Котлован

Николай Грибанов тут главный. Почти. Он замдиректора федерального государ­ственного учреждения «Северо-Запад­ная дирекция по строительству, ­реста­врации и реконструкции», отвечающего за стройку новой сцены Мариинского театра. Этот «крепкий хозяйственник», вероятно, без особых усилий ­сменивший советский уклад на капиталистический, показывает мне котлован под будущий театр, который жители Петербурга, яростно протестующие против такой растраты, уже прозвали «ямой Гергиева».

На самом деле никакого котлована в привычном понимании нет: на глубине примерно двух метров в жидкой глине работает около полутора десятков кранов и строительных машин, почти бесшумно ввинчивающих в землю огромные спиральные шпунты.

Если верить Николаю Грибанову, то со сро­ками нет проблем — театр, кото­рый изначально планировалось закончить еще в 2008 году, «должен открыть­ся уже в 2011-м». С финансированием и перерасходом бюджета проблем тоже никаких — «все в рамках сметного расчета, принятого Главгосэкспертизой в прошлом году». Общий бюджет строительства — 9,5 млрд рублей в ценах второго квартала 2006 года, а с учетом ежегодной индексации Минэкономразвития эта сумма к концу строительства может составить около 17 млрд рублей, и дирекция заявляет, что в эти рамки укладывается.

Непонятно, как можно уложиться в бюджет, разработанный специально для ­про­екта Доминика Перро, от услуг которого отказались еще в январе 2007 года (тем более что архитектор получил гонорар в €7,5 млн — около 267 млн руб­лей, — уч­тенный в этом бюджете). У Николая Грибанова есть ответы на все вопросы — строительство идет по проекту Перро, но без купола: «Само здание и подземную его часть мы оставляем, а купол — убираем». По замыслу архитектора здание со всеми службами и пассаж рядом с ним накрывал огромный сложноустроенный «колпак».

Мосс

История второй сцены Мариинского ­театра — это история скандалов. Старое ­здание в очень плохом состоянии: деревянные перекрытия и сваи изношены, балки под куполом смещены. Репетиции из-за нехватки места проходят по ночам, а декорации переносят вручную. Известный архитектор-строитель театров Ксавье Фабр, мастерская которого провела исследование технического состояния Мариинки, считает, что здание продержится года два, не больше.

Еще в 1997 году руководитель театра Валерий Гергиев обратился к президенту России Ельцину с предложением построить новый театр, как минимум — самый лучший в стране, как максимум — в мире. Через пару лет Гергиев вслед за председателем Госстроя Шамузафаровым начал активно продвигать проект американского постмодерниста Эрика Мосса — стеклянную глыбу через мост от старого здания. Петербуржцы прозвали ее «гигантской соплевидной улиткой из битого стекла». Мосс ко всеобщему негодованию описывал будущий оперный театр как «брошенные на землю мешки с мусором». От проекта отказались, но не столько из-за протестов общественности, сколько потому, что он не соответствовал российским техническим нормам, с которыми чиновники «забыли» ознакомить архитектора. Судьбу новой сцены должен был решить международный конкурс.

Конкурс

Я звоню ответственному секретарю конкурса, организованного в 2003 году Правительством РФ, Людмиле Лихачевой, впоследствии ставшей заместителем директора Архитектурного бюро ­Доми­ника Перро в России. Голос у Людмилы Николаевны настороженный, но тема ее явно заинтересовала: «Вы хотите узнать про конкурс? Или про всю ситуацию? Я выжигаю в себе воспоминания об этой истории, не хочу говорить». Но я не успеваю договориться с Людмилой Лихачевой о встрече, как она уже ­начи­нает в подробностях рассказывать мне историю, которую не хотела вспоминать: «Когда министр строительства привез нам Мосса, он положил город в миссионерскую позицию — вот вам гений, он вам все сделает. Встретив неприятие жителей, решили впервые за 70 лет провести международный конкурс. Обзвонили человек 40, многие отсеялись. Это сейчас они де­сятками подают заявки на наши конкурсы, а тогда Россию никто не знал».

Приглашение приняли шесть архитекторов: Эрик ван Эгерат, Ханс Холляйн, Марио Ботта, Эрик Мосс, Арато Исодза­ки, Доминик Перро. Помимо иностранных пригласили и 5 русских бюро. Зимой 2003 года конкурсанты приехали в Петербург на осмотр площадки. На разработку проекта им дали 3 месяца.

Международная практика не предполагает открытых для публики конкурсов, и тем не менее в России он освещался ­всевозможными СМИ, а у Академии художеств толпились желающие посмотреть на новую Мариинку. Поселили конкурсантов в «Астории», и, встретившись в лобби гостиницы, они обсуждали, о каком проекте больше говорят в газетах и блогах. Архитекторы были взвинчены до предела: опыта публичного ажиотажа вокруг собственных проектов, даже не утвержденных, у них не было.

28 июня 2003 года был объявлен победитель — француз Доминик Перро. Публика моментально разделилась на фанатов его «радикального золотого купола» («кокона»/«вуали»/«мятой фольги») и ненавистников «кичливой золотой картошки» («мешка»/«черепа»).

Кружилин

После подписания контракта между Домиником Перро и Министерством культуры в лице Михаила Швыдкого была создана рабочая группа. Но, когда в августе 2004 года было открыто финансирование проекта, рабочую группу ликвидировали, а надзирать за проектом Михаил Швыдкой назначил нового руководителя «Северо-Западной дирекции» Андрея Кружилина. Перро считает, что тогда работа и завязла в бюрокра­тии и «клиент предал проект».

Главный редактор журнала «Пульс» Тамара Иванова-Исаева работала переводчиком Перро до последних дней существования его бюро в России. Проводив меня в свой кабинет, заваленный прошлогодними журналами, она сразу предупреждает, что о некоторых вещах говорить не станет, поскольку подписывала документы о неразглашении: «Сначала энтузиазм был удивительный, даже во время рутинных рабочих совещаний было ощущение общей творческой энергии. Мы представляли, как через 3—4 года придем на открытие театра, как к нему будут привыкать, а потом показывать туристам, словно Эйфелеву башню… И вдруг неожиданно появляется Кружилин, такой московский чиновник с военно-морской выправкой. Он сразу сказал ­Перро: «У меня очень плохой опыт работы с французами». И началась война.

Не поставив архитектора в известность, Андрей Кружилин решил провести новый конкурс — на разработку проектно-сметной документации. Когда ничего не подозревавший Перро приехал на очередное обсуждение проекта, его из вежливости тоже пригласили попробовать свои силы в тендере. Он резонно отказался от участия в конкурсе, который уже выиграл, и пригрозил разрывом контракта. Кружилин объяснил свою неожиданную инициативу тем, что «архитектор Перро просто физически не может контролировать процесс строительства, поскольку живет в Париже» и у него нет российской лицензии, так же как и у выбранных им для строительства субподрядчиков — всемирно известных французской, японской и немецкой фирм. Зато у менее известных российских компаний эти лицензии были. Конфликт разрешил министр ­культуры, предложив Доминику Перро открыть свое российское бюро. Конкурс отменили. Андрей Кружилин, который к тому времени уже перессорился с половиной городских чиновников и получил выговор от властей не только за конфликт с Перро, но и за срыв реставрационных работ в Ораниенбауме, был отстранен от должности в феврале 2006 года. Но с резолюцией «неэффективное руководство крупными культурными стройками Петербурга» он был отправлен на еще более крупную стройку — нового стадиона «Зенит». На объекте, который должен был открыться, так же как и Мариинка, в 2008 году, сейчас полностью заверше­ны лишь земляные работы. Дирекция по строительству стадиона, которую возглавлял Кружилин, несколько месяцев назад прекратила свое существование. Связаться с Кружилиным не в состоянии даже его ассистенты.

Главгосэкспертиза

Но и после отставки Кружилина проблем у Перро не убавилось. Главгосэксперти­за предъявила к его проекту около 200 заме­чаний. (Теперь все официаль­ные лица говорят о 400 замечаниях, но никто из работавших с Перро с этой цифрой не согласен.) О том, что было дальше, Тамара Иванова-Исаева рассказывает так: «В январе 2007 года мы как раз работали над этими замечаниями, когда Министерство культуры объяви­ло, что проект Перро закрывается. Нам просто не дали возможности устранить замечания».

В феврале 2007 года Доминик Перро заявил, что «решение о расторжении контракта развеивает надежды российского архитектурного сообщества на то, что образцово проведенный конкурс мог повлиять на строительную практику России, сде­лав ее более прозрачной и профессиональной».

Без Перро

В «Северо-Западной дирекции», отвечающей за стройку, говорят, что новый купол выберут по результатам международ­ного конкурса, который должен пройти до Нового года. Замдиректора Николай Грибанов хотел бы, чтобы победил российский архитектор, предпочтительно питерский: «Западному специалисту сложно работать в нашем городе. Когда меня спрашивают про Мариинку Перро, я отвечаю: вам нравятся фиксы во рту? Вот мне лично не нравятся. Этот проект был для меня как фикса».

Показывая мне котлован, над которым когда-нибудь вырастет здание Перро, но под чужой крышей, Николай Грибанов широким жестом обводит 3 облупившихся дома в десяти метрах от стройки: «Предприятие «Геореконструкция-Фундаментпроект» отстранили от проектирования, и его директор Шашкин обидел­ся. Я хотел бы вам показать, за что его отстранили: во время инженерной подготовки объекта нужно было установить рабочие сваи, и эти дома получили осад­ку до 32 мм. Все ходили буквально на цыпочках. Шашкин как человек мне очень симпатичен. Но он не готов ­пред­ложить решение для такого серьезного масштабного проекта. Может быть, из-за молодости, из-за недостатка опыта».

Алексею Шашкину, гендиректору «Геореконструкция-Фундаментпроекта», 47 лет, 25 из них он профессионально занимается геотехникой, и он обижен: «Мы проектировали этот театр, и для меня загадка, как в дирекции могут ­говорить, что только один элемент ­изменяет­ся и этот элемент — купол? Ведь в театре нет такой детали, на которую бы он не повлиял».

Доминик Перро нанял Алексея Шашкина еще в 2003 году, для того чтобы его компания разработала предпроект театра. После того как в январе 2007 года Архитектурное бюро Перро в России было расформировано, именно Шашкин выиграл тендер и стал генподрядчиком. Но в начале весны 2007 года произошла осадка трех соседних домов, и дирекция расторгла контракт. Шашкин подал на нее в суд. Его иск был отклонен. А теперь дирекция сама предъявила Шашкину два иска на возмещение убытков в сумме порядка 70 млн рублей. Про иски сдержанный Алексей Шашкин сначала вообще отказывается говорить, но потом объясняет свою позицию, тщательно подбирая слова: «Если происходит осадка при устройстве тех свай, которые уже более 10 лет успешно эксплуатируются в Петербурге и не дают осадок, в этом кто виноват? Проектировщик или тот, кто вбивает эти сваи? У меня есть несколько заключений высших инстанций о том, что причина осадки в избыточном извлечении грунта при устройстве свай. Тем не менее представители дирекции продолжают повторять нелепости: от того, что проектировщики изобразили на чертеже сваи, произошли осадки».

Отказавшись от услуг бюро Перро и предприятия Шашкина, дирекция доверила генеральный подряд на проектирование фирме «КБ ВиПС», созданной два года назад и, как нарочно, оказавшейся единственным участником тендера.

Переход на личности

О Гергиеве и его роли в отстранении Перро все говорят туманно и вполголоса, но после общения с пятью участниками истории становится понятно, что директору Мариинки купол Перро не понравился практически сразу. Даже голосовать за проект на конкурсе он отправил своего технического директора. Людмила Лихачева считает, что две звезды не смогли договориться: «Гармонии в их отношениях не было с самого начала, ни один не захотел подчинить свою волю другому».

Перро описывает свои отношения с Гергиевым растерянно: «Клиент дол­жен быть по-настоящему ­заинтересован в проекте, гореть им, это совместная работа. А если качество архитектуры для него не важно, тогда ничего и не будет».

Расспросить самого Гергиева о том, почему так случилось и что будет с театром, не удалось: его нелюбовь к интервью и плотность графика гастролей помешали нам поговорить.

Почему?

На вопрос, почему отказались сначала от самого Перро, а потом фактически и от его проекта, у каждого участника событий своя версия. Замдиректора строительства Грибанов пеняет на невозможность найти подрядчика, готового построить купол Перро, и на сложность и дороговизну его эксплуатации: «Эксплуатационные расходы, как маэстро ­сказал, в общем равны бюджету театра по содержанию технического персона­ла. Конструкция очень сложная, лома­ная, и вот представьте: у нас то снег, то дождь, то плюс, то минус — это что, будет нарастать? Опасно, потому что перегруз таких конструкций приводит к катастрофам».

Сам Перро явно устал отвечать на этот вопрос. Даже по телефону чувствуется, как он раздражается: «Почему так произошло? Я не понимаю. Я строю гигантские проекты по всему миру, и со мной никогда ничего подобного не было. Все эти техничес­кие придирки — это же просто предлог, а реальная причина — политическая». Уже под конец интервью он вздыхает: «Норману Фостеру легче. У него в России заказчики частные, а у меня — государство».

Бывший генподрядчик Алексей Шашкин видит причину в том, что Перро не создал в России службу, которая помогла бы ему защитить проект перед Главгосэкспертизой: «Он думал, что эту функцию за него выполнит наш заказчик или субподрядчики, как в Европе. В России все наоборот: заказчик стремится переложить предписанные ему в законодательстве функции на генпроектировщика, которому приходится проводить все согласования. Доминик Перро нигде так не работал, и это было для него большим сюрпризом».

Тамара Иванова-Исаева говорит, что «долго не понимала, что имеют в виду французы, с которыми работала еще до проекта Перро, когда говорили, что у нас разная культура. А речь шла имен­но о культуре деловых отношений. Если на Западе люди о чем-то договариваются, то для них главное — понятие деловой порядочности, верности партнерству. А тут такое впечатление, что мы живем на другой планете. Как нам удобно, так все и переворачивается».

Самый прямолинейный ответ у Людмилы Лихачевой: «Этот проект отчасти сгубила жадность Перро. Ему много раз говорили прямым текстом, что нужно поделиться и нанять русских субподрядчиков. Очень много причин для неудачи и очень мало людей, сохранивших лицо. Кружилин всеми правдами и неправда­­ми стремился избавиться от неудобного Перро. Тот в ответ писал на него кляузы в самые высокие инстанции. Западные ­архитек­торы не готовы играть по нашим правилам, а мы не готовы свои правила менять. И договариваться мы будем еще не год и не два, а десятилетия».

«Пересвет Плаза»

место: Москва, Шарикопод-шипниковская улица

архитектор: Заха Хадид, Николай Лютомский

заказчик: «Доминион-М»

сроки: 2010

бюджет: $30 млн

Как и со всяким проектом, не учитывающим российские условия, с «блинчатым пирогом», слои которого сделаны из алюминиевых светоотражающих панелей, возникли сложности — архитектор не учла, что на горизонтальных плоскостях зимой скопится снег, который будет давить на конструкцию.

Стадион «Зенит»

место: Петербург, Крестовский остров

архитектор: Кисе Курокава

заказчик: администрация Петербурга

сроки: 2008

отклонения по срокам: 2010

бюджет: 23 млрд рублей

Согласование проекта Курокавы с заказчиками проходило непросто, но в 2007 году зодчий умер, и его творение дорабатывали местные архитекторы. Окончание работ перенесли на 2010 год, а бюджет проекта, финансируемый городом и ОАО «Газпром», вырос в 3,5 раза — с 6,6 млрд рублей до 23 млрд

Башня «Россия»

место: Москва, Краснопресненская набережная

архитектор: Норман Фостер

заказчик: мэрия Москвы, «СТ-Тауерс»

сроки: 2012

бюджет: $1,5 млрд

612-метровая башня на территории Москва-Сити должна стать самым высоким зданием в Европе. В ноябре 2008 года глава компании-застройщика, «СТ-Тауерс», Шалва Чигиринский заявил, что из-за финансовых сложностей строительство придется заморозить на неопределенный срок.

Общественно-деловой центр «Охта-центр», («Газпром-Сити»)

место: Петербург

архитектурное бюро: RMJM London Limited, Филипп Никандров

заказчик: ОАО «Газпром»

сроки: 2016

бюджет: $3 млрд

Проект возведения 396-метровой стеклянной «иглы» на Охте стал главным градостроительным скандалом эпохи правления Валентины Матвиенко. С наступлением кризиса появилась надежда, что на строительство махины у Газпрома просто не хватит средств

Башня «Исеть»

место: Екатеринбург, Екатеринбург-Сити

архитектор: Жан Пистр/Valode & Pistre

заказчик: ООО «Екатеринбург-Сити»

сроки: 2010

бюджет: $230 млн

Не успели строители начать рыть котлован под 47-этажную башню из двух сообщающихся цилиндров, как стройка была приостановлена Ростехнадзором — оказалось, что у заказчика нет необходимого разрешения на начало работ от городской администрации.

Новая Голландия

место: Петербург, остров Новая Голландия

архитектор: Норман Фостер

заказчик: ООО «СТ «Новая Голландия»»

сроки: 2010

отклонения по срокам: 2012

бюджет: $800 млн

Для сооружения Дворца фестивалей пришлось уничтожить ценные с исторической точки зрения опытный бассейн НИИ Крылова и лабораторию, в которой работал Менделеев. Почва на острове загрязнена нефтепродуктами, поэтому срок сдачи объекта перенесли