Атлас
Войти  

Также по теме

Кухня Ханютина

В доме членов Союза кинематографистов на «Аэропорте» собирались на кухне сценариста и критика Юрия Ханютина. В семидесятые особым жанром был пересказ сюжетов иностранных фильмов, а в первой половине девяностых Даниил Дондурей, Константин Эрнст, Алексей Левинсон и другие составляли здесь концепцию общественного телевидения

  • 4157
Ю. Ханютин
Застолье у Ханютиных. В центре - хозяин дома

Алексей Ханютин, режиссер:
Это кухня двух поколений советской интеллигенции. Функционировать она начала в самом начале 1970-х, с момента, когда кооператив «Советский киноработник» построил дом на улице Черняховского. В числе прочих киноработников в этот дом въехал и мой отец, Юрий Миронович Ханютин1, известный кинокритик и сценарист.

Кухня всегда была центром общения, главной гостевой зоной. А гостей в лучшие годы здесь собиралось множество. Площадь кухни примерно 10 квадратных метров. Не самая маленькая кухня, по советским меркам — большая. Стол раздвигался, и за ним умещались 9–10 человек. Если гостей было больше, переходили в гостиную.

Кто только на этой кухне не собирался! Когда хозяином кухни был отец, сюда часто приходили его одноклассники: историк Натан Эйдельман (см. стр. 11), хирург и писатель Юлий Крелин2, известный театральный педагог и режиссер Владимир Левертов3, физик Вольдемар Смилга4 … Часто бывали здесь его коллеги и сослуживцы по Институту истории и теории кино. Пару раз на этой кухне пел Владимир Высоцкий. На пленке, записанной в один из этих вечеров, хорошо слышно, как в дверь звонит Вера Фигнер — соседка с нижнего этажа — и спрашивает: «Это у вас магнитофон играет?» На нашей площадке жил режиссер Савва Кулиш5. Двумя этажами ниже — киновед Ирина Шилова6. На 11-м этаже — еще один коллега отца, Анри Вартанов7. Все они часто появля­лись на этой кухне. Новый год, дни рождения и прочие праздники тоже обычно отмечались на кухне. Бывало, общение вываливалось за ее пределы. Столы выдвигались к лифту, и люди гуляли целыми этажами.

Продукты покупались с рынка. Вот типичное праздничное меню эпохи застоя: кусок телятины, запеченный в духовке, картошка в мундире, разрезанная пополам и опять-таки запеченная в духовке, салат из маргиланской редьки… Всегда было много выпивки. Если отцу удавалось где-то, например в «Елисеевском», достать виски, то он брал сразу целый ящик.

Кухонная беседа обычно прыгала с пятого на десятое: от последней премьеры в Театре на Таганке к продуктовым заказам, от струк­турализма к склокам в ЖСК. Но был круг тем и вопросов, которые определили особый социальный и культурный статус позднесоветской кухни. Здесь обсуждалось все, что было запрещено упоминать в официальных СМИ, все, что было вытеснено из публичной сферы, цензурировано, упрятано в спецхран.

Ключевое место в неформальном кухонном общении занимали анекдоты, с которых начинался и которыми заканчивался любой вечер. Пик веселья пришелся на начало 80-х, когда дряхлеющие члены политбюро начали «гонки на лафетах». Помню, как мы истерически хохотали во время трансляции похорон К.У.Черненко.

Впрочем, был в истории этой кухни и свой героический период. В течение двух лет, с 1993-го по 1995-й, здесь регулярно собирался неформальный семинар, целью которого был поиск культурной стратегии в условиях очевидного кризиса либеральных ценностей. Помимо меня в этот кружок входили социологи Алексей Левинсон8 и Даниил Дондурей9, культуролог Андрей Зорин10, киновед (а ныне известный продюсер) Толя Максимов11. Итогом двухлетних дискуссий стала концепция общественного телевидения. На этой кухне мы торжественно вручили ее Косте Эрнсту, который как раз заступал в это время на должность руководителя ОРТ…

С тех пор много воды утекло. Наш дом сильно изменился. В момент заселения он был чисто киношным. Затем произошло естественное выбывание контингента. Кто-то умер, кто-то выехал, появились новые жильцы. Изме­нился сам стиль жизни. В застойные времена встречались чаще, по поводу и без. Сейчас без звонка приходить уже как-то не принято. История интеллигентских кухонь как особого культурного явления завершилась. Впору устраивать здесь музей.

Анатолий Голубовский, социолог: Однажды мне позвонил Алексей Юрьевич Ханютин и сказал, что снимает по заказу французского канала фильм под названием «Водка». Фильм про водку как российский культурный исторический феномен. Поскольку все это было серьезно, он сказал, что собирается устроить съемку небольшого кухонного застолья с выпиванием водки у себя дома, и попросил, чтобы все участники этого процесса оделись соответственно и воспроизвели бы то, что обычно происходило на этих кухнях со второй половины 1970-х до конца 1980-х годов. Застолье он тоже обещал устроить соответствующее.

И вот мы все пришли на кухню к Алексею Юрьевичу. Через кухню были проложены небольшие рельсы, на которых стояла камера, а на столе было то, что обычно бывало во время кухонных застолий: винегрет, какая-то селедка, водка, естественно. Водка была современная, уже начала 2000-х годов, но разлитая в бутылки, заботливо сохраненные, из-под «Московской», «Столичной». То есть все было вроде бы как прежде на этих кухнях, но наши разговоры были совершенно современные. И выяснилось, что ничего у него не получилось. По картинке получилось, а по содержанию — нет. Даже и по картинке, в общем, не получилось. Выяснилось, что недостаточно налить водку в бутылки 70–80-х и есть то, что можно было достать тогда: колбасу за 2,90 р. и салат оливье. Выяснилось, что повторить это все нельзя. Мы, конечно, снялись, но вошла в окончательный вариант только картинка, причем маленькая-маленькая картинка.

Участвовал в съемках узкий круг друзей: сам Леша со своей женой, какие-то еще наши общие друзья. Человек восемь, как и обычно за столом на кухне, больше туда не помещалось.

Раньше кухня была как дополнительная комната. А сейчас она таковой не считается. Потому что вся коммуникация происходила на кухне, безотносительно содержания кухонных разговоров. Не то чтобы все критиковали власть на кухне — ничего подобного. Добывание еды и приготовление еды — это очень важный ­процесс, который отнимал и время, и нервы, и силы, и именно поэтому уходить с того места, где готовится еда, не очень было правильно, а не потому, что именно на кухне велись высокоинтеллектуальные разговоры. Они велись там потому, что все, что было связано с едой, занимало непропорционально большое место в жизни граждан. Именно поэтому все почковались на кухне, а не потому, что на кухне можно было сидеть свободнее, чем в какой-то другой комнате.

Еще одно обстоятельство, связанное с кухнями, заключалось в том, что такого жилья, так спланированного и таких объемов, как в СССР, не было нигде, ни в одной цивилизованной стране уже много десятилетий. И более-менее культурные люди всегда инстинктивно хотели разделить жилье на разные зоны: в одной зоне мы спим, в другой — общаемся с гостями, в третьей — готовим пищу и непарадным образом принимаем гостей. Во многих квартирах была только одна комната и кухня, как тут зонировать? Поэтому по антропологическим причинам местом общения была кухня.

Обычно на столе присутствовали какие-то элементарные салаты типа оливье и винегрета, колбаса за 2,90 р., если нет, то в крайнем случае за 2,20 р., но это уже с риском для здоровья. Из напитков водка, естественно, и какие-то вина, которые можно было в тот момент купить. Но, конечно, предпочитали тогда водку. На закуску бывали консервы. Можно было еще курочку пожарить или котлеты. У кого какие возможности были, то и было на столе.

Говорили о фильмах, которые посмотрели, о том, кто уехал и кто уезжает следующим из присутствующих… Да обо всем на свете. Алексей Юрьевич часто рассказывал о съемках. Например, когда он снимал замечательный фильм «ДМБ 91», мы очень много от него узнали про армию.

Андрей Зорин, историк: На ханютинской кухне я начал бывать очень рано и вот уже несколько десятилетий исправно ее посещаю, когда бываю в Москве.

Я, наверное, был меньше способен оценить эту кухню в качестве салона, интеллектуального центра, потому что довольно долгое время там практически жил. Это было нормальной формой жизни для меня и наших друзей тех лет. Я приходил туда бесконечно. Так же как и, например, писатель и сценарист Андрей Дмитриев12. И, разумеется, Катя с Лешей (Ханютины. — БГ) к нам тоже приходили.

Я прекрасно помню, как в Литературном институте проходила первая в России трех­дневная конференция по постмодернизму, которую устраивал Владимир Иванович Новиков13. Там я познакомился с поэтом Сергеем Гандлевским. Я давно знал и ценил его как поэта, бывал на его выступлениях, он, вероятно, тоже знал, кто я такой. И вот мы случайно оказались в соседних креслах, впервые представились друг другу. Мы остро ощутили потребность — не могу сказать, что продолжить, — скорее начать знакомство. Нам было совершенно необходимо поговорить, и я понял, что место, где это можно будет правильно сделать, это кухня Ханютиных — куда мы немедленно и отправились и где мы чудно провели вечер. Это был мгновенный рефлекс: если ты познакомился с интересным человеком и хочешь с ним поговорить, значит, надо идти к Ханютиным. Не возникало никаких сомнений в том, что они будут рады. Хозяева нас посадили за стол, накормили и прочее. Это был март 1991 года — время памятное.

Московская кухня как культурный институт завершила свое существование, этого больше нет. Но возможность побывать на ханютинской кухне, добраться до нее либо, как говорит хозяйка, «с двумя пересадками на лифте», либо пешком за полторы минуты — лично для меня по прежнему важная и нужная часть жизни.

Мы собирались, думали, писали документы. Помню, велись серьезные дискуссии в 1994 го­ду, во время Первой чеченской войны. Многие воспринимали ее как критическую точку, которая приведет к негативным изменениям общественной ситуации. Это привело к очень глубокому кризису, потому что не все приняли эту позицию. Но большинство присутствующих это мнение разделяло, отчаянно обзванивали каких-то людей, пытались собрать какие-то письма, разговаривали с разными средствами массовой информации, но наши воззвания опубликовать не удалось.

Было такое страшное чувство, как в замедленной съемке, когда все уже сделано и ты понимаешь, что это катастрофа и сделать уже ничего невозможно. Все это переживалось в бесконечных сидениях на ханютинской кухне, в разго­ворах, в обдумываниях, в страшных спорах, в попытках что-нибудь сделать.


1. Юрий Ханютин (1929–1978) — киновед, критик, кинодраматург. Написал сценарий к фильму «Обыкновенный фашизм». Автор множества статей по киноискусству, а также монографии, посвященной проблемам мировой кинофантастики, «Реальность фантастического мира: Проблемы западной кинофантастики» (1977).

2. Юлий Крелин (1929–2006) — хирург и писатель, кандидат медицинских наук. Автор повестей и рассказов, большая часть которых посвящена больничной жизни. В 1976-м по повести «Хирург» был снят фильм «Дни хирурга Мишкина» с Ефремовым, Смоктуновским и Евстигнеевым в главных ролях.

3. Владимир Левертов (1929–1996) — актер, театральный педагог, режиссер. Работал в Театре им. Наталии Сац, режиссером Москонцерта, преподавал в ГИТИСе. У него учились Татьяна Догилева, Юрий Стоянов, Виктор Сухоруков.

4. Вольдемар Смилга (1930–2009) — доктор физико-математических наук, главный научный сотрудник РНЦ «Курчатовский институт», профессор кафедры теоретической физики МФТИ. Автор трех монографий, двух учебных пособий, одного открытия, четырех изобретений и более 200 научных работ.

5. Савва Кулиш (1936–2001) — кинорежиссер, оператор, актер, сценарист. Снял 6 художественных фильмов, дебютный «Мертвый сезон» в СССР посмотрело более 100 млн человек. В 1990-м снялся в качестве актера в фильме Евтушенко «Похороны Сталина». Автор и режиссер 12-серийного документального антифашистского фильма «Прости-прощай, XX век» (2001).

6. Ирина Шилова (р. 1937) — киновед, кандидат искусствоведения, преподаватель ВГИКа.

7. Анатолий Максимов (р. 1961) — киновед, директор компании «Дирекция кино», советник гендиректора Первого канала, продюсер десятков фильмов, в том числе «Убойная сила» (2000), «Дневной дозор» (2006), «Адмирал» (2008). Озвучивает киноанонсы на Первом ­канале.

8. Андрей Дмитриев (р. 1956) — писатель и сценарист. Написал сценарии к фильмам «Человек-невидимка» (1983), «Радости среднего возраста» (1984), «Алиса и букинист» (1989), «Черная вуаль» (1995), «Ревизор» (1996).

9. Владимир Новиков (р. 1948) — литературовед, писатель. Выпустил антологию-монографию по бардовской поэтике «Авторская песня» (2002), биографии Высоцкого (2003) и Блока (2010) в ЖЗЛ, цикл статей «Классик Булат Окуджава» (2007).

10. Анри Вартанов (р. 1931) — филолог и искусствовед, автор книг о телевидении и медиа.

11. Алексей Левинсон (р. 1944) — социолог, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»

12. Даниил Дондурей (р. 1948) — культуролог, главный редактор журнала «Искусство кино».

13. Андрей Зорин (р. 1956) — историк, филолог, специалист по литературе XIX века. Сын драматурга Леонида Зорина. В настоящий момент профессор Оксфордского университета.


 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter