Крест Беслана

Фотография Валерия Щеколдина/Agency.Photographer.ru

В октябре 2004 года в бесланском Доме культуры собралось много мужчин. Глава администрации района, президент республики, епископ и священники, начальники и заместители. Решали, что делать с развалинами школы. Ставить ли мемориал, какой и когда. На собрании помимо мужчин были женщины. Матери Беслана — те самые женщины в черном, которые, как тени, появлялись во всех телерепортажах про Беслан и которых, кажется, трудно отличить друг от друга. Одна из них закричала, что школу надо снести. Что смотреть на нее невозможно. А затем и другие матери стали кричать. Кричала и Сусанна Дудиева, глава комитета «Матери Беслана». В школе у нее были 19-летняя дочь и 13-летний сын. Вернулась только дочь.

Балконы дома №39 по Школьному переулку, где живет Дудиева, выходят прямо на школу №1. По ночам, не находя себе места, Сусанна Дудиева и ее свояченица Рита Сидакова выходили на балкон и смотрели на разрушенную школу. На деревьях вокруг школы сидели вороны, тысячи ворон. Стоило только закашлять, как вороны взлетали, опускались в спортивный зал и начинали клевать.

В тот день в октябре все матери стали кричать, что школу надо снести. И мужчины стали говорить, что, наверное, это правильное решение. И тогда из толпы вышла худая высокая женщина. Это была Рита Сидакова. В школе у нее погибла единственная дочь, девяти лет. Рита встала и стала говорить. Она говорила долго о том, что сносить здание нельзя, пока идет расследование и пока не все дети похоронены и не все тела опознаны.

Той же осенью в Беслан приезжал президент Союза архитекторов России, после чего союз объявил конкурс на лучший мемориал на месте трагедии. В Москве жюри, состоявшее из архитекторов, представителей власти Беслана и двух матерей Беслана, выбрало три проекта. Первый проект предлагал сохранить спортивный зал в его нынешнем виде. Второй — построить на его месте православный храм. Третий — сохранить зал и по разные его стороны установить часовню и мечеть.

«Я приезжала в Москву, я была в жюри, — говорит Залина Таучелова, мать двух погибших дочерей. — Я сказала, что большинство матерей меня поддерживает и что мечети быть не должно». К весне 2006 года, когда рисунки архитекторов привезли в Беслан и вывесили в Доме культуры, с третьего проекта мечеть исчезла, а часовня превратилась в храм прямо на месте спортзала. Рисунки провисели три месяца, после чего все желающие жители Беслана собрались в Доме культуры и проголосовали за сооружение именно такого храма на месте спортзала.

С момента конкурса прошло почти два года, Беслан изменился. Это по-прежнему маленький город, состоящий в основном из одноэтажных кирпичных домов, улиц, по которым ходят коровы, мешающие редким машинам, нескольких продуктовых магазинов, мастерских по ремонту холодильников, пары кафе, администрации с бюстом Ленина во дворе и розового Дома культуры.

По правой стороне по дороге из аэропорта появилось новое кладбище. Ряды одинаковых красных гранитных могильных плит. На каждой — фотография, имя, дата рождения и одна и та же дата смерти. Рядом могилы двух братьев-близнецов — две плиты, две одинаковые фотографии, даже имена не сразу различишь, Аслан и Сослан Бероевы родились в один день, 20 сентября 1994 года, и умерли в один день, 3 сентября 2004-го.

У половины могил фотографии и надписи с западной стороны — это православные, у половины — с восточной, это мусульмане. У многих могил стоят бутылки с водой, фантой, спрайтом, кока-колой, в память о том, что детям три дня не давали воды и практически все были обезвожены и пили собственную мочу, пока способны были писать. Каждый день сюда приходят матери — женщины в черном, приносят цветы и протирают могилы. В Беслане очень пыльно, и через полдня могилы опять покрываются тонким серым слоем. Тем более кладбище все еще строится: у входа лежит груда гравия и песка, рабочие с утра до вечера обустраивают дорожки между могилами.

Дальше по той же стороне дороги к городу — огромный парк, над входом надпись: «Сбербанк России — детям Беслана. Детский спортивный городок». Внутри — альпинистские стенки, карусели, беговые дорожки и всевозможные кони и козлы. И ни одного ребенка. Всюду пыль.

В центре города, прямо у здания администрации, еще один подаренный городу детский парк, в нем среди запыленных каруселей стоит желто-красный надувной батут. И если идти от администрации через этот новый парк, то попадаешь прямо к школе. С двух сторон от разрушенного здания построены огромные современные школы, в которые при желании может поместиться весь город. Обе школы начали работать 1 сентября 2005 года, в годовщину захвата школы №1, которую невозможно не увидеть, выходя из одного из новых зданий.

Здание невероятных даже по московским меркам размеров школы №1 в Беслане полностью разрушено. Наружная стена на втором этаже отсутствует, в стенах спортзала и стоящих рядом тренажерного зала и столовой — дыры диаметром в метр.

По периметру школа обставлена венками свежих цветов от разных стран и организаций. Центральный вход заколочен. Войти можно через гигантские дыры в стене спортзала. С двух сторон от дверного проема спортивного зала из-под двух черных гранитных плит стекает вода. Этот водопад — тоже в память о том, что детям три дня не давали воды, — администрация района установила в сентябре 2005 года, к первой годовщине. В спортзале деревянный пол, обгоревшие шведские стенки и огромные венки из искусственных цветов. Здесь сгорело больше 300 человек. Стены во всю длину покрыты фотографиями, под которыми подписи: имена и годы рождения, из которых последний — 2002-й. Рядом с некоторыми фотографиями приклеены маленькие иконки или полумесяц. С двух сторон — баскетбольные кольца, под каждым — по мячу. Посреди зала стоит трехметровый деревянный крест, окруженный открытыми бутылками воды и цветами.

Это теперь тут все обжито, обустроено. Еще год назад здесь не было ни мячей, ни фотографий, ни креста — только бутылки с водой и цветы.

Через спортзал можно пройти в основное помещение школы, куда редко заходят люди. В кабинетах висят плакаты и портреты, валяется боксерская груша и унитаз, который, видимо, вылетел из туалета при взрыве. На стене надпись: «Россия — Родина. Осетия — Колыбель», окруженная следами осколков и снарядов. Где на стене висит покосившийся Пифагор, был, видимо, кабинет математики, где почерневшие Маяковский и Гоголь — литературы. Пол устлан тетрадками. На втором этаже, в кабинете, из которого выкидывали трупы расстрелянных мужчин, на полу — гора окурков и бутылок из-под водки. Это уже принесли живые.

После сентября 2004 года был полностью разобран только спортивный зал и очищено от трупов и крови все здание. Из школы КамАЗы ходили в карьер, где родственники потом находили одежду и части тел своих детей. Почему-то вывезли парты и стулья, а шкафы с книжками и реактивами, тетрадки и школьные доски остались на местах. Никто все это не трогает. Все ждут и спорят о том, что же будет с этим зданием. А пока обустраивают спортзал. Кто как считает нужным.

В ноябре 2004 года епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан повез матерей Беслана в паломническую поездку в Кисловодск и Минеральные Воды. После этого несколько женщин, в их числе и Залина Таучелова, стали собирать подписи в поддержку строительства храма. Выяснили, что в 1902 году рядом со школой стояла церковь Святого Георгия. Первая служба в ней состоялась 13 сентября по старому стилю, то есть 1 сентября по новому. Церковь разрушили в 30-е годы. «Мы посмотрели на план той церкви и поняли, что он идеально вписывается в спортзал», — говорит Залина Таучелова. Вместе с епископом женщины придумали, что это будет храм Новомучеников Российских, а стены его будут построены из кирпичей здания школы.

«Епископ Феофан — очень хороший и умный человек», — рассказывает Элла Кесаева, член комитета «Голос Беслана». В «Голос Беслана» вошли матери, отколовшиеся от «Матерей Беслана» после обращения некоторых «Матерей» к Григорию Грабовому, который обещал воскресить погибших детей. «Я сама под впечатлением от Феофана крестилась, — продолжает Кесаева. — Много кто крестился. Он нас очень много возил, очень много с нами разговаривал, агитировал в православие». До этого Элла, как и ее сестра Эмма, была пассивной мусульманкой. Ее сестра Эмма говорит, что теперь стала чаще ходить в мечеть и много разговаривать с муфтием.

Двоюродные сестры Элла Кесаева и Эмма Тагаева совсем не похожи друг на друга. Эмма — полная молчаливая женщина в черном платке, с внешностью, не отражающей ни возраста, ни каких-либо эмоций. Элла ходит в оранжевой футболке, с непокрытой коротко стриженной головой, и практически все время кричит.

Два года назад 12-летняя дочь бодрой Эллы Зарина и два сына полной Эммы — 13-летний Аслан и 16-летний Алан — пошли в школу вместе. Вместе с детьми пошел и муж Эммы Руслан. Всей семьей они держали рядом с домом пивной бар, работали в нем все вместе. Бар стоит с тех пор нетронутым, на стене — лицензии, все истекают в сентябре 2004 года.

«Я, когда узнала, что Руслан с ними, мне стало спокойно. Он такой здоровый был», — рассказывает полная Эмма. Руслана убили в первый же день. В момент захвата школы Эммы не было в городе и все, что она знает, она, как и другие матери, собирала месяцами по рассказам тех, кому удалось выйти из школы. Когда всех загнали в спортзал, Руслан стал по-осетински успокаивать людей. К нему подошел человек в маске, спросил, по-осетински ли он разговаривает, и выстрелил в затылок.

Алан, Аслан и Зарина сидели все три дня вместе. Алан сразу сказал Зарине, что когда начнется штурм, она должна бежать, бежать и не оглядываться. Зарина так и сделала. И вернулась домой. И Алан так сделал. В 4 часа дня 3 сентября Эмме позвонил одноклассник Алана и сказал, что Алан жив. Эмма искала сына по всем больницам, а потом одноклассник вспомнил, как все было. Они бежали. Алан остановился и сказал: «Я вернусь за Асланом». Одноклассник сказал ему: «Бежим, ты его не найдешь». Алан ответил: «Что я маме скажу?» — и повернул обратно. Алана нашли в морге целым. Тело Аслана было обугленным, правая рука отсутствовала.

Руку Аслана Эмма искала очень долго. «Перед моргом на целлофане выкладывали конечности, руки, ноги. Мы ходили и искали их руки. Такое было. Кто-то хватал тела чужих детей, путали со своими и хоронили их, а потом выкапывали, когда выяснялось, что это не их дети», — говорит Эмма.

«Я сама активно была за храм на месте спортзала», — рассказывает бодрая Элла. Она собирала подписи, уговаривала остальных. Но в какой-то момент почувствовала, что священники слишком яро смиряют ее. Закралось подозрение, что храм на месте спортзала предназначен не для того чтобы помнить о погибших, а для того чтобы забыть об убийцах. Элла решила, что строить на месте спортзала ничего нельзя. Что таким он должен остаться, пока не закончится расследование. А расследование, как считает Элла, не закончится никогда. «Почему школу не охраняла милиция? Почему машина ГИБДД, которая всегда тут стоит, куда-то уехала в этот день? Кто давал приказы стрелять из танков?» — Элла понимает, что вряд ли когда-нибудь найдет ответы на эти вопросы, но это теперь — вся ее жизнь. Когда она говорит о том, что узнать правду — это все, что у нее есть, кажется, что и ее ребенок там умер. Зарина жива.

«Мы очень долго не обращали внимания на Зарину, ну, жива и жива, искали Алана с Асланом, бегали, хоронили», — рассказывает Элла. А Зарина много рассказывала и рисовала, а потом перестала. А потом стала запирать индюшат в сарае, сделала игрушечный пистолет и играла в террористов. Зарина отказалась идти в тот, 2004 год, в шестой класс другой школы. А в сентябре 2005 года она пошла в подмосковный лицей «Кораллово» — лицей для детей жертв конфликтов и терактов, которым руководят родители Михаила Ходорковского.

Той весной, когда Элла перестала агитировать за строительство храма, епископ Феофан часто приезжал в Беслан. Он встречался с матерями, говорил о смирении и о том, что надо строить храм на крови. Однажды во время его выступления один из присутствующих, довольно крепкий осетинский турок с усами Сейфиль Доган, бросился на епископа с кулаками и криками, чтобы он «убирался вон со своей религией». Сейфиля вывели из комитета и попросили уйти. Он ушел.

28 июня 2006 года Залина Таучелова договорилась с епископом Феофаном, что он приедет освящать крест, который Залина заказала во Владикавказе за 5 тысяч рублей своих денег. Он позвал еще 15 священников, и получилась целая церемония, о которой, правда, в городе мало кто знал. Только для своих — активных сторонников храма. Посреди освящения в спортзал пришли Сусанна Дудиева и Рита Сидакова и стали говорить, что не надо ставить крест прямо в спортзале, что пусть поставят его хотя бы во дворе. Но долго спорить не стали, крест освятили и оставили стоять посреди спортзала.

Залина Таучелова живет в Москве. Она ходит дома в синем тренировочном костюме, и здесь, далеко от Беслана, совсем не похожа на остальных матерей. У нее даже волосы светлые. Двухкомнатную квартиру на станции «Аэропорт» ей купил «Билайн». Раньше она работала финансовым менеджером во Владикавказе, теперь ее перевели в Москву. Но все равно раз в две недели Залина ездит в Беслан. Во-первых, там мама. Во-вторых, дела по строительству храма на месте спортзала.

1 сентября 2004 года Залина не хотела пускать своих дочерей, 13-летнюю Светлану и 14-летнюю Ирину, в школу. Совсем недавно взорвались два самолета, а еще в этот день была годовщина смерти ее отца. Ирина была не против остаться, но младшая, Света, все утро ходила вокруг мамы и просила отпустить ее в школу. «Вот даже я в сад вышла, а Светка опять ко мне идет обниматься. Обнялись с ней, стоим, тут Ирка подошла, и мы так втроем обнялись и поцеловались. А тут мама моя идет, а она всех этих нежностей не любила», — вспоминает Залина. За пару дней до этого Залина пошла с дочками на рынок, и Света потребовала белые туфли. «Я ей говорю, зачем тебе белые туфли? Они на один сезон, поносишь — и они же сразу испачкаются. А она мне говорит: либо купи белые, либо никакие не покупай. По ним я Светины ноги и нашла». Залина рассказы вает, что всегда раньше думала, что старшая дочь Ира — очень сильная девочка: она была крупнее Светы, а оказалось — все наоборот. Света все три дня заботилась об Ире, которая все время теряла сознание. Ирино тело сохранилось полностью. От Светы Залина нашла только ноги, а верх еще долго не могла найти. Его прислали через месяц из Ростова, где принадлежность частей тела определяли по ДНК.

Залина рассказывает, что недавно в Беслан приехали солдаты из Чечни, пришли в спортзал, и один пьяный солдат поднял с земли баскетбольный мяч и стал бросать его в кольцо. А в другой раз, когда Залина пришла в школу, там посреди зала стоял бультерьер и не пускал ее. Еще туда коровы иногда заходят. «Ну сколько простоит эта школа так? Десять лет. А храм — это память на века. И как бы это ни звучало, это — место встречи с детьми».

На вопрос, почему на месте спортзала должен быть именно православный храм, Залина отвечает сразу: «Говорят, один из боевиков позвонил из школы своей маме, и она его благословила. Для меня не существует религии, в которой мать благословляет сына на убийство невинных детей. Значит, там может стоять только православный храм». Поэтому Залина на свои деньги заказала крест и организовала его освящение, о чем газеты сообщили только спустя несколько дней, 3 июля этого года.

Третьего числа каждого месяца Аннета Гадиева и ее муж Сейфиль Доган ездят на кладбище к могиле их девятилетней дочери Аланы, а потом в школу. Алана пошла в школу с мамой и годовалой сестрой Миленой. Сейфиль в этот день с 8 утра водил маршрутку Владикавказ-Беслан.

Сейфиль родился в турецком городе Измир в мусульманской осетинской семье. В один из приездов на родину он познакомился с Аннетой, забрал ее в Измир, женился, родилась Алана, и через год они все вместе вернулись в Осетию.

Алана интересовалась православием и в 2002 году уговорила маму тайно крестить ее и втайне от отца каждую неделю ходила в воскресную школу. Сейфиль узнал, возмутился, но потом успокоился. «Мама, я потеряла крестик», — сказала Алана, когда они втроем с Аннетой и Миленой сели в спортзале. «Ничего страшного, когда мы выйдем, я куплю тебе новый», — сказала Аннета, хоть и испугалась. На второй день, когда Руслан Аушев вывел 25 женщин с грудными детьми, вышла и Аннета Гадиева с годовалой Миленой. «Я просила, чтобы Алана понесла Милену, но мне не разрешили», — говорит Аннета. Через два дня она нашла Алану в морге, цепочка от крестика была обернута у нее вокруг руки.

Сейфиль, как и Аннета, состоял в комитете «Матери Беслана», но когда в его присутствии заходил разговор о том, что произошло и кто виноват, он вставал и уходил. А по утрам он уходил из дома, не говоря — куда. Аннете рассказывали, что он ходит в спортзал. И воет там.

3 июля этого года Сейфиль заехал в комитет «Матерей Беслана», который находится в 5 минутах ходьбы от школы. Там он встретил Сусанну Дудиеву. «Я Сейфилю сказала, чтобы он садился, — рассказывает Сусанна. — А в этот момент к нам зашел муфтий с какой-то женщиной».

Заместитель главного муфтия республики Аслан Илканов часто приезжает из Владикавказа в комитет матерей. «Мы чувствуем, что мы виноваты», — говорит муфтий. Маленький тихий человек с рыжей бородой и золотыми зубами. «Не то, что ислам несет жестокость, а то, что там были и мусульмане, — объясняет он. — Были и русские, и украинцы, но были и мусульмане. Поэтому я часто приезжаю, спрашиваю, как идут дела». Аслан Илканов не выступает против православного храма на месте трагедии: «Коран и Библия не имеют никаких противоречий». Когда спрашиваешь Илканова о том, не идет ли речь о строительстве мечети рядом со школой, он говорит, что недалеко от школы уже есть разрушенная мечеть. В советские времена там был молокозавод, а сейчас ее собираются восстанавливать. «А прямо рядом со школой мы даже и не говорим, все сейчас очень агрессивно настроены. Зачем раздражать?» Когда Аслан Илканов прочел в газете, что на месте трагедии поставили крест, он зашел в комитет матерей и сказал: «Ну что, значит, все-таки решили строить храм?». Тут, по словам Аслана Илканова, Сейфиль Доган стал кричать на него, чтобы он убирался отсюда со своей религией, что из-за этой религии все и произошло. «Он схватил меня за руку и выкинул из комнаты».

После этого Сейфиль Доган побежал в школу, где уже была его жена Аннета. «Я стояла в углу около фотографии Аланы и не очень поняла, что произошло», — рассказывает Аннета. Маленькая хрупкая женщина, в таком же черном платье и черном платке, как все, только платок у нее в желтый цветочек. «Он влетел в спортзал и толкнул крест. Сейфиль очень крепкий, и поэтому крест сразу сломался. Он толкнул его и выбежал. А я заплакала».

«У Аланы на столе стоит много икон. Он их никогда не трогал, — говорит Аннета. — Он мне и потом говорил, что, если бы он заранее знал, что крест поставили, он бы смирился, но так, тихо. Никто же из нас не знал».

Через два дня два незнакомых молодых человека избили Сейфиля Догана, когда он возвращался с работы. Били молча, ничего не говоря. А еще через два дня Сейфиль уехал в Турцию. А крест вернули на место, ввинтив его в деревянный пол намертво.

Мужчин в городе вообще не видно, с журналистами встречаются только женщины. Сусанна объясняет, что все жены сдерживают своих мужей, потому что те хотят взять оружие: «Вы представляете себе, что они чувствуют? Они не уберегли своих детей». Сусанна рассказывает, что все матери сидели, сложа руки, потому что верили людям в форме, которые просили им не мешать. И мужчины верили. Сусанна не против строительства храма, только не на месте спортзала. «Спортзал и есть наш храм, мы туда ходим и там молимся, — Сусанна рассказывает, что по ночам, втайне от жен, туда ходят мужчины. — Там, говорят, чего только не бывает, они начинают носиться, бросаться на стены, другие мужчины их держат. А кто-то стоит и курит одну за одной. Кто им разрешит курить в храме? А какое право у кого-то есть не разрешать им курить?»

«Мы не возбуждали никаких уголовных дел ни по факту сноса, ни по факту избиения, — говорит глава администрации Беслана Владимир Ходов. — Все же понятно и про тех, и про других. Кого тут наказывать?» Он сидит за большим круглым столом для переговоров и курит одну сигарету за другой.

У Владимира Ходова в школе погиб внук Владимир. Сразу после трагедии его позвал президент республики Александр Дзасохов и очень попросил стать главой администрации.

«Понимаете, тут у всех трагедия, все ее по-разному переживают. Я сразу понял, что меня эти матери съедят, и поэтому все, что касается принятия решений, я перевел на них, — говорит Владимир Ходов.— Я создал комиссию, в которую все желающие матери вошли, по распределению денег, которые сюда приходили, а вы себе не представляете, сколько сюда денег стало приходить».

Все, на что решился глава администрации, — это поставить у дверей спортзала водопад, по поводу которого никаких споров возникнуть не могло. Что касается храма, то, говорит Ходов, дело только за проектом, которого ждут из Москвы. «Мне все равно, я эту школу видеть не могу, хожу туда только с делегациями, — говорит Ходов. — Веры тут все равно никакой нет. Осетины же язычники все. Молились камням, Богу, крану, чтобы из него вода шла. А теперь вот этот спортзал — священный. Я в Бога не верю, я на этот зал смотреть не могу, мне все равно, что там будет. Но я не знаю, что здесь все будут делать без него».