Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева
Моя большая квартира появлялась на свет долго и мучительно. Влезла я в расселение большой коммуналки лет пять назад с целью, которая со временем была утеряна. Следом пропал надолго и интерес к ней. Недавно квартира все-таки стала полностью моей. Потребовался почти год, чтобы я, прожившая всю свою жизнь в съемных квартирах, свыклась с мыслью, что у меня есть своя недвижимость и с этим надо что-то делать. Причину своих смутных страхов я поняла, когда приступила к ремонту. Дело в том, что потекла моя жизнь с той минуты по совершенно иным, неведомым мне прежде законам.
Ремонт как таковой меня никогда не страшил. Более того, чем ужаснее чужое жилье приходилось мне приводить в порядок с наименьшими затратами, тем большее удовольствие от жизни в нем я получала. На сей раз передо мной во всем своем величии встала проблема куда похлеще, чем какие-то там проваленные полы, обвалившиеся потолки и запах старости. Теперь ведь я строила навсегда. И для себя.
Еще не успев завезти в квартиру ни одной канистры грунтовки глубокого проникновения и не имея ни малейшего представления о новых технологиях малярно-штукатурных работ, я впала в депрессию сразу же после консультаций со строителями. Ибо каждый считал своим долгом предупредить, что если не сделать так-то и так-то, то лет через пять все обрушится. Когда меня интересовало, что будет через пять лет? Мне стали сниться кошмары на тему амортизационных потерь металло-пластиковых труб, горючести проводки и защиты электрических приборов от перепадов входящего напряжения. Потом в мою жизнь вошло новое понятие — крыша дома, и вовсе не в поэтическом смысле. А перспектива судимости за перепланировку? Все это вынудило меня вернуться в мир, связь с которым я считала давно утерянной. ЖЭК, БТИ, Мосэнерго. Я металась между этими островками былой жизни и ловила себя на мысли, что я нахожусь внутри грандиозных инсталляций Ильи Кабакова. И даже получала от этого некое эстетическое удовольствие. Но кокетство с главным инженером ЖЭКа ради быстрого решения вопроса ремонта крыши? Или умиление внучкой уборщицы подъезда, чтоб потщательнее убирала подъезд с целью умиротворения соседей? Это уже что-то новенькое. Каждый вечер я упрекала себя, что моя жизнь идет в какую-то не ту сторону. Что я — уже не я. Но самое страшное испытание на право иметь свой дом оказалось впереди.
«Вы из сорок седьмой? Вы не сдали на дверной код». Так я познакомилась с Лидией Захаровной. Главная по подъезду оказалась жиличкой последней коммуналки, оставшейся в нашем подъезде. По внешнему виду и повадкам она напомнила мне завуча моей школы, женщину тяжелой судьбы, посвятившую жизнь общественному служению. Меня взяла оторопь.
Мои новые соседи — люди, в общем-то, вполне благополучные и уверенные в себе. Однако движимые каким-то необъяснимым страхом, они все как один советовали мне обязательно найти с Лидией Захаровной общий язык. Не то, говорят, греха не оберешься. Я, сдерживая брезгливость к своему собственному поведению, выполнила все классические советские ритуалы по ублажению человека, имеющего власть. Торт, бутылка, грубая лесть. Не помогло. Как только у подъезда был установлен первый контейнер для вывоза строительного мусора, Лидия Захаровна буквально на счет три в компании участкового, техника-смотрителя и понятых уже размахивала руками в моей квартире в лучших традициях коммунальной склоки. Вскорости я прибыла со всеми документами и удовлетворила буквально всех, кроме, разумеется, Лидии Захаровны. Выросшая на подвиге Павлика Морозова, она не вняла моим жалким призывам к добрососедству и терпимости! А ведь ей удалось инкриминировать мне всего лишь испорченный придверный коврик — ровесник Брежнева — и окурки между третьим и четвертым этажами.
Соседи успокаивали меня тем, что к другим она вызывала вообще ФСБ, а я отделалась лишь отделением милиции, которое, кстати, от нее тоже воет. Странная вещь! Получается, что человек держится у власти в отдельно взятом подъезде только потому, что умеет делать гадости, мешающие жить. Куда все смотрят? Да еще и торты носят. И это как-то вернуло меня к самой себе.
Пару дней назад я столкнулась с ней у лифта. Она повелела мне ежедневно мыть подъезд. Я тихо ответила, что уже договорилась об этом с уборщицей и пошла по лестнице пешком. А потом повернулась к ней и неожиданно твердым голосом сказала: «Лидия Захаровна! Это теперь также и мой дом, и теперь главной по подъезду буду я. Я буду участвовать в выборах, и я выиграю. Потому что на моей стороне сила и правда!» Прямо так и сказала. Нервная получилась сцена. Чуть позже я поняла, что произошло во мне что-то существенное. Навыки спокойной жизни, лишенной обременительной собственности, уже были безвозвратно утеряны. Процесс стал необратимым.
Да, у меня нет теперь былой свободы, но зато есть свой дом. И я хочу, чтобы в нем не текла крыша. И чтобы в подъезде было светло и чисто. И чтобы соседи дружили между собой, а гостям в моем доме было спокойно и уютно. И чтобы Лидия Захаровна от всего этого сама подобрела. И это все возможно. Просто надо это взять и сделать.
