Кто вас этому научил

«Перевод — та сфера моих занятий, ко­торую я яснее всего вижу сам и которая, в общем, открыта для посторонних. По­этому сказать о тех, кто на меня повлиял, я могу применительно к ней. Во-первых, это человек, преподававший мне в Московском университете латинский язык, — Николай Алексеевич Федоров. На его за­нятиях я научился тому, что понимание текста — примерно то же самое, что умение разобрать и собрать часы: нужно понимать и принцип работы, и место каждой детали.

 

Во-вторых, это переводчик Виктор Петрович Голышев. Мы познакомились, когда он редактировал сборник, в который попали и мои переводы. Он их сильно критиковал, но когда я всматривался в его правку, то видел, что он подробнейшим образом пишет, чем плохо, почему не годится, но никогда не предлагает своего варианта. Он не жа­лел ни времени, ни чернил, чтобы расписать, почему то или иное мое слово неточное, но при этом очень твердо и четко проводил границу, где моя ответственность, а где его и где его право, а где мое. И ни разу он не заходил на мою территорию. Вот такая абсолютная деликатность. 

А потом я увидел, что точно так же он никого постороннего не пускает на свою территорию — тоже с абсолютной, но уже строгостью. И (хотя это не объяснишь в двух словах) точно так же соблюдает ­разграничение между собой и переводимым автором. Вот это знание границ и их неукоснительное соблюдение — притом что вокруг все друг к другу на территорию то вторгаются, то заползают или вообще не знают, где чья территория, — поразило меня тогда, в самом начале нашего знакомства, и продолжает поражать до сих пор».

Игорь Гурович, дизайнер:

«Я вернулся из армии без четкого понимания, чем буду заниматься. Знал только, что очень хочу делать плакаты. Кроме того, мне хотелось где-то жить, а денег совершенно не было. Знакомые предложили вариант: я мог бы делать что-нибудь для театра, а мне за это разрешали бы там жить. Так я познакомился с Борей Рабеем, главным режиссером театральной студии «Мастерская». Он старше меня на 13 лет, такой взрослый товарищ. 

И он говорил мне разные важные вещи, которые не мог сказать никто другой. Борька — остроумнейший, прекрасный рассказчик. После его рассказов я перечитал Чехова — Чехов похуже будет. Боря делал это смешнее и короче, укладывая суть буквально в четыре предложения. Есть такие свет­лые люди, светлости которых не могут помешать никакие жизненные невзгоды. Я видел разное: у Бори, как и у всех, бывали тяжелые времена, но он всегда оставался легким, веселым и светлым.

Учился я в Строгановке, и это хорошая школа, но она не учила быть свободным. Этому научила как раз жизнь в театре. Боря внимательно относился к тому, что делал 20-летний недовыпускник Строгановского училища, и позволял мне делать очень многое. Это важный навык.

У Палыча очень много разных афо­ризмов. Например, когда я был совсем юный и выпивал вместе со взрослыми мужчинами — актерами, режиссерами, которые были старше меня лет на 10, он говорил: «Когда пьешь водку, морщиться нельзя, иначе больше не нальют». Это вообще важное жизненное правило: если жизнь тебе что-то предложила, а ты по­морщился, то все, больше она тебе уже этого не предложит. Это история не только про водку, но и про смирение, про приятие. Мы дружим до сих пор.

Еще один щедрый человек в моей жизни — прекрасный французский дизайнер Ален Ле Кернек, который во многом определил графику конца ХХ века. Команда, к которой он принадлежит, еще 20-лет­ними парнями очень много сделала для того, чтобы по части визуальной культуры Франция стала тем, чем она являет­ся сейчас. Значение этого человека для Европы, для графической культуры пе­реоценить невозможно. В нашем деле есть люди не менее блестящие, чем он. Но только несколько из них по-настоящему помогают молодым.

Я знал его еще до встречи — по книжкам. И представить, что вот этот человек из книжки тебя вообще заметит, было не­возможно. Он был звездой 1968 года, так что я смотрел на него не просто с уважением, а с придыханием. А познакомились мы, когда мне было лет 27. Ален Ле Кернек увидел мои работы и сказал: «Неинтересно». Потом мы не раз пересекались в разных странах мира, он мне что-то объяснял и очень внимательно следил за тем, что я делал. И в какой-то момент сказал: «Знаешь, мне настолько все нравится… Мне очень хочется сделать вашу выставку — у вашей группы есть какое-то очень правильное видение, оно какое-то особенное». 

А ведь что такое делать выставку? Это страшный геморрой, да и вообще не его это дело — он дизайнер. Но ему это бы­ло важно — для того, чтобы жизнь текла дальше: ему в свое время очень помог гениальный польский художник-плакатист Генрих Томашевский, а Ален помог нам, понимая, что мы тоже будем, в свою очередь, кому-то помогать.

Он дал мне очень простой совет: ниче­го не бояться и делать не то, чего от тебя ждут, а то, что считаешь нужным. Это не самый легкий путь, но единственный, который может привести к победе. Все остальные приводят к успеху, к карьере, но не к победе. Победа — это когда ты честен сам с собой и делаешь только то, что тебе кажется важным и нужным».