Красная планета

ЕЛЕНА КУДРЯВЦЕВА, позывной «Вихрь»

Шла четвертая минута полета. Алдан в кожаном шлеме, перчатках и защитных очках сидел у приборной доски. Космонавт-исследователь Чайка расположилась на заднем сиденье среди запасов провизии и баллонов с питьевой водой.

– По-моему, вся наша экспедиция – полный абсурд, – начала Чайка с деструктивной ноты. – Марс – это дыра, жопа мира.

– Вполне возможно, – согласилась я. – Ученые утверждают, что на Марсе довольно неуютно: средняя температура – минус 126 градусов Цельсия, атмосфера сильно разрежена и на 96 процентов состоит из углекислого газа. Космонавтам придется носить скафандры и кислородные шлемы.

– Никогда не носил скафандр! – обрадовался Алдан.

– По-моему, можно поворачивать обратно, – откликнулась Чайка. – Мы уже ответили на главный вопрос: жить на Марсе нельзя. Я не собираюсь всю жизнь ходить в противогазе.

– Не стоит отчаиваться. – Будучи командиром экспедиции, я решила пресечь упаднические настроения. – Я работала с документами. Человечество имеет четкий план терраформирования Марса. Кстати, «терра» означает «земля». Мы сделаем Марс землей, удобной для человека. Правда, пишут, что превратить холодную сухую планету в Землю-2 удастся примерно за 900 лет. Это много, но в нашей Солнечной системе выбирать особенно не из чего: остальные планеты либо слишком горячие, либо слишком далекие. Остается только Марс. Например, по плану руководителя российского марсианского проекта Леонида Алексеевича Горшкова из РКК «Энергия», после детального изучения марсианских пород первые космонавты займутся здесь строительством научного городка. Его придется зарывать в грунт, потому что планета бомбардируется астероидами и солнечной радиацией.

– Отлично! Я как раз взял саперную лопатку. Окопаемся, – заверил Алдан, включая дополнительные батареи. За бортом стремительно холодало. – Ваш энтузиазм, молодой человек, отвратителен, – поежилась Чайка. – От астероидов и радиации Марс спасет плотная атмосфера из СО2, – не унывала я. – Запасы этого газа в замороженном виде залегают на Южном полюсе планеты. Чтобы их испарить, нужно будет поднять температуру на пять градусов с помощью парникового эффекта. Спрятанные в грунте ученые будут изучать Марс и думать, каким способом лучше всего создать этот самый эффект. Способов, собственно, три. Их разрабатывали планетологи разных стран, а результаты были опубликованы в мировых научных журналах. Согласно первому методу, нужно столкнуть с Марсом астероид, богатый аммиаком. После взрыва аммиак будет висеть над планетой почти сто лет, давая ей возможность прогреваться. Для создания же толстого слоя аммиачной завесы нужно будет столкнуть с Марсом четыре астероида диаметром 180 километров. Между тем удар только одного по силе равен взрыву водородной бомбы. И это, по корректным объяснениям специалистов, может привести к последствиям, несовместимым с терраформированием планеты. Экипаж окончательно загрустил.

– Второй вариант – гигантские зеркала, которые с марсианской орбиты будут растапливать ледяную шапку полюса и высвобождать желаемый СО2, – продолжала я подбадривать коллектив. – Для эффективной работы диаметр зеркальной поверхности должен равняться ста километрам. Строительство подобных конструкций – вещь вполне реальная. При наличии средств зеркала может сделать консорциум «Космическая регата», созданный на базе РКК «Энергия». Третий же план наиболее доступен землянам: следует насытить Марс галоидоуглеродными газами, выхлопами, гарью и другими вредными испарениями. Для создания этого богатства придется построить несколько сот фабрик, производящих дым.

– А как мы будем жить посреди такого говна? – задала конструктивный вопрос Чайка.

– Мы будем ходить без скафандров, но в противогазах, – пришлось признать мне. – Жить поначалу придется в резервациях, покрытых защитными куполами. Но, судя по всему, через несколько десятилетий температура в тропических регионах Марса поднимется до нуля градусов, и тогда мы расселим бактерии и водоросли, которые начнут поглощать углекислый газ и выделять кислород. Через 900 лет красная планета превратится в зеленую. В нашем звездолете повисло молчание. Тихонько позвякивали приборы, навстречу летел густой туман. Я задумалась. План, рассчитанный на 900 лет, начинается с малого – с достижения планеты. До сегодняшнего дня с этой задачей справлялись только небольшие беспилотные аппараты. Пилотируемые полеты на Марс разрабатываются почти полвека, но до сих пор они не были реализованы. В нашей стране еще в 1959 году Сергей Павлович Королев дал задание специалистам ОКБ-1 приступить к подготовке полета на Марс. Разработали несколько проектов, но технически они были так сложны, что осуществить их стало возможно только сейчас. По словам генерального директора Российского авиационно-космического агентства Юрия Коптева, отсутствие денег является единственной причиной, из-за которой мы все еще не достигли красной планеты. У нашей экспедиции были деньги – по сто рублей командировочных в сутки на человека. Так что Марса мы достигли довольно просто: сели в звездолет Алдана, автомашину «Волга ГАЗ-21М», и отъехали 70 километров от столицы в Рузский район Московской области. Ведь здесь как раз и находится деревня с простым русским названием Марс. Мы подумали: перед тем как человечество терраформирует отдаленную планету, неплохо бы сделать пригодной для жизни людей хотя бы одну подмосковную деревню. Для удобства пусть она так и называется – Марс.

Шел снег. На часах было 23.39. Время в пути до Марса составило 2 часа 28 минут. Кутаясь в куртки, как в скафандры, мы выбрались из звездолета на разведку. Пробная вылазка увенчалась успехом. В полной темноте на окраине Марса мы обнаружили Моравский карьер. Я подумала: нормальный карьер, сюда вполне можно сбрасывать аммиачный метеорит. В темноте не очень было понятно, где строить с десяток фабрик, которые будут испускать ядовитые газы и едкий дым. Но скоро свет от гигантских зеркал, установленных на орбите, укажет нам правильный путь и обогреет многочисленные марсианские теплицы.

От этих мыслей мне стало легко и приятно. Здравствуй, Марс! Готовься к встрече с нами.

ЕВГЕНИЯ ПИЩИКОВА, позывной «Чайка»

В рамках экспедиции на Марс моими обязанностями были поиск следов цивилизации и культуры, контакт с местной властью, если она найдется, и прикладное обществоведение. Задача мне показалась ответственной, но несложной. Культуру нельзя не найти. Всегда есть хотя бы культура бактерий.

Экспедиция начала работу в обыденный промозглый денек. Поспав в космической от старости машине, мы двинулись вдоль околицы планеты. Нас вели следы, напоминавшие собачьи. Обязанности социолога заставили меня подсчитать количество домов – пятьдесят два. И тут же я позволю себе заметить, что большинство домов оказались аккуратными и зажиточными – чувствовалось крепкое щупальце рачительного хозяина. С одной стороны исследуемую территорию ограничивало русло реки Селявки (не могу не привести образец планетарного фольклора: «В реке Селявке одни сикелявки»), с другой – крупный канал. Мы, не сговариваясь, хором воскликнули: «Москва-река!» Ведь Марс – это космическая Венеция. Планета каналов. Поэтому первым культурным объектом оказался подвесной мост. Лем писал: «Нет неопознанных объектов – есть непознанные». В самом понятии «непознанный объект» слышится что-то стародевическое. Мы, конечно, прошли по мосту.

Безмолвие было нам наградой, и снег падал в черную воду. Мост был живым и ходил под ногами. Он входил с нами в контакт. Естественным ответом был скромный эмоциональный подъем. И вот что я подумала: «Если даже меня проняло, то что же Алдан с его чистой душой, распахнутой навстречу любому впечатлению?» Я подошла к этому поэтическому человеку. У него было задумчивое лицо. Он посмотрел на меня и тихо сказал: «В рюкзаке еще осталось сало».

В поисках цивилизации за время экспедиции я обнаружила несколько артефактов. Как-то: лимон, выращенный в кадке; марсианский йогурт – стаканчик с водкой «Содружество» (семь звезд) и со сроком годности до 17.03.03; банку с крапивным чаем; детскую варежку синего цвета, натянутую на электрическую лампочку на веранде (чтоб от холода не лопнула). Важный артефакт – алюминиевая фляжка, оставленная Алдану в подарок марсианином. Встреча с человеческим материалом, казалось бы, еще впереди... Но тут – событие, требующее научного осмысления.

Кавалер ордена Космического Ленина, экскаваторщик, у которого стратонавты из «Литературной газеты» брали пробу словесной руды еще в апреле 1961 года («Хорошо прописали, – говорит наш герой. – Я в своем карьере, как в кратере на луноходе, достаю щебенку якобы для строительства космического города и ковшом салютую Гагарину!»), оказался человеком-фантастом. Гаером Вселенной. Звезданув сто граммов, он заплакал и сказал: «Я, как связист, на пузе дополз до города Лиды. Хотите, фронтовую фляжку подарю?» Тут Алдан с его чистой душой, распахнутой навстречу любому впечатлению, задрожал, как трансформаторная будка, и сказал чистым высоким голосом: «Подарите, я ее на всю жизнь сохраню». «Сейчас, друг», – сказал человек-ковш и торжественно подарил Алдану фляжку с надписью «Красный выборжец, 1970 год».

То есть налицо зигзаг времени: человек в локальном сорок четвертом году полз до неведомого города Лиды с фляжкой выпуска локального семидесятого года. Разумеется, лишь на Марсе такое возможно... Тем более что впоследствии выяснилось, что наш герой – 1926 года рождения и связистом не был.

О боги, боги!

А автобусная остановка с двумя советскими покемонами (волком и зайцем) и корректной надписью «Ну, погоди!» – разве не артефакт? «Ну, погоди!» – это заповедь пассажира, но и заповедь космонавта тоже. Через годы и напластования голубой краски звучит на рыбьем космическом языке: «Не торопись, погоди...»

Попытки обнаружить своеобразную местную религию окончились неудачей. Удалось вычленить один символ и один обряд.

Символ – голубой солдат.

Коленопреклоненный и со знаменем. Это монумент, покрашенный красивой голубой краской, излюбленной на планете. Возле солдата собираются планетарные совещания. А обряд таков (позвольте привести оригинальную этнографическую запись): «Рассада три раза не всходила, потому что забыл, что семена нужно подержать во рту и чтобы высаживали их женские руки». Налицо вариант древнего культа, или, скажем, бытовой прарелигии. Это всегда образы воина и природы плодоносящей, а именно женщины. Племя, знамя, семя и вымя.

Мне в обязанности вменялось встретиться с людьми власти. Очевидно, человек, имеющий какую бы то ни было власть, не совсем человек. Он человеко-место, то есть скрещение живой и неживой природы. Плоти и абстракции, мяса и функции. Он киборг. На Марсе властные функции выполняет киборг Сивачев. Он ответственный за воду. Вот портрет: лицо глупое и хитрое одновременно. Такие лица в советском кино всегда были у подкулачников. Но на самом деле это и есть настоящее лицо познавшего власть селянина. Он никогда не посмотрит вам глаза в глаза, как равный на равного, но всегда сверху вниз и снизу вверх одновременно. Сивачев сказал: «Вот вы все выспрашиваете, а потом придете и обворуете».

Господь мой, что нужно космонавту от крестьянина? Только возможность выкинуться из приземлившегося снаряда на вспаханное поле и тяжело заплакать. Может быть, поля и надо распахивать (какое многозначное слово!) только для того, чтобы на них могли плакать космонавты.

Ответственный за воду марсианин Сивачев очень не любит пришельцев (в местной транскрипции – дачников). К лету он блокирует колонки, чтобы скитальцы случаем не напились. А, например, марсианин Яковлев, человек умный и милый, отчаянно не любит евреев. Меж тем я прочла недавно работу известного публициста-славянофила Рузаева, который отстаивает версию инопланетного происхождения иудейского племени. Может быть, марсиане думают, что к ним прилетели евреи?

Венцом цивилизационного исследования можно считать лингвистические раскопки: отчего Марс называется Марсом? Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Итак, Марс был коммуной, получил имя приблизительно в 1927 году. Виновники самоназвания – комсомолка Ксюша Токарева и латышский стрелок Цинне. Из холодного вселенского шума вычленяются их горячие слова. «Советские ученые, – якобы сказали эти великие люди, – недавно открыли красную планету. А мы – первая красная коммуна!» То было время невежества и умственного своеволия. В период отечественного живоглотства планета называлась колхозом им. Кагановича. Марс им. Кагановича... Вымысел определяет реальность. Есть такой термин: давление иллюзии на действительность.

Стоит ли обживать столь обжитое место?

Продолжаем исследование.

АЛЕКСАНДР РОХЛИН, позывной «Алдан»

Мне поручили вступить в контакт с марсианским населением и понять, что составляет их жизнь. Баба Шура Шпаковская, в девичестве Александра Аполлинарьевна Жуковская, сказала:

– Я вас слушаю. Этой женщине – девяносто два года. Она ходит с палочкой, горбится, вздыхает, но не выглядит ветхой. Она – патриарх Марса. Баба Шура помнит коммунаров и латыша Цинне. Она подарила жизнь шестерым детям, двенадцати внукам, одиннадцати правнукам и двум праправнучкам. Баба Шура кокетливо забрасывает ногу на ногу:

– Был ли мой муж покладистым? Станешь покладистым, когда в семье шестеро ртов. Михаил Терентьевич выпивал, но не злоупотреблял. В Москве торговал молоком... Он погиб в сорок втором году.

В тридцать лет Александра Шпаковская лишилась кормильца, осталась с шестью детьми и больше замуж не вышла. На ее глазах Марс был оккупирован космическими пришельцами, говорившими на немецком языке. В декабре сорок первого пришельцы гнали всю ее семью в плен. И кто-то советовал ей бросить детей в снег – уж лучше замерзнут, чем так... А в деревне Шпаликово баба Шура подошла к охраннику и сказала:

– Пан! Отпустите меня. Сгину ведь... Шевельнулось сердце захватчика, он отвернулся. Баба Шура сгребла ребятенков в охапку – и бегом. А на обратном пути видела, как в деревне Петрищево висела мученица Зоя Космодемьянская.

Больше баба Шура с Марса никуда не уезжала. Даже на могилу мужа. Даже за серебряной медалью ВДНХ, которой ее наградили как ударную осеменительницу.

– На Марсе плохих людей и не встречалось, – говорит она. – Откуда им взяться, если мы все родственники... Баба Шура поправляет гребень на седых волосах и вдруг восклицает:

– Ой! Пойду-ка я зубы одену для приличия!

А у дверей единственного марсианского продуктового магазина барражировало инопланетное чудище. Оно было небрито, тоскливо, одето в синий комбинезон и рабочие ботинки с белыми шнурками.

Увидев меня, чудище исторгло: «Никого!» – и постучало волосатым кулаком в дверь. В окне мелькнула тень. Загремел ключ.

– Сигарету выбрось! – крикнула молодая худенькая марсианка с усиками над верхней губой.

Чудище замычало.

– Чего желаем? – сердито бросила девушка.

– Портвешку... – Чудище порылось в карманах и извлекло целлофан с железными рублями.

– Вам тоже портвейн?

– Не надо, – ответил я. – Мне поговорить...

Девушка удивленно подняла глаза и заявила чудищу:

– Планируй отсюда. Видишь, человек поговорить зашел.

Чудище прижало бутылки к сердцу и улетело.

– Отчего такая грозность? – спросил я.

– Я не грозная, а серьезная, – нахмурившись, ответила девушка. – Здесь, на Марсе, по-другому нельзя... Рассусоливать – вредно. Это мамин принцип. Мне и сестре вообще на родителей повезло. Молодцы они, сознательно живут. К примеру, нас родили. Не с бухты-барахты, а подумав, взвесив, достигнув. Отец мой и пожарным был, и строителем, и лесничим. А мама в Москве до заведующей столовой доросла. Теперь – свое дело. Главное – спуску не давать. Ни себе, ни этим...

Девушка кивнула в сторону улетевшего чудища.

– С такими установками вы, наверное, и замуж не хотите? – осторожно спросил я.

– Почему это не хочу? – удивилась девушка. – Очень даже желаю. Но ведь это глупость – в семнадцать лет рожать. В голове не укладывается, как это можно... Надо же в человека превратиться.

– А как вы на Марсе в человека превращаетесь?

– Отучусь на юриста. Найду свое дело – и замуж, в семью... Детей обязательно. Главное – все правильно сделать, муж должен быть серьезным.

Девушка задумалась.

– Есть такой Саша Денисов. Он мне просто друг, но слов на ветер не бросает. Да, еще у него голубые глаза, как у меня... Что я вам растолковываю... Если не понимаете, что такое серьезный мужчина, значит, вам объяснять уже поздно!

– Мы еще не познакомились... – смутился я.

– Юлия Николаевна Романькова! И строгая марсианка протянула мне узкую и крепкую ладошку... Евгений Софронович Яковлев прикрикнул на пса Марса и сказал:

– Проходите, лестница узенькая, но крепкая.

В левом углу чердака на двух поперечных досках стоял гроб, укрытый шерстяным одеялом.

– Вот, – сказал Яковлев, – для себя заготовил, еловый. – Старик поднял одеяло. – Рядом второй гроб был, для Юлии Сильверстовны...

Глаза старика за лупатыми очками наполнились слезами.

– Она у меня располнела и в гроб не влазила. Тесно ей было... – Он деланно рассмеялся и задернул одеяло. – Теперь вот меня дожидается, родная...

– Сколько вы прожили?

– Пятьдесят шесть лет и сто восемь дней с того часа, как поженились на молдавской станции Унгены... На войну я не попал, призвали в армию железную дорогу восстанавливать. Немец драпал, за собой шпалы плугом вспахивал. Юлю я встретил в Западной Лиде. Она тоже шпалы таскала. А если бы на фронт? Не свиделись бы... – Старик достал из кармана платок и промокнул синие глаза. – У нас в поезде семейные теплушки имелись. А свадьбу играли... Вино носил мужичок из гагаузов... Одноногий, культи разной длины... Бидончики вешал на детское коромысло. Говорил, что вино его счастливое, кто выпьет – век не разлучится. И не разлучились. А жена у меня своенравная... – Евгений Софронович распахнул дверь в комнату с игрушечным балконом. – Сюда мы сбегали от детей... Вот она, Юлия Сильверстовна! – Он протер ладонью старое фото над кроватью. У Юлии Сильверстовны Яковлевой были пронзительные глаза в острых стрелочках морщин, тонкие злые губы и нос, похожий на отточенный простой карандаш.

– Я много лет пытался получить вино как у гагаузского инвалида. – сказал Яковлев. – Мы иногда ссорились. Но я всегда уступал. Всегда! И вот она умерла. А на следующий год вино получилось! И я пью по рюмочке, когда совсем плохо... Уж помереть бы мне... С яковлевского балкончика виден весь Марс. Лес, сады, колодцы и брошенные остовы древних звездолетов АЗЛК. Старик закрыл чердак и сказал:

– Попробуйте моего вина. Обязательно! Он принес рюмки и вино в молочном кувшинчике.

– Главное, чтобы вы уступали своим суженым, – горячился Евгений Софронович. – Зажмите обиду и гоните ее вон из сердца. Чтобы душа была как чистый дом! И проживете вместе до смерти.

Старик заплакал, поцеловал Чайке руку, а девушку Вихрь обнял и уткнулся губами в ее волосы.

Вино было сладким и терпким. Оно пахло неведомым марсианским виноградом, как пустой флакончик из-под духов – женщиной, которая пользовалась им очень и очень долго.

Одинокий марсианин был, в сущности, счастливейшим стариком. Встретил женщину с колючими и недобрыми глазами и сохранил нежность к ней на пятьдесят шесть лет. Как ему удалось? Это и есть секрет Марса. Марсиане в отличие от нас умеют хранить верность и любить. И для этого им не нужно открывать других планет.

ОТЧЕТ ЭКСПЕДИЦИИ
Вихрь: «Марс можно сделать Землей».
Алдан: «Марс можно сделать Землей. Но не нужно».
Чайка: «Марс – это и есть Земля».

P.S. Особое мнение Алдана: «Пищикова – не чайка. Она храпит, как дудук». P.P.S. Особое мнение Чайки: «В таком возрасте нельзя быть столь наивным».

ФОТОГРАФИИ бортмеханика экспедиции АЛЕКСЕЯ МАКАРОВА (позывной «Гвидон»)