Кран брата

Я никогда не видел раньше, как строят дома по ночам. По крайней мере, не обращал внимания. В конце июля в Леонтьевском переулке, напротив ТАССа, я видел, как строители в два часа ночи водружали кран. Один кран поднимал вверх части другого, более высокого крана. Краны – очень живые и красивые машины, а на фоне звездного неба, при свете полной луны их движения гипнотизировали. Зрелище было торжественное и неспешное – будто роды исполинского жирафа. Краны стонали, заунывно выли, переходили на фальцет, превышая все возможные нормы шума. Странным образом это зрелище меня как-то дико разозлило. Внутри проснулась неврастеничная тетушка-активистка из инициативной группы жильцов соседнего дома и начала грозно размахивать руками. Это было очень неожиданное чувство. Весь этот строительный беспредел всегда раздражал, но в ту ночь он самым бесцеремонным образом ворвался на мою частную территорию, и я его впервые почувствовал кожей, на каком-то физиологическом уровне. Не то чтобы эти краны мне сильно мешали. Мой дом стоит в двух кварталах от них, и когда звуки стройки долетают до моих окон, они уже вполне безвредны. Раздражало другое. Эти красивые и наглые краны всем своим видом говорили: да, здесь действительно все устроено не по-человечески и никто не играет по правилам.

Я зачем-то остановился и стал смотреть на кран. Неподалеку, задрав голову, стоял высокий мужчина. При вспышках сварочного аппарата я вдруг обнаружил, что это мой младший двоюродный брат. Я не видел его года два. Мы рассмеялись, обнялись и закурили по сигарете. Оказалось, что теперь мы соседи. Мой брат – прораб на этой стройке. И это было очень приятно – знать, что твой брат строит дома, что у твоего младшего брата в подчинение эти красивые краны и мускулистые мужики. Он рассказывал о работе ночью. Что это совсем не проблема. Что это дом находится в ведении жены мэра Елены Батуриной и поэтому никакие проверки, никакие органы не страшны.

Я слушал и понимал, что мой брат и я находимся по разные линии фронта. И это какая-то дурацкая, почти невозможная линия фронта – но при этом она точно есть. Еще год назад эта линия фронта существовала разве что в неразборчивом бормотании краеведов, в головах все тех же неуемных тетушек-активисток и в бюджетах кандидатов на пост мэра Москвы. Еще год назад только пять процентов взрослых москвичей серьезно беспокоила проблема застройки центра. За этот год ситуация изменилась самым категорическим образом. Бои ведутся чуть ли не на каждой улице. Сводки с фронта обновляются каждую неделю. В жизнь вошли совершенно чуждые вещи – сборы подписей, пикеты, акции протеста и открытые письма. И от этого уже не возможно отмахиваться. И потом ты видишь эти стонущие краны ночью. И они говорят, что это действительно кровавый беспредел, что все не по понятиям и что так нечестно. И потом ты стоишь с братом. Он хоть и младший, но выше на голову. И ты закидываешь ему руку на плечо, и он улыбается. И это гораздо важнее, чем все вместе взятые краны.

По ночам я часто прохожу мимо дома, который строит мой брат. За полтора месяца дом сильно вырос – похоже, они успеют уложиться к зиме. По ночам мой брат продолжает довольно оглушительно работать. Я замечал на здании его силуэт, но так ни разу и не окрикнул. Потому что все так глупо у нас устроено.