алексей Баталов, Михаил Яншин… То есть люди, которые работали с отцом. Папа — сначала с Ильей Нусиновым, а потом один — читал новые сценарии, и приглашались друзья, масса людей, и мы слушали сначала сценарий, потом было его обсуждение, ужин и так далее.

Бывали лучшие писатели и люди своего времени – Юрий Трифонов15, Владимир Тендряков16.

Мама очень любила дружить. Людмила Петрушевская еще до того, как стала знаменитой, подружилась с мамой и была в скверном настроении, потому что ее не печатали и, казалось, не будут печатать никогда. И вот напечатали впервые рассказ в «Новом мире». Какое это было счастье!

Очень смешно в этом всем существовала моя няня Мотя из деревни Мальцево Рязанской области, которая обладала невероятным природным умом и интуицией. Она очень легко общалась с Викой Некрасовым, на «ты», очень его любила. Со всеми здоровалась, всех знала. Кого-то она любила, кого-то не любила. Она существовала в этом мире кухни очень органично. Она нас обожала, считала, что наши друзья — это ее друзья, не чуралась, не уходила, не забивалась в угол, не пряталась в чулан.

Моя мама отличалась тем, что очень любила разговаривать в поездах, и была человеком, которому соседи по купе за 15 минут рассказывают свою жизнь. Иногда даже она привозила с собой особо выдающихся простых людей, которым негде было остановиться, которые останавливались у нас, с которыми мама разговаривала и папа разговаривал — и мы, соответственно, тоже. То есть существовала какая-то параллельная жизнь, и тоже на кухне. Еще была такая кухонная жизнь, которая называлась «после полуночи». Папа ложился спать раньше, а мама просиживала ночи с друзьями на кухне. У всех моих товарищей были свои, самостоятельные отношения с моей мамой. Я уехал из Советского Союза, а они все так же ходили к ней на кухню.

На стенке нашей кухни была некая решетка. И в какой-то момент пришли рабочие, которые сказали, что им надо там что-то прочистить, и стали там манипулировать. С тех пор мой покойный и любимый папа садился за стол и, обращаясь к этой решетке, каждый раз говорил: «Шура, включай!» Это записывающее устройство он звал Шуриком. Где-то рядом прослушивались телефоны, ставились жучки, проводились обыски. Потом мы получили косвенное подтверждение, что отец не ошибался, потому что разных людей на разных допросах спрашивали так, что было понятно, что секретная информация расходится. Предположить, что кто-то стукнул, мы не могли. По-другому этой информацией никто обладать не мог.

Фотография: Ксения Колесникова

Сейчас в квартире Лилианны и Семена Лунгиных живет их сын, режиссер Павел Лунгин.

Я отлично помню, что какие-то вещи мама писала на бумаге. Например, разговаривая с отсидевшими людьми, с диссидентами. И отвечали так же — на бумаге. Либо они ­выходили на балкон. Записки тщательно разрывали и кидали не в мусорный ящик, а в сортир. Для чистоты жанра. Потому что было страшно.

Чтобы объяснить, до какой степени жизнь на нашей кухне была важна, стоит вспомнить, как я уезжал. Мы сидели вдвоем с мамой на кухне, все ушли, и мама предприняла последнюю атаку в надежде меня остановить: «Как же так, Женя? Там у тебя не будет жизни на кухне. Будет жизнь в гостиной, в баре, в ресторане, но на кухне — не будет. Жизнь, которая огорожена ото всех. Жизнь, которую ты так любишь. Как ты будешь горевать, как тебе ее будет не хватать». Не случайно же в русском языке существует термин «кухонная жизнь». И потом во Франции я часто мысленно возвращался к этому разговору и писал маме, как она была права! На Западе кухня — это какое-то формальное место, где стоит холодильник.

Мама и папа были неугомонные. Они ложились спать поздно, мы ложились спать поздно. Утром им не надо было идти на работу, они оба работали дома. А мне надо было сначала в школу, потом уже в институт, и Павлику, соответственно, тоже. Мама ложилась часа в три, сидела, так сказать, до последнего гостя. С утра она вставала, весело мыла посуду, папа вставал раньше, чтобы отправить меня в школу, сделать яичницу и сесть за пишущую машинку.

Что касается уже моего нового дома, то вся его жизнь происходит на кухне. Единственное напоминание из детства и юности — это круглый стол, который описан и у Синявского, и у Некрасова, за которым я и моя семья проводим огромное количество времени.

Адольф Шапиро, режиссер: Наше знакомство началось с дела. Я ставил пьесу «Гусиное перо» Семена Лунгина и Ильи Нусинова. Так мы на всю жизнь и подружились с Лилей и Семеном. И дружили до самой смерти.

Я, когда приезжал в Москву, останавливался в их доме. Всегда за столом присутствовали два-три незнакомых человека. На кухне собирались человек 12–15. Михаил Вольпин17, Лана Гогоберидзе18, Исай Кузнецов19, Лариса Шепитько20... Человек шесть на диване, примерно столько же на диване напротив и еще пара человек по бокам. И люди курсировали с кухни в комнату, из комнаты на кухню… Это было место, в котором я ощущал, что мир прекрасен несмотря ни на что, место любви, место человеческого единения. Полное отсутствие равнодушия, цинизма, скептицизма… Было весело. И каждый был особенный.

Мне очень не хочется, чтобы о квартире Лили думали как о каком-то подполье или салоне. Люди просто приходили к Лиле и Семену. Была огромная жажда общения, общения на разные темы. Естественно, обсуждали все новости, спектакли.

Я очень помню последнюю встречу перед отъездом Горенштейна21. Он говорил об одном: как вывезти кота, как его провезти… Он был человек замечательно говорящий и пишущий. Но его волновали не коренные изменения в жизни, не как он устроится на новом месте. Все его заботы были исключительно о коте.

Когда уехал Виктор Платонович (Некрасов. — БГ), он отовсюду, где путешествовал, присылал открытки. Об этом мы тоже, конечно, говорили.

Все это было на протяжении 30 лет. И все наше общение сопровождалось нескончаемыми звонками. В Семене было театральное начало, и он тут же пересказывал, пародировал то, что только что услышал по телефону. Он был очень эксцентричный. Спокойствие во все это вносила Лиля.

Пили в основном водку. Большими стопками. К приходу гостей никогда не готовились. Потому что они были постоянно. Настоящий проходной двор, каждый день. Все это делалось тут же, при гостях, на скорую руку, импровизированно. Нарезались салаты, жарилось мясо. Готовили и общались. Ели на ходу.

Для меня еще запомнилась эта кухня и тихими ночными разговорами с Лилей. Бывало, я вставал, садился завтракать, снова начинал с ней разговаривать и тут же забывал о своих планах. Она так умела слушать. Лиля никогда не говорила: «Так, все, я пошла работать».

Семен и Лилианна Лунгины 

Я очень волнуюсь, когда это вспоминаю. Это как Атлантида. Такого уже не будет.

Мучительно всегда переживался недостойный поступок какого-то человека, который бывал на этой кухне. Это всегда было предметом ужасно бурного даже не обсуждения, а волнения, обиды. Казалось, что человек, который там бывал, не мог повести себя недолжным образом. И надо сказать, что такой человек больше никогда не появлялся на этой кухне. Лиля была в этом смысле человек очень сильный и бескомпромиссный. На этой же кухне провожали многих людей. Порой казалось, что навсегда.

Борис Золотухин, адвокат: Ничего подобного не было, по-моему, даже в странах социалистического лагеря. Явление «московские кухни» возникло после XX съезда, и косвенным виновником стал Никита Сергеевич Хрущев. Во-первых, после этого съезда пропало чувство страха, которым была скована вся страна. Ведь, как правило, за редкими исключениями, люди боялись быть откровенными друг с другом. Кроме того, все жили в коммунальных квартирах, и кухонь, на которых можно было бы разговаривать, попросту не было. А благодаря Хрущеву люди переехали из коммуналок. Семья размещалась в одной комнате или в двух. А гости, которые приходили поговорить, приходили главным образом на кухню. Вот тогда-то и появились «московские кухни».

Когда люди жили в коммунальных квартирах, они боялись откровенничать, боялись доносов. Но всегда существовала потребность поделиться своими сокровенными соображениями, ну и узнать какую-то информацию. Мы не знали, что происходит в стране. Телевидение, радио, газеты были наполнены сообщениями о наших успехах, о наших достижениях — разумеется, мнимых. Мы ничего не знали о катастрофах, не знали о таком явлении, как противостояние рабочих властям. Нам неоткуда было это узнать. Разве что друг от друга, окольными путями мы могли узнать о серьезных событиях, происходивших в стране. Реакцией на эту засекреченную страну стали разговоры на кухнях.

Иностранцы, которые приезжали в эти годы в страну, удивлялись общению, которое происходило на этих кухнях. О чем обычно разговаривают западные благополучные люди, когда собираются за столом? Они толкуют о том, что высокие налоги, они толкуют об отпуске и о всяких приятных светских вещах. А на московских кухнях разговор был очень содержательным: о том, что происходит в стране, что происходит в литературе, в кино, какие спектакли запретили, где можно посмотреть интересный фильм, где можно прочитать какую-то книгу. Кроме того, на этих кухнях происходил и обмен такой литературой, только там можно было получить самиздат и тамиздат. Только там можно было получить повести Войновича, «Москву — Петушки» Ерофеева, а позднее — «Архипелаг ГУЛАГ», Абдурахмана Авторханова22 и Михаила Восленского. Тогда же происходил обмен тем, что прочитано, и, конечно, было обсуждение.

Что особенно важно, на этих кухнях собирались только близкие друзья, то есть люди, которым можно было доверять.

В доме Сени и Лили Лунгиных была как раз такая территория свободы. «Кухня» — это, скорее, метафора. У Лунгиных мы чаще собирались за столом в гостиной, где, конечно, можно было встретить самых лучших людей того времени и тех, кто принадлежал к кинематографу, поскольку Сима был известный, замечательный, талантливый сценарист. Мы все нуждались в этом открытом вечернем разговоре. И когда эти люди сходились за столом и когда они говорили откровенно, то тогда, конечно, было совершенно сверкающее застолье, потому что, как говорил Окуджава, «все они таланты, все они поэты», и все они остроумны, все они блестящи.

Именно на кухне у Лунгиных я познакомился с выдающимся режиссером Адольфом Шапиро, с Натальей Гундаревой, покойным актером Борисом Левинсоном23, с Натаном Эйдельманом24. Мы дружили с Лунгиными много десятилетий, и все наши встречи слились в один праздник.

 

---

1. Михаил Швейцер (1920–2000) — режиссер, автор фильмов «Мичман Панин» (1960), «Бегство мистера Мак-Кинли» (1975), «Золотой теленок» с Юрским (1968) и др.

2.Василий Ордынский (1923–1985) — режиссер, сценарист. Самая известная работа — многосерийный телесериал «Хождение по мукам» (1977).

3. Элем Климов (1933–2003) — кинорежиссер, прославившийся первым же своим полнометражным фильмом «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964) — дипломной работой, снятой на 5-м курсе ВГИКа. За 20 лет, с 1965-го по 1985-й, снял всего пять полнометражных фильмов — в том числе «Агонию» (1974) и «Иди и смотри» (1985).

4. Александр Митта (р. 1933) — режиссер и сценарист («Гори, гори, моя звезда» (1969), «Экипаж» (1979) и др.). Преподает сценарное дело в Москве и Гамбурге.

5. Жан-Пьер Вернан (1914–2007) — французский историк, антрополог. Специалист по Древней Греции, первым применивший структуралистский подход к античным мифам и трагедиям. Активный участник Сопротивления. Член Французской компартии с 1934-го по 1970-й (с перерывами), однако считал себя более марксистом, нежели коммунистом, и активно критиковал линию партии. Был женат на дочери русских эмигрантов Лидии Нахимович. Неоднократно посещал Россию, впервые — в 1934 году.

6. Давид Самойлов (1920–1990) — поэт, переводчик.

7. Анатолий Черняев (р. 1921) — одноклассник Лилианны Лунгиной. Закончил истфак МГУ, преподавал. В 1961– 1986 годах работал в международном отделе ЦК КПСС, дослужившись до заместителя заведующего отделом. С 1986-го по 1991-й — помощник М.Горбачева по международным делам.

8. Борис Золотухин (р. 1930) — адвокат, правозащитник, участник диссидентского движения. В 1952–1959 годах работал следователем и прокурором, с 1959-го по 1968-й — адвокатом. Был уволен из адвокатуры за речь в защиту политзаключенного Александра Гинзбурга на «процессе четырех». После этого двадцать лет проработал юрисконсультом в строй­организациях Москвы. С 1989 го­да — член Московской Хельсинкской группы; в 1990-93 годах — член Верховного Совета России.

9. Дина Каминская (1919–2006) — адвокат и правозащитник. Защищала на процессах Владимира Буковского (1967), Анатолия Марченко (1968), Ларису Бо­гораз и Павла Литвинова (дело о «демонстрации семерых» на Красной площади 25 августа 1968 года) и др. Речи Каминской на процессах расходились в самиздате. С 1971 года Каминскую перестали допускать к участию в политических процессах. В 1977 го­ду вместе с мужем, правоведом Константином Симисом, эмигрировала в США.

10. Илья Нусинов (1920–1970) — драматург, сценарист, по образованию и призванию — математик. Вместе с Семеном Лунгиным написал сценарии к фильмам «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964), «Внимание, черепаха!» (1970), «Мичман Панин» (1960) и др. Умер от разрыва сердца, отправившись в кругосветное путешествие на военном крейсере вместе с Семеном Лунгиным и Анатолием Гребневым.

11. Наталья Гутман (р. 1941) — виолончелистка, народная артистка СССР. Была замужем за скрипачом Олегом Каганом (см.).

12. Олег Каган (1946–1990) — знаменитый скрипач, ученик Ойстраха.

13. Виктор Некрасов (1911–1987) — писатель; диссидент. Автор повести «В окопах Сталинграда» (1946). В 1974-м вынужденно эмигрировал сперва в Лозанну, потом в Париж.

14. Анатолий Ромашин (1931–2000) — актер, режиссер. С 1959 го­да — актер Театра им. Маяковского. Сыграл более 80 ролей в кино («Агония», «Неоконченная пьеса для механического пианино» и др.).

15. Юрий Трифонов (1925–1981) — писатель. Прославился повестью «Обмен» (1969) и романом «Дом на набережной» (1970–1976).

16. Владимир Тендряков (1923–1984) — советский писатель, начал печататься в 1940-х, успех ему принесли повести о колхозной деревне 1950-х — «Падение Ивана Чупрова» (1953) и «Не ко двору» (1954). Один из предшественников деревенской прозы.

17. Михаил Вольпин (1902–1988) — драматург, поэт, сценарист. Многолетний соавтор Николая Эрдмана. Автор сценариев многочисленных мультфильмов («Цветик-семицветик» (1948), «Дудочка и кувшинчик» (1950) и фильмов-сказок («Морозко» (1964), «Варвара-краса, длинная коса» (1969).

18.Лана Гогоберидзе (р. 1928) — грузинский кинорежиссер. Самая известная работа в кино — «Несколько интервью по личным вопросам» (1978) с Софико Чиаурели.

19. Исай Кузнецов (1916–2010) — драматург, сценарист, писатель, актер. Автор сценариев к фильмам «Достояние республики» (1971), «Москва — Кассиопея» (1973), «Отроки во вселенной» (1974).

20.Лариса Шепитько (1938–1979) — режиссер, сценарист, актриса. Была замужем за Элемом Климовым. Успела снять всего пять полнометражных фильмов, в том числе «Восхождение» (1976), «Ты и я» (1971). Погибла в автомобильной катастрофе.

21. Фридрих Горенштейн (1932–2002) — писатель, драматург, сценарист. Написал сценарии 17 фильмов, из них было поставлено пять, в том числе «Солярис» (1972), «Раба любви» (1976). После участия в альманахе «Метрополь» (1979) был вынужден эмигрировать. С 1980 года жил в Вене, затем в Берлине.

Борис Левинсон (1919–2002) — актер, театральный режиссер. С 1957-го и до самой пенсии играл в Театре им. Маяковского.

22. Абдурахман Авторханов (1908–1997), Михаил Восленский (1920–1997) — советские историк и социолог, бежавшие за границу и опубликовавшие там свои работы о жизни в СССР.

23. Борис Левинсон (1919-2002) — актер, театральный режиссер. С 1957-го и до самой пенсии играл в Театре им. Маяковского.

24. Натан Эйдельман (1930–1989) — писатель, историк, литературовед, автор книг о декабристах, XVIII — XIX веках («Вьеварум», «Твой восемнадцатый век», «Свободное слово Герцена» и др.).