Краткая история конца света

После того как вчера Госдума приняла во втором чтении закон об усыновлениях иностранными гражданами, журналист Андрей Лошак написал в своем фейсбуке: «Конец света наступил на два дня раньше. Я серьезно».

По этой логике, конец света в Кемеровской области наступил еще на несколько месяцев раньше — в июле этого года, когда местный совет народных депутатов черным по белому прописал в региональном законе: «Запретить на территории Кемеровской области усыновление детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, гражданами США». Пресса этого инцидента практически не заметила. Кемеровских депутатов никто не называл террористами. Хотя в позапрошлом году из Кемеровской области иностранцами были усыновлены 160 детей, большая часть, как это всегда бывает, американцами.

Для многих представительств американских агентств в России конец света тоже наступил не вчера. Он наступил для них в ноябре, после того как вступило в силу соглашение между Россией и Америкой о сотрудничестве в области усыновления. В этом документе под исполнительным органом теперь понимают непосредственно Госдепартамент США. То есть Россия хочет, чтобы решение по каждому усыновленному ребенку из России принимала чуть ли не Хиллари Клинтон лично. Как такую систему создать, пока не очень понятно. На сайте Службы гражданства и иммиграции США тогда появилась такая запись: «Служба постарается разъяснить информацию о новой процедуре подачи документов и о том, как новый процесс будет работать, как можно скорее и заранее — 1 марта 2013 года». С тех пор агентства заканчивают уже начатые дела, новых не начинают. Министра Лаврова, поставившего свою подпись под этим документом напротив подписи Хиллари Клинтон, террористом тоже не называли.

Я начала следить за темой усыновления 12 лет назад. В 2000 году Путин подписал Гаагскую конвенцию об иностранном усыновлении, я тогда только начала работать журналистом, почему-то мне это показалось интересным, и я впервые поехала в детский дом. Вообще-то, как раз тогда конец света должен был закончиться, но Россия эту конвенцию не ратифицирует вот уже 12 лет. Поэтому мы можем принимать какие угодно соглашения о детях-сиротах.

Каждый раз, когда начинается новый виток переговоров вокруг российско-американского усыновления, я ловлю себя на мысли, что больше всего это похоже на очередную стадию переговоров между Россией и Украиной по газу. Дети — один из немногих вопросов, где Россия может заламывать руки Америке как хочет. Этого сырья у нас тоже навалом.

Еще через пару лет я оказалась в доме ребенка для детей ВИЧ-инфицированных родителей. Дети лежали в высоких железных кроватях, а кровати стояли в воде. Батареи текли, а денег не было. Детей не брал никто и никогда — вдруг заразные? Я тогда пришла в редакцию и первым делом нашла опрос ВЦИОМа (тогда его еще прилично было цитировать), в котором говорилось, что около 80% россиян считают, что дети-сироты — это проблема государства, а не общества. Меня такое положение дел возмутило, и через год я удочерила ребенка.

Это был 2004 год. Рекордный год для американских усыновлений — почти 6 тысяч русских детей. В сумме с другими иностранными усыновлениями выходило больше, чем усыновляли русские. Других усыновителей я тогда не знала, так что я завела аккаунт на сайте 7ya.ru, и там, в конференции для приемных родителей, нашла таких же, как я, начинающих приемных родителей. По ощущениям, нас было человек пятнадцать.

Прошел еще год. В ЖЖ все время собирали памперсы — это называлось акцией «Сухая попа». Я куда-то писала, чтобы прислали мыло. Органы опеки разрешили публиковать детские фотографии, и мы постили их на всех доступных сайтах — «пиарили детей». Мы искали волонтеров-фотографов, чтобы они делали очень милые фотографии: так детей забирали охотней. В прессе и в блогах появилось слово «отказники» — разворачивалась общественная кампания помощи таким детям.  

В том году иностранцы усыновили почти 7 000 детей, из них больше 5 500 — американцы. Это уже было меньше, чем годом раньше: шли проверки иностранных агентств по усыновлению, многие лишились лицензий. Заговорили о запрете на независимое — самостоятельное, без помощи агентств — международное усыновление. Правозащитник Борис Альтшуллер, один из главных экспертов по проблемам детей-сирот, почти слово в слово говорил то, что он говорит во всех интервью последние дни: мол, плохое решение, ударит по детям.

Еще через год открылся сайт usynovite.ru. Федеральная база данных детей-сирот. Это важный момент. Последний крупный шаг, сделанный государством, а не обществом. С того же времени де-факто нет и независимых иностранных усыновлений — иностранцам, приезжающим с переводчиком, теперь отказывали под самыми разными предлогами. Де-юре независимые усыновления были отменены на несколько лет позже. Американцы усыновляли уже вдвое меньше, чем в 2004-м, — что-то около 3 000 детей. Из-за отмены независимых усыновлений и из-за того, что агентств стало меньше.

Потом было так. Оказалось, что мой ребенок — вовсе не единственный усыновленный ребенок, которого я знаю. Детей из того дома ребенка для детей ВИЧ-инфицированных родителей мы с волонтерами и журналистами раздали почти всех. На конференции 7ya.ru появились сотни новых ников — все оформляли документы. Волонтеры, частные компании, просто обычные люди стали отправлять в детские дома подарки — на Новый год и в День защиты детей. Газеты начали писать о Марии Терновской из 19-го дома ребенка, которая одной из первых в стране стала говорить о сопровождении семей с приемными детьми. О том, что, если родителям приемных детей помогать — деньгами, психологами, массажистами, педагогами, — детей будут разбирать лучше. Детей из 19-го раздали всех, в том числе тяжелых инвалидов. К Терновской приезжали учиться со всей страны. Каждому детскому дому, в который я приезжала, кто-то помогал. Везде были новые телевизоры и ремонт. «Волонтеры в помощь детям-сиротам» искали отказникам нянь и сиделок. Президент фонда Елена Альшанская одна из первых стала говорить: да им не нужны подарки, им нужна мама.

Я приехала еще раз в тот самый дом ребенка для детей ВИЧ-инфицированных родителей. Там я нашла свою дочь — и хотела посмотреть, что изменилось с тех пор. Я была рада, что детей там почти не осталось. Я думала, что теперь тем немногим, что все еще жили в доме ребенка, достанется больше внимания. Что их будут чаще брать на руки. И, может быть, не будут высаживать на горшок по расписанию. Но оказалось, что если детей становится меньше, то и ставки на персонал тоже сокращают. Финансирование приходит в детский дом за ребенком. Нет детей — нет государственных денег. Государственная система не подразумевает, что детей-сирот может не быть вообще. Она нацелена на самовоспроизводство. Тех, кто воспроизводству мешает, система уничтожает. В детском доме Терновской назначили нового директора. Конец света наступил еще раз.

Все эти годы в стране оставалось 120 000 детей-сирот, которые жили в огромных казармах. Больше ста из этих казарм относятся не к Министерству образования, а к Министерству социального обеспечения — это так называемые собесовские интернаты. Там нет уроков и игр — только кормежки и перемены памперсов. На госфинансирование, кстати, не жалуются: в прошлом году в детские дома и интернаты прислали компьютеры фирмы Apple. В том числе и в собесовские интернаты. Каждый год психолого-медико-педагогическая комиссия проверяет детей в сиротских учреждениях. По результатам проверки отправляя тысячи из них в коррекционные интернаты, интернаты для умственно отсталых, собесовские интернаты. Вопрос ребенку, который восемь лет из восьми провел в металлической клетке-кроватке, могут задать такой: «На какой свет нужно переходить дорогу?» Тысячи детей изымаются органами опеки из семей, которым можно было бы помочь. В американском усыновлении работают 34 агентства. Некоторые из них не провели ни одного усыновления за последние полтора года. После того как стало известно о смерти усыновленного из России ребенка в  2010 году, сотни дел были приостановлены, заморожены в судах. Довести процессы до конца удавалось очень немногим, родители и дети ждали. Пока, наконец, не дождались соглашения об усыновлении. После которого все окончательно застыло. В Америку теперь уезжает меньше тысячи детей в год.

Год назад на вручении премии Егора Гайдара телеведущий Владимир Познер посетовал правозащитнице Людмиле Алексеевой, что в России нет гражданского общества. Алексеева довольно изящно его срезала в том смысле, что гражданское общество — это не все общество, а только его часть. И что если Познер думает, что гражданское общество — это такое общество, которое берет на себя функции государства, то это, мягко говоря, совсем не так.

Цифры в опросах на тему, чья проблема — дети-сироты, сильно изменились: теперь больше 60% людей в России думают, что это проблема общества. Я тоже изменилась. Я больше не считаю, что эти дети — моя ответственность. Я для них все сделала. Удочерила, отвезла памперсы, разобралась, в чем их проблемы, и готова рассказать о них государству. Это и есть задача гражданского общества.

Нам с этими детьми бояться нечего. Наш конец света наступает каждый день уже много лет. Вчера его наконец заметили все остальные. А значит, завтра заметят и власти. Но для власти конец света дважды не наступает.